Катя пробыла в храме недолго. Зачерпнула из глубокой чаши целую горсть просяного зерна, сунула его в карман юбки, зажевала несколько зернышек – и сразу ощутила холодный кокон вокруг себя. Подышала плотным и тяжелым ароматом лаванды и ладана, вздохнула и представила, как кокон исчезает, растворяется в ней. Голове стало легче, и мир стал четче. Помолилась с просьбой не оставить ее девочек и помочь ей. И поехала на работу, время от времени поглаживая сумочку, где лежали фотографии дочерей. В университете еще никого не было – сторож, Василий Иванович, от которого сильно пахло алкоголем, добродушно проворчал: «Эх, молодежь, и куда же вам столько работать?», открыл ей дверь и ушел в свою каморку досыпать. Катя, перебирая зерна в кармане, шла по пустым коридорам, слушая эхо от своих шагов. Вокруг нее просыпались и зевали камены, бурчали приветствия, о чем-то шептались за спиной, но она почти не осознавала этого, погруженная в собственные мысли. Может, попробовать сейчас завернуть в подвал? И, если получится взять силы, начать действовать – тут же, пока будет способна сдерживаться от срыва, поехать к телепорт-вокзалу… или лучше в одно из турагентств, заплатить и попросить сразу открыть портал в санаторий. А там уже она найдет, как спасти девочек: в сумочке лежали артефакты из бабушкиной шкатулки, да и подручными средствами можно воспользоваться, глаза отвести, желудочную болезнь на охранников наслать – не зря ведь учила заговоры и причетки из заветной тетрадки. А если не справится? Если она слишком надеется на свои силы? «А на кого мне еще надеяться?» – вздохнула Катя и тут же отругала себя за слабость и сомнения. Она так задумалась, что чуть не подпрыгнула, когда в коридоре, ведущем к лестнице на ректорскую башню, ее окликнули скрипучим и недовольным голосом: – Эй, красавица, ну-ка подыть сюда! Катя испуганно завертела головой – на нее со стен сурово взирали два камена, похожие на строгих учителей. – Ты, красавица, зачем сюда явилась? – сварливо спросил один из них. – Тебе счас надо в монастыре спрятаться и там сидеть, пока в себя не придешь. Вон глазища какие голодные! Точно пожрешь кого-нибудь, и ректор наш по доброте своей тебе голову смахнет. Зря, что ли, спасали? Надо было в подвале оставить, там бы тебя Данилыч и порешил. – Так это вы меня домой отправили? – тихо спросила Катерина. От предположения, что Свидерский может обо всем догадаться и сдать ее в тюрьму или в отдел МагКонтроля, неприятно засосало под ложечкой. «Или убить», – промелькнула паническая мысль, и Катю снова заколотило. – А кто ж еще? – фыркнул второй. – Что забыла-то здесь? – Мне еще надо, – сказала она почти неслышно. – Немножко. – Э-э-э, не, – прошамкал первый. – Ты уж прости, девочка, но мы тебе больше питаться не дадим. Не дело это. Вы же как – чем больше потребляете, тем больше хочется. А мы как-никак за местных оболтусов отвечаем. Жалко их на корм отдавать, хоть и дурные, да и тебе не впрок пойдет. Так что скажись больной и беги, пока Александр наш Данилыч тебя не пронюхал. – А почему вы мне помогли? – недоуменно спросила Катерина. – Если знаете, что я опасна? – А ты, думаешь, первая такая? – хмыкнул тот, что справа. – Тут и преподавательница была из ваших. Тоже пыталась. Откачали и внушение сделали, как миленькая в монастырь уехала. И через год вернулась в норму. Эт вы не от хорошей жизни, так что, сразу в расход пускать? Тем более ты девчонка еще совсем. Уезжай, кому говорят. – Нет, – ответила она неожиданно твердо. – Не могу. Камены что-то заворчали ей вслед – но Катя отвернулась, зажала уши руками и быстро-быстро зашагала к подвалу. Но там, как ни пыталась открыть, ничего не получалось. Ключ не поворачивался, от двери било разрядами тока и где-то далеко слышалось глумливое хихиканье. Катерина, чуть не плача, прислонилась лбом к проклятой двери. – Пожалуйста, – прошептала она, – мне очень-очень надо. Пожалуйста… Дверь не открылась, как ни трясла она ее и ни пинала. Где-то у входа в университет уже слышались звонкие голоса ранних студентов, и герцогиня вытерла слезы и быстро пошла к лестнице. У нее есть еще день, чтобы что-то придумать. И на крайний случай есть завтра. В Эмиратах. На столе Катю ждали бумаги, уже трезвонил телефон. И она окунулась в привычный рабочий ритм, периодически закидывая в рот просяные зернышки – когда чувствовала, что спрятанное внутри готово развернуться и потребовать пищи. Прибыл серьезный Александр – его дожидалась целая делегация преподавателей, и он только поздоровался с ней, окатив волной сладкой и горячей силы, и пригласил их зайти. И хорошо, что отвернуться успел, потому что Екатерина застыла на месте, напряженно глядя ему в спину. А если ей не дали взять у университета… может, попробовать у Саши? Немножко, он и не заметит… если отвлечь… Она боялась того, что хотела сделать, до мокрых ладоней. Боялась, что он заметит, что остановит ее и сдаст в МагКонтроль, если действительно не прибьет там же, на месте. Но в сумочке лежала фотография дочерей. И если не взять сегодня, то завтра придется везти его в Эмираты… а этого она точно не хотела делать. Свидерский освободился только к обеду. Вышел, провожая уставших преподавателей под уханье филина, остановился в дверях, задумчиво и насмешливо глядя на нее, пока посетители хлопали дверьми и выходили на лестницу. – Кофе, Александр Данилыч? – великосветским тоном спросила Катя. Тот кивнул, поманил ее к себе и зашел в кабинет. И она, привычно глянув в зеркало – боги, он точно все поймет! Бледная, растерянная, испуганная! – выдохнула и пошла за ним. – Как сегодня себя чувствуешь? – спросил Алекс, пока она колдовала на кухоньке, а он что-то записывал себе в ежедневник. – Хорошо, – выдохнула она и посмотрела на трясущуюся ложку, из которой с шуршанием сыпался сахар. Да уж, злодейка из тебя никакая, Катерина Степановна. – Саш, ты извини за вчерашнее. Мне иногда нужно побыть одной. – Нет проблем, – отозвался он легко. Раздался стук – видимо, захлопнул ежедневник. – Определилась, куда тебя завтра отвезти? По кабинету уже тек удивительный горьковатый аромат крепкого кофе, и Катерина помолчала, ловя момент, когда «шапочка» из пены поднимется вровень с краями турки, чтобы мгновенно разлить напиток по чашкам. – А? – опомнилась она. – Да, Саш. Отель «Белый закат», это в эмирате Ороона. Там есть виллы на берегу моря. Туда хочу. Катя медленно прошла по кабинету. Запах кофе придавал уверенности, а вот приближаться к Свидерскому было трудно – как кошке к рыбке, чтобы не мявкнуть и не броситься на него. Поставила чашку на стол, посмотрела, как он пьет, и улыбнулась его блаженному виду, сама пригубила кофе, оставшись стоять. – Удался. – Удался, – протянул Свидерский довольно. Протянул руку, и Катя послушно пошла к нему, села на колени, сосредоточенно рассматривая голубые глаза, светлые и очень короткие волосы. Было тепло, даже жарко – как рядом с печкой сидела. И он не терялся – тут же небрежно погладил ее по спине, коснулся плеча губами. – Почему именно туда? – вдруг спросил Александр, и расслабившаяся Катерина встрепенулась. – Виды красивые. И никто не побеспокоит. Можно купаться нагишом и загорать так же. Чтобы избежать дальнейших расспросов, решилась – перекинула ногу так, чтобы сесть к нему лицом, прижалась. Алекс тут же откинулся назад, уверенно положил руки ей на бедра и пробормотал в губы: – Кожу не спалишь? Ты же совсем белая, Кать. Пальцы его гладили ее по коленям, бедрам, проскальзывая под юбку, и хорошо и сладко было от этих движений. И вообще он был такой расслабленный, довольный…. Катя чуть не всхлипнула, закусила губу и пожала плечами: – Натрешь меня кремом. – Внутри нее разгорался холодок, и она уже отчетливо видела светлую огромную дымку вокруг мужчины – плотную, вкусную, теплую. Вздохнула судорожно, обхватила его за шею и поцеловала. И отпустила себя, чувствуя, как льется от Алекса горячая, мощная энергия. Руки вокруг нее сжались крепче, переместились на шею, словно он хотел ее задушить, и снова ослабли, скользнули по груди нетерпеливой лаской, спустились под юбку – она пила его, захлебываясь от страсти и от ужаса, раздирала на нем рубашку, стонала, и Александр отвечал ей с такой силой, что в голове мутилось. Остановиться Катя уже не могла, и желание впитать его, вобрать всего доводило ее до исступления. Дальнейшее она видела словно в температурном бреду – и чувствовала мужчину в себе, и слышала его глухое рычание и свои стоны, и отрывалась от твердых губ на какие-то мгновения, чтобы набрать воздуха, – и снова впивалась и пила его. Александр прикусил ей губу до крови – и от этой капельки боли ее накрыло такой волной наслаждения, что Катерина зашипела, царапая ему спину и изгибаясь. И последнее, что она почувствовала, – крепкую руку в своих волосах, зубы на плече, напряженный стон – и прохладные пальцы у виска. И улетела в темноту. Алекс несколько минут приходил в себя, поддерживая Катю за спину и тяжело дыша. Кто бы знал, что близость с активной темной – это так остро и вкусно? Он заметил ее изменившуюся ауру, едва только она вошла. И следил внимательно, и готов был к нападению – но не к тому, что оно окажется таким чувственным. И продолжил, не смог не продолжить. Свидерский аккуратно уложил отправленную в сон Катерину на диван. Застегнулся, одновременно хмурясь и любуясь на ее опухшие губы и бесстыдно оголенные бедра. Белье ее валялось где-то под столом, содранное им же. Да, он и припомнить не мог, когда его так накрывало. Вытер ее, опустил юбку. Застегнул блузку, не удержавшись, поцеловал грудь. Урона Катя ему значительного не нанесла, но все же Александр выпил Максов тоник и только после этого присел на диван и положил руки ей на виски. Что же ты скрываешь, Екатерина? Конечно, он не был так силен в менталистике, как Макс. Но блок ментальный увидел сразу, как и сложную защиту на взлом. Можно было попытаться самому, но зачем, если есть тот, кто способен сделать это незаметно? – Макс, – хрипло сказал ректор в трубку. – Ты мне срочно нужен. Позвонил и Мартину. Тот пообещал, что прямо сейчас запрется в своем кабинете и придет в университет. Тротт прибыл через несколько минут. Посмотрел на друга, задержав взгляд на измятой рубашке, где не хватало пуговиц, на лежащую на диване женщину, втянул носом воздух и поморщился. – Чертов извращенец, – произнес он с совершенно Мартиновыми интонациями. Алекс усмехнулся. – Помоги мне. – Зачем? – ледяным тоном спросил Тротт. – Ты и так уже укатал девицу до бессознательного состояния. – Кто тут кого укатал? – раздался жизнерадостный голос Марта. Блакориец увидел Катерину, присвистнул восхищенно. – Понятно. А нас-то зачем позвал, Данилыч? Порадоваться за тебя? Поаплодировать? Жаль, медаль дома забыл. – Вы на ауру ее посмотрите, – ровно сказал Свидерский. Рыжий и черноволосый маги синхронно повернулись к Кате, скосили глаза, переходя в первый магический спектр, – и одновременно же выругались. – Это у кого она так насосалась? – недоуменно спросил Мартин. Макс отошел, распахнул окно. Алекс выразительно посмотрел на друга, и тот изумленно поднял брови. – У тебя? Чертов извращенец! Свидерский не выдержал, захохотал. Ему отчего-то было очень легко и радостно, будто Катя взяла не только силу, но и все заботы и тревоги, всю тяжесть прожитой жизни. Друзья смотрели на него с обеспокоенностью. – Может, он того, умом двинулся? – громко прошептал Мартин. – Может, его стукнуть чем потяжелее, чтобы пришел в себя? – Алекс, – сухо высказался Тротт, – время. Зачем позвал? – Кроме как похвастаться, – едко добавил блакориец. – На ней ментальный блок, – уже спокойно сказал Свидерский. – Ну и что? Разве теперь это не дело МагКонтроля? – инляндец не впечатлился. – Забудь о МагКонтроле, Макс, – с улыбкой, очень ласковым тоном – за которым слышалась сталь – посоветовал ректор. Тротт посмотрел на него, хмыкнул. – Вот почему я не люблю женщин. Сколько она здесь? Неделю, две? А у тебя уже мозги в штаны ушли. – Да ладно тебе, Малыш, – добродушно вмешался Мартин. – Девочка хорошая. И дети у нее прелесть. Если можно вернуть ее в нормальное состояние без правовых процедур, то отчего бы не сделать Данилычу приятное?