Нет, ему не повезло. Как дикая кошка, она вцепилась ему в спину и разорвала рубашку. Она даже вонзила зубы в его горло в явной попытке вырвать трахею. Боль пронзила его. Ну и пусть. С помощью магии он заставил колючие лозы вырасти из песка, обвиться вокруг её шеи, запястий и лодыжек и удерживать её на месте. Он поднял голову и хмыкнул. Её зубы пытались как можно дольше удержать его плоть. — Хватит, — приказал он. Она продолжала бороться, один из шипов пронзил её запястье и вышел с другой стороны. Когда алые реки потекли вниз по её предплечью, его желудок скрутило. Она будет сражаться, пока не истечет кровью, не так ли? «Моя храбрая, красивая девочка». — Джиллиан, — прохрипел он. Тёплая кровь хлынула из раны на его шее и капнула ей на лицо. Это зрелище что-то сломало в нём. Сердце, которое, как он думал, давно уничтожил Син? Как он мог ей помочь? Он не хотел использовать лёд, как часто делал с Камероном и Винтер, когда их демоны брали над ними верх. Вдруг Джиллиан никогда не растает? «Смотреть, как огонь в её глазах угасает? Никогда!» Когда она попыталась подняться, не обращая внимания на шипы, впившиеся в её уязвимую шею, он вздрогнул. Что же. «Нет иного выхода. Надо что-то сделать, пока она не обезглавила себя». «Буду действовать осторожно». Он оседлал её талию, обхватил лицо большими окровавленными руками и сосредоточился на демоне, затем на связи — месте её гнева. О, да. Это его вина. Едва заметным потоком магии Пьюк вызвал лёд, мысленно пробегая пальцами по узлу, как будто играя на арфе. Там, где он прикасался, огонь гас, а лёд растекался. Джиллиан под ним замедлилась, а затем и вовсе успокоилась. Испугавшись того, что сейчас увидит, он открыл глаза и посмотрел на неё сверху вниз. Она лежала на песке, тяжело дыша, изучая его в ответ. Её глаза были тусклыми, без намека на пламя. Он проглотил крик отрицания, который мог бы соперничать с самим Безразличием. — Что ты со мной сделал? — спросила она, и её ровный тон заставил его съёжиться. Он отпустил шипы, освобождая её. Она даже не пошевелилась, чтобы встать. — Я вызвал лёд, — повторил он. — Для тебя. — Тогда я ледяная женщина. Ага. — Ты в порядке, девочка? — Вот что ты чувствуешь, когда замерзаешь? Это ничего? — Как будто ей было наплевать на его ответ, она закрыла глаза и погрузилась в сон. Пьюк подхватил спящую жену на руки и встал. — Я собираюсь заняться её ранами. Любой, кто попытается остановить меня, умрёт. * * * Джиллиан то приходила в сознание, то теряла его. Не раз она замечала, что нагретое меховое одеяло прижимается к её боку и трётся о неё. Так мягко! Время от времени, знакомые голоса проникали в её сознание. Пьюк: Ты её испугался. Уильям: Я представляю собой все реальности, все века. Тьму и свет. Я такая сила, какой ты никогда не знал. Я ничего и никого не боюсь. Пьюк: Признай это. Ты всё ещё боишься. Уильям: Я злюсь! Если ты хочешь получить свою корону, то впредь держи свои руки от неё подальше. Ты меня понимаешь? Да, и ещё кое-что. Если она будет равнодушна, когда проснется… Лучше бы ей не быть равнодушной! Пьюк: Держать руки при себе никогда не было частью нашей сделки. Разговор исчез из её сознания, и вскоре его место занял другой. Винтер: Каким-то образом ты сделал то, что может сделать только сироп cuisle mo chroidhe, и успокоил её. Больше ничего никогда не работало. Камерон: Проблема в том, что все деревья мы уже истощили. Пьюк: Их полно… на территории Коннахта. Уильям: Возможно, когда придет время, я женюсь на ней на территории Коннахта. Ты можешь быть свидетелем, Пьюкер. Он перешёл от кровати к браку? Она вздохнула. Джиллиан понятия не имела, сколько времени прошло, прежде чем открыла глаза. Воспоминания о битве нахлынули на неё. О… дерьмо. Она причинила вред Уильяму, потом Пьюку, а потом запуталась во льдах. Её гнев исчез. Все эмоции исчезли. Она не беспокоилась ни о чём и ни о ком. Даже мысль о смерти не вызывала отторжения. Так же, как и мысль о жизни. Обидеть людей, которых она любит? Вперёд! Пьюк обладал силой, способной действовать без особого ущерба… невероятно! Её восхищение им взлетело до небес. Он был великим воином. И, да, она хотела обнять его, поцеловать и облизать, что означало, что лёд внутри неё уже растаял. Её захлестнули разные эмоции. Какой была первой? Страх. Он чуть не вызвал у нее инфаркт. Какие же повреждения нанесла она? Сев, Джиллиан огляделась. Она была в своей мансарде, в своей собственной постели, одна и невредимая, одетая в чистую одежду. Без головного платка. Снизу доносились приглушенные голоса… Она спустилась на первый этаж. Пьюк стоял рядом с Арахисом и кормил ее любимца яблоком. «Моя семья…» Сердце затрепетало. На этот раз не от испуга. Пьюк принял ванну, переоделся и собрал свои влажные волосы в шикарный конский хвост, на концах которого было меньше бритв, чем обычно. Он выглядел безупречным и потусторонним, таким мужественным, что воспламенил все её женские инстинкты. Он выглядел так, будто находился дома. Ого! Дома? Она не просто так об этом подумала. Они уже один раз доходили до главного, и Джиллиан надеялась, что скоро состоится второй раунд. Потому что да, она жаждала ещё одного оргазма и жаждала увидеть — и вызвать — его. Но не могла забыть его склонность остужать её после этого. Или что он собирается отпустить её. Он думает о ней? А может, и нет. До сих пор она не понимала всей глубины его апатии. Быть опустошенной, полностью лишенной эмоций… она не чувствовала себя живым существом, даже не была подобной животному. «Для Джиллиан Коннахт счастливого конца не будет». Она прикусила язык, пока не почувствовала медный привкус крови. Глупые Оракулы! Конечно, счастье не раздается бесплатно, но она будет бороться зубами и ногтями за свое. Она поможет Пьюку и Уильяму сделать дело, даже согласится на развод. Когда узнает, каково жить без связи, она будет править Шоузонами и начнёт встречаться, как и надеялась. Эта идея не была отталкивающей. Как и волнующей. «Почему у меня чувство, будто направляюсь на казнь?» Уильям растянулся на диване, воплощая праздность. — Я заметил, что Джиллиан не носит твоего кольца, Пьюкер. Но ведь ты уже дал ей одно, не так ли? За пятьсот лет страданий. Пьюк застыл на месте. — Забавно, когда я держал её на руках, она выкрикивала не твоё имя. Теперь застыл Уильям. «Боже милостивый». — Я думала, что вы двое собираетесь поцеловаться и помириться. Все три мужские особи одновременно уставились на неё. Уильям расслабился, молча наблюдая за ней с чем-то похожим на подозрение. Арахис подбежал и ткнулся носом, как бы говоря: «Ты не можешь сделать ничего плохого, мамочка». Пьюк… О, боже. Его тёмные глаза пожирали её. «Не реагируй!» — У меня был приступ, — сказала она, переступив с ноги на ногу, чтобы унять внезапную боль между ног. — Мне очень жаль, Уильям. И я знаю, что этого недостаточно. Но как мне искупить вину за то, что я оторвал тебе руку? Корзина с фруктами? Объятия? Предложить заплатить за сто лет терапии? Скажи, что ты меня прощаешь. Пожалуйста! Потому что, когда я говорю, что мне жаль, я на сто процентов искренна. Я серьезно. — Куколка, я не могу… — Ты не можешь простить её? — перебил Пьюк, и ей показалось, что она заметила насмешливый блеск в его глазах. — Ты ведешь себя неразумно, Похотливый. Она сказала, что жалеет, и была искренней. Уильям агрессивно напрягся, готовый нанести удар. — Так вот как это будет? Если ты хочешь играть, Пьюкер, мы будем играть.