Чем сейчас и занимается Гидеон, одержимый демоном Лжи. Во время последней стычки с охотниками воина поймали и жестоко пытали, чтобы выудить информацию, которую, впрочем, он так и не раскрыл. В отместку охотники отсекли ему обе руки. Гидеон все еще прикован к постели, постепенно становясь для всех большой занозой в заднице. — Интересная мысль, — сказал Торин. В этот момент из спальни Аэрона раздался женский крик. Аэрон замер на месте, а Торин оттолкнулся от стены и выпрямился. Когда крик раздался снова, оба уже бежали к комнате, хотя Торин значительно отставал. Рывком распахнув дверь, Аэрон первым ворвался в спальню. Оливия по-прежнему лежала на животе, но теперь металась по кровати. Ее веки были смежены, а под глазами, помимо отбрасываемых ресницами теней, появились синяки. Спутанные темные волосы рассыпались по плечам. Ее платье, очевидно, само себя вычистило, и следы крови почти исчезли. Однако на том месте, где могли бы начать расти крылья, появились два новых ярко-красных пятна. Оливию терзали демоны. Она чувствовала, как их клыки впиваются в кожу, жалят, рвут тело на части. Ощущала покрывавшую их чешуйчатые тела липкую слизь и обжигающее смрадное дыхание. Слышала ликующий смех, от которого ее мутило. — Смотри-ка, что я нашел, — захихикал один. — Красивый ангелочек свалился прямо к нам в руки, — фыркнул другой. В воздухе витали хлопья серы и трухи, а ноздри, когда Оливия попыталась вдохнуть, заполнило зловоние. Ее только что низвергли с небес. Облака расступились у нее под ногами, и она полетела вниз… вниз, в неизвестность, отчаянно молотя руками и ногами, пытаясь за что-то зацепиться, как-то замедлить падение… Потом наконец увидела землю, но и та разверзлась, и адское пламя поглотило ее целиком. — Это ангел-воитель. У нее золотые крылья. — Уже нет. Ее потянули за крылья с удвоенной жестокостью. Оливия пиналась, билась и даже кусалась, пытаясь вырваться, чтобы убежать и спрятаться, но ее усилия пропали даром — демонов было слишком много, да и неровная каменистая местность была ей незнакома, так что вряд ли она сумела бы скрыться. Сухожилия крыльев начали рваться, и обжигающая боль охватила все ее существо, поглощая сознание, пока в голове не осталась одна-единственная мысль: лучше умереть, только бы эти пытки прекратились. «Пожалуйста. Дайте мне умереть». Перед глазами закружились звезды, и это было единственное, что она еще могла видеть. Все остальное погрузилось во тьму. Тьма — это хорошо, это желанно! Но вокруг по-прежнему звучал смех, и ее продолжали тянуть за крылья. У Оливии закружилась голова, желудок скрутила тошнота. Почему она не умерла? Затем одно из крыльев отделилось от тела, и Оливия закричала от сильнейшей боли, переросшей в настоящую агонию. Даже смерть не прекратит этих страданий, и они будут преследовать Оливию и в загробной жизни. За первым быстро последовало второе крыло, и она все кричала, кричала и кричала. Клыки разрывали ее одежду, сильнее повреждая кожу, впиваясь в свежие раны на спине. Наконец ее вырвало райскими фруктами, которые она ела этим утром. — Теперь ты уже не такая миленькая, как раньше, а, воительница? Чьи-то руки стиснули ее, касаясь там, где никто прежде не касался. Слезы катились по ее щекам, пока она, беспомощная, лежала на земле. Вот и все. Теперь она точно умрет. Наконец-то. Потом сквозь окружающее ее море тьмы пробилась мысль: она отказалась от своей прекрасной жизни только для того, чтобы умереть в аду, так и не узнав настоящей радости и не побывав в объятиях Аэрона. Нет. Нет! «Ты сильная. Борись же!» Да. Да! Она сильная. Она будет бороться. Она будет… — Оливия! Хорошо знакомый суровый голос проник в сознание, мгновенно вытеснив ненавистные воспоминания, боль и скорбь. Оставив лишь решимость. — Оливия, проснись! С некоторым облегчением она осознала, что это всего-навсего кошмарный сон. Людям довольно часто снятся страшные сны. Но нет, этот кошмар — не просто видение, а напоминание о времени, проведенном в аду. Оливия поняла, что все еще мечется по кровати. Спина горит огнем, покрытое синяками тело болит, мышцы сводит судорогой. Она с трудом разлепила веки, заставляя себя успокоиться. Она задыхается, вжатая в матрас грудь быстро поднимается и опадает, а воздух обжигает ноздри и горло, будто туда попадает кислота. От струящегося по коже пота платье намокло и прилипло к телу. Благословенное оцепенение, ощущаемое ею раньше, полностью исчезло, и теперь чувства обострились до предела. Смерть, пожалуй, стала бы лучшим выходом. Аэрон снова сидит возле кровати на корточках и смотрит на нее. Еще один мужчина — Оливия вспомнила, что его зовут Торин, — стоит позади Аэрона и смотрит на нее безумными зелеными глазами. «Демон», — подумала Оливия. Торин демон. Как и те, кто вырвал ей крылья. Кто дотрагивался до ее тела и мучил ее. Пронзительный крик вырвался из ее больного горла. Ей нужен Аэрон, только Аэрон, потому что остальным она не доверяет. Не хочет, чтобы кто-то другой видел ее сейчас. Особенно демон. То, что сам Аэрон одержим демоном Ярости, ничего не меняет. Для нее он остается просто Аэроном. Но все, о чем Оливия сейчас могла думать, глядя на Торина, — это чешуйчатые лапы, щиплющие ее соски и проникающие между ног. Страшно представить, что натворили бы эти лапы, не начни она сопротивляться. Сопротивляться! Вот именно! Оливия попыталась пнуть Торина, но проклятая нога бессильно упала на кровать — мышцы слишком напряжены и отказываются нормально функционировать. Она совершенно беспомощна. Опять. Всхлип смешался с криком, горло сдавило, и Оливия попыталась встать с кровати и броситься в объятия Аэрону, но слабое тело по-прежнему отказывалось повиноваться. — Пусть он уйдет, пусть уйдет, пусть уйдет, — снова и снова выкрикивала она, зарывшись лицом в подушку. Ей было больно даже смотреть на второго Владыку. Она сразу поняла, кто он, но не знала его так хорошо, как Аэрона. И не хотела его, как Аэрона. Аэрона, который может помочь ей, как каждую ночь помогает своему другу Парису. Аэрона, который может защитить ее, как защищал свою маленькую Легион. Аэрона, который одним своим свирепым видом отпугнул ее ночные кошмары. Сильные руки легли ей на плечи и удерживали, не давая снова начать метаться по постели. — Ш-ш-ш, тише. Тише. Успокойся, а то поранишься еще больше. — Что происходит? — спросил Торин. — Могу я чем-нибудь помочь? Нет. Нет-нет-нет. Демон все еще здесь. — Пусть он уйдет! Заставь его уйти. Сейчас же! Немедленно! — Я не причиню тебе вреда, ангел, — мягко сказал Торин. — Я здесь, чтобы… Клокочущая внутри Оливии истерика грозила вот-вот вырваться на свободу, целиком поглотить ее разум. — Пусть он уйдет! Пожалуйста, Аэрон, пусть он уйдет! Пожалуйста! Низкий рык вырвался из горла Аэрона. — Проклятье, Торин, выметайся отсюда к чертям собачьим. Она не успокоится, пока ты здесь. Послышался тяжелый вздох, в котором звучала печаль, затем, слава богу, раздался звук удаляющихся шагов. — Постой, — окликнул Торина Аэрон, и Оливии снова захотелось закричать. — Телепортировался ли Люсьен на днях в Штаты, как планировал, чтобы купить тайленол для женщин? — Насколько мне известно, да, — ответил Торин. «Они еще и беседуют? Сейчас?» — Пусть он уйдет! — завопила Оливия. — Принеси мне несколько таблеток! — проревел Аэрон, перекрикивая ее. Дверь со скрипом отворилась. Наконец-то демон уходит — но он вернется с человеческим лекарством. Оливия захныкала. Она не в состоянии пережить это еще раз. Она и так едва не умерла от страха. — Просто забрось пузырек в комнату, — добавил Аэрон, будто прочтя ее мысли. «Благодарю тебя, милостивый Бог на небесах». Дверь со щелчком закрылась, и Оливия с облегчением откинулась на матрас. — Он ушел, — мягко сказал Аэрон. — Теперь здесь только ты и я. Она так сильно дрожала, что кровать под ней тряслась. — Не покидай меня. Пожалуйста, только не покидай меня. Своей мольбой Оливия лишний раз показывала, насколько слаба, но ей было все равно. Она нуждается в Аэроне. Он пригладил влажную от пота прядь волос у нее на виске. Его прикосновение оказалось таким же мягким, как и голос. Аэрон, которого она знает, не стал бы говорить с ней так ласково и дотрагиваться до нее с такой нежностью. В эту перемену почти невозможно поверить. Почему же он изменился? Почему обращается с ней так же, как со своими друзьями, хотя она, по сути, для него чужая? — Раньше ты просила, чтобы я тебя обнял, — сказал он. — Ты по-прежнему этого хочешь? — Да. О да. Не важно, в чем причина подобной смены настроения. Сейчас он здесь и собирается дать ей то, о чем она так долго мечтала. Медленно и осторожно, стараясь не толкнуть, Аэрон сел на постель, а потом лег рядом. Оливия пододвинулась к нему так, чтобы положить голову на его сильное горячее плечо. Это движение причинило ей боль и отняло последние силы, но быть рядом с ним и наконец коснуться его… оно того стоило. Ведь именно за этим она сюда и пришла. Аэрон положил руку ей на поясницу, стараясь не задеть раны на спине. — Почему ты не исцеляешься, Оливия? — спросил он, касаясь теплым дыханием ее лба. Ей нравилось, как Аэрон произносит ее имя, — и как молитву, и как мольбу одновременно. — Я же тебе сказала, меня изгнали с небес. Теперь я полностью человек. — Полностью человек, — повторил он, напрягшись. — Нет, такого ты мне не говорила. Я бы тогда принес тебе лекарство гораздо раньше. В голосе его звучала вина. Вина и страх. Оливия не поняла, что его испугало, но была слишком измотана, чтобы спрашивать. А затем и вовсе забыла об этом, когда в центре комнаты засиял янтарный свет, разрастаясь, становясь все больше… и больше… сверкая так ярко, что ей пришлось зажмуриться. Из сияния материализовалась фигура крупного мускулистого мужчины в белом одеянии, очень похожем на ее собственное. Затем стали видны светлые волосы, ниспадающие на могучие плечи. При виде глаз цвета жидкого оникса и бледной кожи Оливия ощутила легкий укол вины. Последними появились сверкающие крылья из чистого золота.