– Мистера Мауата навестил Рубен… Он и сейчас там. Впереди, похоже, нас ждет много интересного. – Он что-то задумал? Рубен? – Руби-Ру би-Рубен, Реубенатор, Рейбстер… Кто ж его знает. – Эркарт коротко хохотнул. – Однако пора заходить. Он открыл дверь и, придерживая ее, впустил Логана. В комнате царил полумрак, венецианские окна на двух стенах были закрыты жалюзи. Логан различил пару кожаных кресел, небольшой диван и кофейный столик. Посредине комнаты стояла больничная кровать. В светлое время суток больной мог смотреть с нее в сад и на город. Комнату заполнял запах свежей земли, создаваемый парой китайских курительных палочек. Сама кровать была огромной, и казалось, что на ней лежит скелет, к которому тянулись провода аппаратуры. Кожа Малыша Хамиша была бледно-белой, как наполненная молоком бутылка. Сине-зеленая дорожная карта вен. Неизбежные в старости печеночные пятна, следы от капельниц. Прилипшие к черепу пучки седых волос. Скулы, выступающие, как ножи. Большой крючковатый нос выглядел крупнее обычного. Водянистые серые глаза, моргая, смотрели поверх пластикового края кислородной маски. Похоже, доктор был прав: судя по виду, Малышу Хамишу не до гостей. Он выглядел так, как будто ему вообще ни до чего нет дела. Логан выдавил из себя улыбку и прошел вперед; деревянный пол заскрипел под кроссовками. – Хамиш, да ты смотришься молодцом. Дрожащая рука потянулась вверх и сорвала кислородную маску. – Логан… Ты пришел… – Голос был такой тонкий и хриплый, что слова едва можно было различить. – Конечно, пришел. Логан стоял в ногах, не зная, что еще сказать. Тяжело ступая, из темноты вышла какая-то фигура. Рубен, как его не узнать. Высокий, с большим брюхом. Бородатое лицо покрыто шрамами. Темные, глубоко сидящие глаза. Нос в мешанине косых хрящей. И – шикарный костюм, галстук, до блеска начищенные туфли. Рубен улыбнулся, и на его лице сложилась гримаса, какая бывает у заходящегося от визга грудного младенца. – Ну и ну… – Голос густой и невыразительный, гнусавый из-за сломанного носа. – Уж не сержант ли это Макрей? Логан не ответил. – Мальчики… – Бледная костлявая рука, поднятая над простынями, заметно дрожала. Рубен повернулся к Малышу Хамишу, и его улыбка стала мягче. – Не волнуйтесь, мистер Мауат, мы с сержантом придем к согласию. Так, сержант? В ответ Логан слабо кивнул. – Ну и хорошо. – Малыш Хамиш снова прильнул к кислородной маске и на несколько секунд закрыл глаза. – Джон… – попросил он, когда набрался сил. – Ты можешь принести… Логану стул?.. И… принеси виски… «Гленфиддиш»… и три стакана. – Слушаюсь, мистер Мауат. Эркарт поставил стул возле кровати, Логан сел так, чтобы постоянно держать Рубена в поле зрения. – Как ты себя чувствуешь, Хамиш? Долгий хриплый вздох: – Я… умираю. – Да брось, ты не… – Прошу тебя, Логан. – Мауат положил руку на руку Логана – кость, завернутая в холодный пергамент. – Просто… помолчи… и послушай. – Три длинных бурлящих вдоха из маски. – У тебя есть… доверенность… Если я… в общем… скажи им… дать мне… умереть… Тебе понятно? – Ледяные пальцы сжали руку Логана. – Я не… хочу этих свар и резни… грабежей и присваивания награбленного… хаотических разборок… все это…чертовски надоело. – Края его губ растянулись в судорожной улыбке. – Обещай мне. Логан поднял взгляд на Малыша. А почему нет? Можно подумать, он никогда раньше не принимал подобного решения. «Обещаю». Дважды за день. Эркарт принес поднос с тремя хрустальными бокалами, бутылкой виски и тремя стаканами с водой. Поставил поднос на кровать, в ноги Хамиша, попятился и скрылся из поля зрения. Малыш Хамиш дрожащим пальцем указал на поднос: – Окажи честь… прошу тебя. Логан налил в бокалы напиток цвета красного дерева. «Гленфиддиш» пах дорогой кожей и дубом. Один из бокалов он вложил в руку Малыша Хамиша. Зажатый в слабых узловых пальцах бокал дрожал, когда Малыш поднял его для тоста. – Ну вот… за нас. – За тех, кто похож на нас, – продолжил Логан. Рубен взял свой бокал с подноса и речитативом произнес последние слова: – Эй вы, и те, кто продает лед. Это была старая присказка. Они выпили. По подбородку Малыша потекла струйка. Он не вытер ее – вместо этого натянул кислородную маску и сделал дюжину шумных вдохов. Рубен стоял молча. Приборы у кровати подавали короткие звуковые сигналы. Наконец Малыш очнулся. – Устал… Сразу у его плеча возник какой-то человек, казалось, что его сверкающие очки были единственным источником света в комнате. Очкастый поиграл клавишами какого-то прибора и облизал языком губы. Контакта с глазами Рубена он избегал. – Мне очень жаль, но мистеру Мауату действительно необходимо отдохнуть. Рубен хрюкнул, резко взметнув вверх подбородок. Малыш Хамиш сунул руку под простыни, достал оттуда конверт и протянул Логану. Конверт дрожал, словно раненая птица. – Возьми… бутылку… с собой… Выпей… в память обо мне. Логан сглотнул наполнившую рот слюну, затем взял конверт. Опустил его в карман куртки. Постоял. Похлопал Малыша Хамиша по руке. – Прости. – Прощай… Логан… С черного холодного неба ярко светили звезды. Рубен шел позади Логана по гравийной дорожке. – Он умирает. Да неужели? Вот уж секрет из секретов. Логан кивнул. Рот он предпочитал держать закрытым. – Что будет потом? Ты ведь меня знаешь, сержант. Когда я говорю: «Прыгай», ты не спрашиваешь: «Зачем?», ты спрашиваешь: «На какую высоту?» – Это другой мир, Рубен. Я не работаю в Управлении уголовных расследований. – Он переложил бутылку «Гленфиддиша» из одной руки в другую. – Я всего лишь сержант, сделавший карьеру на побережье. – Мне все равно. По-любому ты будешь делать то, что тебе скажут. Логан предпочел за лучшее не вздыхать, что он и сделал. – Это вряд ли, Рубен – Ну что ты, так будет. Потому что я сказал, что так будет. – Он подошел к Логану почти вплотную. – Твоя защита умрет вместе с Мауатом. Или мы вместе, или нам с тобой придется поговорить. Бутылка в руке Логана была тяжелой и вполне могла сойти за оружие. Рубен улыбнулся, затем сказал, понизив голос почти шепота: – Не вздумай шутить, сержант. Надо бы превратить мозги Рубена в жидкое тесто здесь и сейчас. Вероятно, так. Нанести удар… потом еще и еще, пока этот жирный идиот не прекратит дышать. Логан пристально посмотрел на Рубена: – Похоже, ты входишь в роль. Не перестарайся.