Сейчас? — Она покончила с собой после мертворождения моей единственной сестры, — сказал он. — О, Пьюк. Мне так жаль. Появилась боль в груди, раздался новый вой в голове. — Расскажи мне еще о себе. Братья, сёстры? Она вздрогнула, но сказала: — Я всегда хотела сестру. — Сейчас у тебя одна есть, Винтер. — И Уильям. Даже Камерон. Она считала Уильяма сестрой? Как отвратительно. — Уверен, что оба мужчины будут в восторге, когда услышат, как их приравнивают к сёстрам. — Пожалуйста! Они оба обрадуются комплиментам своей женской стороне. Пьюк сжал кулаки. — Я не хочу говорить о них. Особенно об Уильяме. Как же он ненавидел звук имени этого человека из уст Джиллиан. Однажды этот ублюдок получит то, чего Пьюк хотел больше всего. * * * — Ладно. Расскажи мне ещё о Сине. Почему ты не можешь забрать его корону? — спросила Джиллиан, почувствовав мрачную перемену в настроении Пьюка. — Ты достаточно силён. И я видела тебя в действии. Несмотря на демона, ты удивительно свирепый. Его грудь раздулась от гордости, и она чуть не рассмеялась. Во многих отношениях он был типичным мужчиной. Гордость на максимуме. А все остальное не так уж и важно. — Я свирепый. Нет никого более свирепого. У меня хватило бы сил без проблем забрать корону, но по какой-то причине не получается. Только мужчина, которого я больше не хочу обсуждать, способен на такой подвиг. — А если точнее, Оракулы назвали имя Уильяма. — Да. Сказали, что он будет жить или умрёт ради тебя. Жить или умереть. Ради неё. — Прости, Пьюки, но за меня никто не умрёт. — Хотя, если бы Уильям умер ради неё, она получит свой несчастливый конец, верно? Её подруга умерла бы просто так! Неужели одно пророчество питает другое? Её охватило дурное предчувствие. Если кто-то должен был умереть… «Пустите меня в игру, тренер». Джиллиан буквально прыгнула бы на гранату ради Уильяма. Её жизнь за его. Пьюка, Винтер и Камерона тоже. Даже для Арахиса, Джоанны и Розалин, любого из её людей. — Тот-кто-не-должен-быть-назван спрашивал подробности о твоём пророчестве? — спросил Пьюк. Она могла бы сказать: «Я думала, ты не хочешь о нём говорить». Но вместо этого Джиллиан открылась, как это сделал перед ней Пьюк, и сказала правду. — Нет. И я даже не предлагала. — Ты предпочитаешь обсуждать такие вопросы со своим мужем и ни с кем другим. — Двигаясь молниеносно, он взял её за талию, поднял и снова прислонил к дереву, убедившись, что она оседлала его колени, прижавшись к нему всем телом. — Я отлично справляюсь с несколькими задачами. Пока я слушаю тебя, могу показать свою привязанность. — Кажется, ты показываешь мне похоть, — сказала она, прижимаясь сосредоточием страсти к его эрекции. — Думаю, что сейчас покажу её тебе в ответ. Пьюк зашипел. — Значит привязанность и похоть. Электрические разряды бежали от каждого места соприкосновения, только чтобы объединиться между её бедрами. Боль вспыхнула в её груди, между ног, сильнее, чем когда-либо прежде. Жар его кожи дразнил её, в то время как мозоли на его ладонях щекотали — смертельная комбинация для её сопротивления. Как будто она вообще собиралась сопротивляться. Их глаза встретились, и безразличная маска Пьюка исчезла. Он не излучал спокойствие или равнодушие к их близости. Он был в агонии. — Пожалуйста, выслушай меня, когда я скажу следующие слова, — произнес он нараспев. — Оракулы никогда не ошибались. — Я тебя слышу. Но всё случается в первый раз. Вдруг мы неправильно смотрим на предсказание, а? Он провёл кончиком пальца по её подбородку, как будто боялся к ней прикоснуться. — Ты спрашиваешь «вдруг» очень часто. Почему я нахожу эту черту очаровательной в тебе и раздражающей в себе? Покорительница Дюн очаровательная? «Почему я хочу гордиться собой?» — Попробую угадать. Может быть, потому что я очаровательная, а ты раздражающий? Он поднял глаза. Она невинно моргнула, и в его глазах промелькнуло веселье. Просто вспышка, но всё равно, она была. — Ты права, — сказал он. — Есть шанс, что мы смотрим на это всё неправильно. Возможно, Оракулы имели в виду, что у вас не будет счастливого конца… с Уильямом. — Он намотал на кулак прядь её волос, не останавливаясь, пока не добрался до затылка. Сдавил… почти до синяков. Ладно, определенно синяки остались, но ей это нравилось, она предпочитала верить, что он боится потерять её и крепко держит. — Возможно, тебе суждено иметь счастливый конец с кем-то ещё. Может быть, Пьюк, хранитель Безразличия, на что-то надеялся? Она была в восторге. — Ты имеешь в виду счастливый конец с мужчиной, который не хочет моей любви? — Возможно, он просто хотел защитить себя, когда произносил эти слова. Она взволновалась ещё больше. Вдруг у них получится? Затем последовали другие вопросы. Вдруг она решит остаться с Пьюком и приведёт в действие своё собственное пророчество, как это сделал Син? Неужели однажды она разрушит мечты Пьюка? — Не обращай внимания на связь, — сказал Пьюк, и она услышала тоску в его голосе. — Скажи, что ты ко мне чувствуешь. «Не могу разрушить его мечты. Просто не могу». «Уйти, убежать». Джиллиан провела пальцами по щетине на его подбородке и прошептала: — Давай забудем о чувствах и будущем и сосредоточимся на удовольствии… в этот… момент. — Она подчёркивала каждое слово покачиванием бёдер. Он снова зашипел, как будто получил удовольствие, а затем нахмурился, как будто его разозлили. — Он не достоин тебя. Ты ведь это знаешь, да? — Я знаю, что хочу тебя. — Хочешь меня сейчас… но не потом? Вместо ответа она снова качнула бёдрами. Ощутила еще больше удовольствия. Поток тепла. Вновь зашипев и выругавшись, он отодвинул её в сторону и встал. — Я возвращаюсь в лагерь. И ты должна. Постой. Что? В полном молчании он зашагал прочь, оставив её задыхающейся, страдающей… оплакивающей потерю его прикосновений. Что, чёрт возьми, только что произошло? Глава 27 Джиллиан подождала пять… десять… пятнадцать минут перед тем, как последовать за Пьюком в лагерь, надеясь, что её похоть и гнев утихнут. Внешне она казалась спокойной. Возможно. В глубине души она жаловалась и задавалась вопросами.