– Я тоскую по тебе. Никакого ответа. Он вздохнул, убрал телефон и снова завел мотор. Безрадостная поездка домой. В супермаркете в Петерхеде было не очень многолюдно: половина шестого, суббота. Ему действительно повезло. Это значило, что вокруг не окажется слишком много людей, которые будут глазеть, как он, хромая, переходит от одной стойки к другой в отделе дешевой одежды. Поймал свое отражение в зеркале на колонне. Наивно думать, что при таком-то виде можно спокойно ходить по магазину. Его кагул, хоть и вывернут наизнанку, покрыт следами множества грехов и кровавыми пятнами. На самом деле охрана супермаркета, имей они хоть какое-то присутствие разума, не должна спускать с него глаз. Но нет. С тем же успехом можно нести плакат с надписью «Я ворую с открытых прилавков бекон и сыр». Он бросил в тележку пару джинсов к черной футболке, синей толстовке с капюшоном, черным носкам и серым кроссовкам, уже лежавшим там. Затем дошаркал до аптечной секции, взял две упаковки болеутоляющего, стопку пластинок водонепроницаемого пластыря и эластичную повязку. Этого должно хватить. Уф, все-таки заметили. Здоровый парень средних лет в черном джемпере с вырезом мыском и при галстуке проводил его до касс. Так, на всякий случай. Тюремная надзирательница, державшая дверь открытой, скривилась, наблюдая, как Логан, хромая, входит в комнату для допросов. – Ты уверен, что не хочешь показаться врачу? Логан шумно выдохнул, выдвигая стул. – Да нет, все нормально, я в порядке. Комната была безликой. Серый пол, серые стены, серый стол, серые стулья. В углу на стене глазок камеры наблюдения. – Да, но… – Она указала на его лицо. – Возле паба была драка, а я мимо шел. – Он попытался улыбнуться. – Видела бы ты того парня. В данный момент останки того парня продвигались по свиному кишечнику. Так что ему, Логану, и вправду повезло. – Ну ладно. Хорошо. Если ты уверен, – кивнула Нэнси, они были знакомы три тысячи лет. – Пойду за мистером Уоллесом. Как только надзирательница ушла, Логан вытащил из блистера еще пару таблеток нурофена и проглотил их, не запивая водой. К черту рекомендованную суточную дозировку. Сунул блистер в карман новой толстовки. Переодеваться в тесном «фиате» было нелегко, но сейчас он, по крайней мере, меньше походил на нарика. С кагулом он расстался, запихнув его в контейнер для мусора где-то между Петерхедом и Банфом. С этим ладно, а вот боль… Несмотря на таблетки, она по-прежнему грызла тело. И каждый раз, стоило ему пошевелиться, волоски под пластырем на животе натягивались. Помимо этого, все остальное было просто дерьмово. Прошло не больше пяти минут, прежде чем Нэнси вернулась с Джеком Уоллесом. Он выглядел маленьким и тощим, красная толстовка и серые шорты почти болтались на нем. Челка зачесана вперед, бородка выглядела козлиной. Вероятно, не так-то просто получить средства для ухода в тюрьме ее величества. Нэнси представила их: – Джек, это сержант Макрей, он здесь для того, чтобы поговорить с тобой по поводу твоего заявления. Ваш разговор не будет записываться, и ты отказался от присутствия адвоката. Все верно? Уоллес кивнул, и кожа под его подбородком собралась в складки. – Тогда все в порядке. Сержант Макрей, если я вам понадоблюсь, я буду за дверью. – Благодарю вас. – Логан дождался, пока дверь за Нэнси закроется, и снова опустился на стул. Ну почему нельзя найти такое положение, в котором он не чувствовал бы боли? Пауза. Ладно, это был старый и дешевый трюк, но он сработал. Рано или поздно, человек сидящий по другую сторону стола в комнате для допросов, должен… – Я этого не делал. – Уоллес подался вперед, сцепив пальцы рук. – Я не знаю, почему она утверждает, что я виновен, но я этого не делал. Я говорю о детях. – Он вздрогнул. – Это же просто ужасно, ужасно… Рот Логана был закрыт. – Я этого не понимаю. Я ни за что и никогда не обижу ребенка. Никогда. – Он засопел, затем вытер глаза рукавом толстовки. – Мне здесь не место. Вы не представляете, среди каких людей я нахожусь – педофилы, насильники, люди, которые трахают овец… Это же не люди, это накипь… – Его нижняя губа затряслась, и он втянул ее в рот. – Я не должен здесь находиться. Кто-то, насвистывая, прошел по коридору. – Это все старший инспектор Стил. – Он произнес ее имя так, словно оно отдавало кислотой. – Эта баба подставила меня. Украла мой ноутбук, загрузила в него всю эту мерзость, а потом меня арестовали. – Он схватился за голову. – Эта Стил… Она уже столько лет имеет на меня зуб. И вот ей пришло в голову подшутить надо мной. Но ведь это же моя жизнь! – Почему? Уоллес поднял на него глаза. – Что? – Почему она сделала все это? – Да не знаю я! – Он снова протер рукавом глаза. – Если б знал, я бы вам сказал, но я не знаю. Я никогда ничего такого не делал. Не делал. Логан склонил голову набок. – А что вы скажете насчет Клаудии Бородитски? Уоллес отреагировал так, словно его ударили. Откинулся на спинку стула, сморгнул выступившие слезы. – Я никогда до нее не дотрагивался. Никогда. Вы спросите у нее – это все ложь. Она ведь забрала заявление. – Он ткнул тонким пальцем в столешницу. – Это я должен был подать на нее в суд. Привлечь за ложные обвинения. В данном случае жертвой являюсь я. Да, это так. – Это не справедливо. – Он потянулся через стол. – Я никого не насиловал, и я не загружал детское порно в свой компьютер. Клянусь могилой матери, эта морщинистая старая сука подставила меня. Вот так-то, вспышка настоящего Джека Уоллеса: агрессивного, ненавидящего женщин, взбешенного и страдающего поддонка, приверженца гендерной дискриминации. Лгуна и проныры. Пытающего снова избежать правосудия. Ну уж нет, только не сейчас. Логан встал. – Мы закончили. 31 Логан расстелил на столе «Абердинер Экземинер» и выложил на газету пистолет. Сделал еще один глоток «Балвени», подержал во рту, дождавшись, когда приятная горечь подействует на затекшие десны и язык. Голубые нитриловые перчатки поскрипывали, соприкасаясь с металлом, когда он разбирал эту штучку, чтобы почистить. Он сделал всего три пробных выстрела, но ствол и внутри, и снаружи был покрыт налетом копоти. От двери донесся слабый, чуть слышный звук, и маленькое пушистое тельце закрутилось между его лодыжек. Он наклонился, чтобы погладить котику ушки, но остановился. Перчатки. Вряд ли Ктулху понравится. – Прости, малыш. Папа сейчас очень занят. Глаз уперся в газету. Ну да, в тему. Очерк о школьниках, обнаруживших тело бездомного человека в пруду. Заголовок: «Травмирующее для психики испытание». Фотография мальчишек— улыбаются во весь рот. Таких травмируешь, как же… Логан отвел затвор и вернул на место. Все в порядке. При условии, что у него хватит решимости спустить курок. Застрелить человека, должно быть легче, чем забить до смерти ритуальным камнем. Должно быть… Вот и узнает. Его руки дрожали, когда он укладывал пистолет обратно в ящик. Он снял перчатки и положил в пустой мешок. По законам жанра, их надо облить отбеливателем и бросить в контейнер для собачьих экскрементов где-нибудь подальше от дома. В общем, туда, где никому не придет в голову искать. Нагнулся, шепотом выругался – боль, – взял Ктулху и прижал теплое подрагивающее тельце к груди. – А сегодня папочка кого-то убил… Почему-то в книгах и фильмах подобные ситуации преподносятся по-другому. Герой подвергается нападению, убивает злодея, отпускает по этому случаю веселую шуточку, и дальше всё идет своим чередом. Те, кому пришлось убить кого-то, никогда не выглядят так, словно у них прорезали дыру в грудной клетке и заполнили ее замороженным гравием. Он поцеловал Ктулху в лобик. – Сейчас дам тебе что-нибудь покушать.