– Да, – ответил Гулар. Перекинувшись с Корантеном парой фраз – шепотом, чтобы никто не услышал, – Пейрад вышел, уводя с собой жандармского капрала. В следующую минуту в гостиную вошел капрал из Арси. Приблизившись к Корантену, он проговорил еле слышно: – Я хорошо знаю это место и лично обыскал все подсобные помещения. Если только этих парней не упрятали под землю, в усадьбе больше никого нет. Сейчас мои люди прикладами ружей простукивают полы и стены. Вернувшийся к этому времени Пейрад сделал Корантену знак подойти, после чего отвел к крепостному рву и показал насыпь, а также уходящую в сторону от рва дорогу, засаженную ореховыми деревьями. – Мы разгадали их маневр, – сказал Пейрад. – И я готов объяснить, в чем состоял их план, – отвечал Корантен. – Маленький грум и девчонка отвлекли на себя внимание этих недоумков-жандармов, чтобы настоящая добыча смогла ускользнуть. – Правду мы узнаем только при свете дня, – сказал Пейрад. – Земля на дороге мокрая, и я поставил по одному жандарму в самом начале дороги и в конце. С рассветом следы покажут нам, что за звери здесь бродили. – Я вижу отпечатки лошадиных копыт, – сказал Корантен. – Идемте-ка в конюшню! – Сколько здесь лошадей? – Вопрос Пейрада был адресован г-ну дʼОтсеру и Гулару. Они с Корантеном только что вернулись в гостиную. – Полноте, г-н мэр! Вы прекрасно это знаете. Отвечайте! – прикрикнул на чиновника Корантен, видя, что тот колеблется. – Кобыла графини и еще две лошади – Готара и г-на дʼОтсера. – В конюшне мы увидели только одну, – сказал Пейрад. – Мадемуазель уехала на прогулку, – сказал Дюрье. – Надо понимать, ваша воспитанница часто прогуливается по ночам? – спросил либертен Пейрад у г-на дʼОтсера. – Очень часто, – простодушно отвечал пожилой дворянин. – И г-н Гулар вам это подтвердит. – Все знают, что у госпожи есть причуды, – подала голос Катрин. – Перед тем как лечь в постель, она глядела на небо, и я думаю, поблескивающие вдали штыки жандармов пробудили ее любопытство. Уходя, она сказала мне, что хочет посмотреть, не началась ли новая революция. – Когда она вышла из дому? – спросил Пейрад. – Когда увидела ваши ружья. – И куда она направилась? – Я не знаю. – А где вторая лошадь? – спросил Корантен. – Ж-ж-жанда-а-армы у ме-е-еня ее забра-а-али! – проблеял Готар. – И куда же ты так спешил? – спросил у него кто-то из жандармов. – Я е-е-ехал сле-е-едом за хозя-а-айкой на фе-е-ерму. Жандарм посмотрел на Корантена, ожидая распоряжений; но в словах подростка было столько правды и лжи одновременно, столько глубочайшей непорочности и лукавства, что парижане лишь переглянулись, словно повторяя друг другу то, что ранее произнес Пейрад: «Перед нами отнюдь не простофили!» Г-н дʼОтсер производил впечатление человека не слишком остроумного, а потому не способного оценить колкую насмешку. Мэр был глуп. Г-жа дʼОтсер, ослепленная материнской любовью, засыпа́ла агентов глупейшими, наивнейшими вопросами. Слуг жандармам пришлось вытаскивать из постелей… Взвесив все эти малозначимые факты и присмотревшись к обитателям шато, Корантен понял, что единственный достойный для него соперник – мадемуазель де Сен-Синь. Несмотря на ловкость жарндармов, им всегда трудно работать. Нужно не только выяснить все то, что уже известно заговорщику, но и сделать массу предположений, прежде чем верное решение будет найдено. Заговорщик денно и нощно заботится о своей безопасности, в то время как полиция действует строго по расписанию, так что, не будь предателей, злоумышленники могли бы с успехом осуществлять свои замыслы. Даже у отдельно взятого заговорщика смекалки больше, нежели у всей полиции с ее огромными возможностями. Вот и у Корантена с Пейрадом возникло чувство, будто они выбивают дверь, которую рассчитывали найти открытой; даже когда замок взломан, выясняется, что с обратной стороны на нее кто-то навалился и молча держит… Наших сыщиков разгадали и обыграли, и они представления не имели, кто именно это сделал. – Я уверен в том, что, если господа де Симёз и дʼОтсер вчера остались здесь ночевать, спали они в комнатах своих родителей, мадемуазель де Сен-Синь или прислуги, а может, всю ночь гуляли в парке, – шепотом сообщил сыщикам капрал из Арси. – Никаких следов их пребывания мы не нашли. – Кто бы мог их предупредить? – спросил Корантен у Пейрада. – О нашем деле знают лишь первый консул, Фуше, министры, префект полиции и Мален. – Мы подсадим им кукушку[53], – сказал Пейрад на ухо Корантену. – Прекрасная мысль! Благо у нас, в Шампани, леса знаменитые! – не смог сдержать улыбки кюре. Он услышал слово «кукушка» – и обо всем догадался. «Мой бог, это единственный здравомыслящий человек в доме, – подумал Корантен, улыбаясь в ответ. – С ним можно договориться. Попробую-ка я это сделать!» – Господа… – обратился к парижанам Гулар, которому, несмотря ни на что, хотелось продемонстрировать преданность первому консулу. – Следует говорить «граждане»; Республику еще никто не упразднил, – поправил его Корантен, бросая насмешливый взгляд на кюре. – Граждане, – повторил мэр, – войдя в гостиную, я и рта раскрыть не успел, как явилась Катрин, чтобы забрать хлыст, перчатки и шляпку своей госпожи. Из груди присутствующих вырвался возмущенный ропот, промолчал лишь Готар. Все, не считая жандармов и агентов, вперили взгляды в предателя Гулара, грозя его испепелить. – Что ж, гражданин мэр, теперь нам все ясно, – сказал ему Пейрад. – Гражданку Сен-Синь вовремя предупредили. И он с подчеркнутым недоверием посмотрел на Корантена. – Капрал, наденьте на этого маленького негодника наручники, – распорядился Корантен, – и отведите его в отдельную комнату. Девушку тоже посадите под замок, – добавил он, указывая на Катрин. – Бумаги пускай просматривают в твоем присутствии, – шепнул он на ухо Пейраду. – Перешерсти здесь все, ничего не упускай. – Господин аббат, – с доверительным видом обратился он к кюре, – я хочу сообщить вам нечто важное. И увел аббата Гуже в сад. – Послушайте, господин аббат, мне кажется, вы умны как епископ и (благо нас никто не слышит) поймете меня. Кроме вас, мне не у кого просить помощи, а ведь я хочу спасти две семьи, которые по собственной глупости могут вот-вот скатиться в бездну, из которой нет возврата! Господ де Симёз и дʼОтсер предал подлый шпион, каких правительство всегда подсылает к заговорщикам, дабы узнать, что они замышляют, какими средствами обладают и кто их соучастники. Не судите обо мне по моему презренному спутнику: он служит в полиции, а я – я занимаю достойный пост в консульской канцелярии, так что последнее слово, так или иначе, за мной. Господам де Симёз вовсе не желают смерти; если Мален жаждет, чтобы их расстреляли, то первый консул – если они здесь и не имеют дурных намерений – намерен удержать их на краю пропасти, поскольку он любит хороших солдат. Агент, с которым мы приехали, наделен всеми необходимыми полномочиями, я же с виду – никто, но мне известны все детали заговора. Мой спутник в сговоре с Маленом, который, вне всяких сомнений, пообещал ему свою протекцию, хорошую должность, а может, и деньги, если тот сумеет разыскать братьев де Симёз и арестовать их. Первый консул – а это великий человек! – корыстолюбия не поощряет. Я не желаю знать, здесь молодые люди или нет, – продолжал Корантен, заметив невольный жест кюре, – но спасти их можно одним-единственным способом. Как вам известно, законом от 6 флореаля Х года объявлена амнистия тем иммигрантам, которые пребывают за границей, но при условии, что они вернутся до 1 вандемьера XI года, то есть к прошлому сентябрю. Господа де Симёз, также как и дʼОтсеры, которые занимали офицерские должности в армии принца Конде, под этот закон не подпадают, в нем на этот счет имеется особая оговорка; значит, их присутствие во Франции – преступление, и в сложившихся обстоятельствах этого достаточно, чтобы их сочли причастными к ужасному заговору. Первый консул заключил, что его правительство, приняв эту оговорку, обзавелось непримиримыми врагами. Он желает довести до сведения господ де Симёз, что они не подвергнутся преследованиям, если обратятся к нему с ходатайством о своем возвращении на родину с намерением подчиниться ее законам и пообещают присягнуть на верность конституции. Как вы понимаете, это прошение должно попасть к нему в руки прежде, чем господа офицеры будут арестованы, и дату следует поставить задним числом. Я сам могу доставить бумагу в Париж. Я не спрашиваю у вас, где сейчас находятся молодые люди, – сказал он, видя, что аббат Гуже снова отрицательно качает головой. – К несчастью, мы уверены, что разыщем их. Лес оцеплен, парижские заставы и граница тщательно охраняются. Поэтому выслушайте меня внимательно. Если молодые люди находятся где-либо между этим лесом и столицей, их схватят; если они в Париже, их разыщут и там; если же эти несчастные попытаются вернуться в Германию, их ждет арест. Первый консул благоволит старой аристократии и терпеть не может республиканцев; тут все просто: для того чтобы занять трон, придется наступить на горло Свободе. Но этот секрет пусть останется между нами. Теперь подытожим. Я подожду до завтра; я буду слеп, но моего спутника берегитесь. Этот треклятый провансалец – настоящий прислужник дьявола и посвящен в планы Фуше, в то время как я исполняю волю первого консула. – Если господа де Симёз здесь, – сказал кюре, – я охотно отдал бы десять пинт своей крови и руку в придачу, только бы их спасти. Даже если мадемуазель де Сен-Синь поддерживает с ними связь, она ни словом не обмолвилась об этом, клянусь спасением души, и совета у меня не спрашивала, хоть я и почел бы это за честь. Сейчас я полностью одобряю ее сдержанность, если она действительно имела место. Вчера вечером мы, как обычно, играли в бостон до половины одиннадцатого в полнейшей тишине и ничего не видели и не слышали. Ребенок не смог бы пройти через эту уединенную долину без того, чтобы его кто-нибудь не увидел и не рассказал об этом остальным! В последние две недели чужаков у нас точно не было, а ведь господа дʼОтсер и де Симёз, даже без спутников, – это уже маленький отряд! Достойнейший г-н дʼОтсер с супругой исполняют все требования правительства и приложили все мыслимые усилия, чтобы их сыновья вернулись под родительский кров. Только позавчера они отправили им очередное письмо. Так что, говорю вам по совести, если бы не появление полиции, я бы до сих пор был уверен, что молодые люди в Германии. Между нами, в этом доме лишь молодая графиня не отдает должного выдающимся качествам г-на первого консула! «Хитрец!» – подумал Корантен. – Что ж, если молодых господ расстреляют, то только потому, что их родные и друзья пальцем не пошевелили, чтобы это предотвратить, – произнес он вслух. – Я умываю руки! Место, куда он привел аббата Гуже, ярко освещала луна, и, произнося эти фатальные слова, Корантен не сводил с него внимательного взгляда. Священник выглядел потрясенным и расстроенным, но как человек, для которого происходящее стало совершеннейшей неожиданностью. – Поймите же, г-н аббат, – снова заговорил Корантен, – сам факт, что господа де Симёз имеют права на Гондревилль, уже делает их преступниками в глазах чиновников средней руки! Я же хочу, чтобы они имели дело с верховным божеством, а не с его архангелами. – Значит, заговор все же существует? – задал кюре наивный вопрос. – И до такой степени гнусный, отвратительный, подлый, противный благородным устремлениям нации, что вызовет всеобщее осуждение, – сказал Корантен. – Мадемуазель де Сен-Синь не способна на подлость! – вскричал кюре. – Г-н аббат, – продолжал Корантен, – мы располагаем (и это тоже должно остаться между нами) очевидными доказательствами ее причастности, но для суда их пока что недостаточно. Мы не успели на порог ступить, как она сбежала! А ведь я нарочно отправил к вам мэра… – Да, но для человека, который так старается их спасти, не слишком ли скоро вы явились? – проговорил аббат. Тут мужчины переглянулись, и слова были уже не нужны; оба они принадлежали к той породе анатомов мысли, которым довольно интонации, взгляда, слова, чтобы прочитать в чужой душе, – так дикари разгадывают намерения противника по невидимым признакам, недоступным глазу европейца. «Я рассчитывал вызнать что-нибудь у него и сам себя выдал!» – подумал Корантен. «Хитрый негодяй!» – сказал себе кюре. Старинные часы на церкви как раз пробили полночь, когда Корантен с аббатом Гуже вернулись в гостиную. По всему дому грохотали и скрипели отворяемые двери комнат и шкафчиков, жандармы переворачивали матрацы на кроватях. Пейрад с присущей сыщикам деятельной проницательностью подвергал все осмотру. Верные слуги, которые за это время так и не сдвинулись с места, взирали на творящееся безобразие с ужасом и возмущением. Г-н дʼОтсер обменивался с женой и мадемуазель Гуже сочувствующими взглядами. Всех их одолевало болезненное любопытство. Вскоре Пейрад спустился в гостиную, держа в руках резную шкатулку сандалового дерева, – должно быть, адмирал де Симёз привез ее в свое время из Китая. Эта красивая вещица была плоской и размером с томик ин-кватро[54]. Пейрад знаком подозвал Корантена и отвел его к окну. – Я понял! Это Мишю! Он предлагал Марьону за Гондревилль восемьсот тысяч золотых франков и только что чуть было не застрелил Малена. Мишю – человек де Симёзов! Вот почему он угрожал Марьону и держал на мушке государственного советника! Я сразу понял, что он себе на уме, но на деле выходит, что хлопочет он о своих хозяевах. Увидев нас, он поспешил в Сен-Синь, чтобы их предупредить. – Должно быть, Мален рассказал о заговоре своему приятелю-нотариусу, – продолжил Корантен мысль напарника, – и Мишю, который в это время сидел в засаде, осведомил обо всем де Симёзов. Единственное, что могло отсрочить выстрел его карабина, – это стремление предотвратить беду, по его мнению большую, нежели утрата усадьбы! – Он сразу нас раскусил, – сказал Пейрад. – Еще там, возле павильона, я сказал себе: «Этот малый слишком умен для крестьянина». – И это доказывает, что он был настороже, – отвечал Корантен. – Впрочем, не будем обольщаться: предательство всегда дурно пахнет, и люди простые чуют его за версту. – Что ж, нам это только на руку, – сказал провансалец. – Позовите капрала из Арси! – крикнул Корантен жандарму, потом снова повернулся к Пейраду. – Мы пошлем его в павильон. – Там сейчас наш соглядатай Виолетт, – произнес Пейрад. – Мы уехали, не дождавшись от него новостей, – сказал Корантен. – Нужно было прихватить с собой Сабатье, нам не помешал бы помощник. Капрал, – обратился он к вошедшему жандарму, а затем привлек его поближе к себе и Пейраду, – постарайтесь, чтобы вас не одурачили так же, как капрала из Труа! Сдается нам, Мишю тоже замешан в этом деле. Поезжайте в павильон, осмотритесь там, и потом обо всем нам доло́жите! – Мой человек слышал стук лошадиных копыт в лесу, когда остальные направились вслед за грумом и девчонкой, и я пустил по следу четырех крепких парней – пускай посмотрят, кто там прячется, – отвечал жандармский капрал. Он вышел; топот коня, уносящегося галопом через лужайку, по мощеной дороге, вскоре стих. «Скорее всего, они едут в Париж либо же возвращаются к германской границе», – сказал себе Корантен. Он сел, вынул из кармана спенсера блокнот и карандашом набросал два приказа, затем запечатал их и сделал жандарму знак подойти: