В ветвях зашуршал ветерок – Ани подняла голову и потерялась в окружающем великолепии, в отблесках солнца на золоте листьев, в синеве небес, в нежной зелени мхов. Потерялась, задохнулась, застыла, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза и неумолимо яростно бьется сердце. Кажется, это и называется катарсис. Поглощение красотой. Звуки, цвета и запахи сдирали остатки льда, высвечивая то, что нужно было скрывать. – Чего ты хочешь? – спрашивали колышущиеся листья. – Чего? – вторили им поскрипывающие деревья. – Кто ты? – плескала вода у берега. – Я Ангелина Рудлог, – прошептала принцесса. – Кто ты? – требовательно спросило солнце, вышедшее из-за тонкой тучки. – Я – Ангелина Рудлог, – сказала принцесса громко. – Рожденная править. Солнечный луч ласково погладил ее по мокрой щеке, вспыхнул радугой в слезах. – Ты никогда не будешь удовлетворена своим местом. Она обхватила себя руками, сжала пальцы на плечах и стала раскачиваться из стороны в сторону. Природа вокруг шумела, гудела истиной, кристальной и раскаленной, как воздух над черными и круглыми валунами, коими изобиловал этот лес. – Тебе всегда будет не хватать того, для чего ты рождена. – Но это не моя судьба! – крикнула она. – Не моя! Это судьба Василины! Звонко расхохоталась сойка – и ей вторили десятки птичьих голосов. И Ани побежала, помчалась прочь из этого страшного леса в покой павильона, называемого Забвением. – Ты та, кто ты есть, – шептали ей в спину вековые деревья. – Ты – рожденная править! Принцесса просидела на веранде до вечера, не вызывая служанок. Казалось, что вокруг вообще нет людей – только золотые деревья, и пруд, и бесконечный насмешливый лес. Чудовищное место, место горькой правды и странных видений. Снова пошел дождь – теплый, мягкий, – и снова она скинула одежду и направилась в озеро. В этот раз Ангелина доплыла до пагоды. Подтянулась наверх, встала у резной колонны, глядя на серую хмарь воды, отжала волосы. Пагода чуть покачнулась – словно кто-то поднялся на нее с другой стороны. Но Ани не стала оборачиваться. Не сейчас, когда над ней висит самый большой долг. Не было слышно ни шагов, ни голоса – только ощущение, что прямо за спиной стоит мужчина и смотрит на нее. И дыхание его шевелило мокрые волосы, касалось плеч, заставляя ежиться и бояться оглянуться. – Это место сводит меня с ума, – проговорила она тихо, сделала шаг вперед и с головой рухнула в воду. Поплыла в черной воде, дальше, быстрее, почувствовала, как снова обволакивают, поднимают тело на поверхность теплые потоки, – и показалось, что она уловила приглушенный толщей озера всплеск. Ани доплыла до берега в наполненной шуршанием дождя тишине. Вышла на берег, прислушиваясь. Остановилась и закрыла глаза. Капли дождя превратились в осторожные пальцы, касающиеся ее щеки, губ, плеч и груди. Обернулись горячим телом, прижавшимся сзади. Наполнились силой, сжав крепкими руками. И она обмякла, чувствуя, как ее подбородок поворачивают в сторону и к губам приникают поцелуем со вкусом сладкой сухой травы и мандариновой горечи. Настоящим. Живым. Очень знакомым. «Чего тебе хочется, принцесса?» Она ответила – то ли про себя, то ли вслух. «Тебя. Но я не могу. Не могу простить, не могу вернуться». Тихий, понимающий и рокочущий смех на грани слышимости – и пальцы, касающиеся виска. Ангелина открыла глаза и вздрогнула. Она, обнаженная, расслабленная, сонная, лежала на своей постели. Волосы ее были влажными – а вокруг, на кровати и на полу спальни, белым снегом рассыпался пахнущий нежностью вишневый цвет. Следующий день уже клонился к закату, когда принцесса вышла на веранду с чайничком и чашкой горячего вкуснейшего чая с тонким ароматом дыма и жасмина. Немного сладкого, немного горького – лучшая приправа к ее смятенному состоянию. Ани лениво разглядывала кувшинки, слушала пение птиц, а павильон напротив снова окутывался тонкой дымкой дождя, который совсем скоро придет и сюда, на ее сторону. Первый мелодичный звук пронесся над водной гладью, когда она почти задремала. Чистый, струнный – струна вибрировала, рождая в душе тревогу. Звук затихал, и, когда осталось только тонкое воспоминание о нем – раздался новый, а затем еще один, и полились над зеркалом озера восточные переливы тоскливой мелодии. Полились, окружили, проникли в сердце, завели его до бешеного стука – и тут же сменились чарующей, бархатной и нежной песней: так поет жаркая ночь, так звенят травы, окружающие ложе любви, так касается тела любимый, так загораешься ты от его взгляда и голоса. Ани дрожащими руками налила себе еще чаю, всмотрелась в пелену дождя. Напротив – в павильоне, что носил имя «Воспоминание», – она видела мужчину – или то была причудливая игра сознания? Нет, там точно сидел мужчина, красноволосый, белокожий, со светящимися линиями на теле, сидел, скрестив ноги, опустив голову – пряди волос почти касались инструмента, что лежал у него на ногах. Дракон, дракон, откуда ты здесь? Нории поднял голову, чуть склонил ее; Ани заморгала, перед глазами все расплылось – и снова перестала его видеть, и снова возникла мысль, что она сходит с ума. Но мелодия – льющаяся хрусталем и болью, любовью и смирением, – была реальна. Как реален был тот, кто играл ее. Уйди, Ани, уйди. Не слушай. Но она слушала песнь-признание, песнь-прощание и смотрела сквозь дождь на того, кто поступился гордостью, чтобы еще раз увидеть ее. Чтобы найти возможность сказать то, что важно, не нарушив при этом дистанцию, созданную ее словами, чтобы позвать ее снова – или попрощаться? И он тоже смотрел на нее, и пальцы его ласкали струны – и не было ничего в мире прекраснее той песни, что звучала сейчас над темной водой. Двое сидели напротив – далеко, по разные стороны Туры, а вокруг них стелилась, медленно осыпалась золотым лиственным дождем теплая и дымчатая солнечная осень. Ангелина все же нашла в себе силы уйти – как раз тогда, когда поняла, что еще минута – и она пойдет вперед. Струны зазвенели, когда она встала, струны заплакали, когда она отвернулась и шагнула в двери. Легла на кровать, уставившись в потолок, замирая от пронзительного и затихающего шепота песни. «Умоляю тебя, приди». Кто это говорит – он или она? «Не могу без тебя». Струны вибрировали – а на низкой постели под резным куполом павильона навзрыд, до судорог в горле и боли в сердце рыдала железная роза Рудлогов, принцесса Ангелина, рожденная править. «Не могу…» Долг крепкими гвоздями удерживал ее на ложе, рвал ногтями ладони, ранил зубами губы. Музыка терзала хуже самой страшной пытки, и Ани почти возненавидела того, кто никак не хотел остановиться, – и перевернулась на живот, впилась зубами в подушку и застонала от злости, от боли, от соленых слез, от того, что опять нужно делать выбор – и прямо сейчас, потому что больше он шанса не даст. Она подумает об этом после Колодца. Если вернется оттуда. Подумает. Обязательно. «Прощай, принцесса». Музыка стихла, оставив после себя страшную оглушающую тишину. Потускнел последний оранжевый солнечный луч на стене спальни – и исчез. А Ани, вытерев слезы, медленно встала через десять минут тишины, еще медленнее побрела к распахнутым дверям – чтобы увидеть, как над павильоном «Воспоминание» поднимается вверх, улетая прочь, огромный белый дракон с красным гребнем на спине. Она, не в состоянии успокоиться и чувствуя, как растет, расширяется внутри пламя, долго смотрела Владыке вслед, прислонившись к створке распахнутых дверей и сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Смотрела, тяжело, прерывисто вздыхая, ощущая себя очень старой и уставшей, словно за спиной ее лежало не тридцать лет, а сотни тысячелетий, или будто она опять почти прошла пустыню и остался последний рывок к цели. Но теперь не было того, кто остановит ее. Ангелина попыталась вдохнуть – но получалось только хватать ртом воздух, царапая ногтями по двери. Ей дали свободу. Думала ли она, что свобода может быть столь невыносимой? Небо уходило в ночь, опрокидываясь чернильной звездной чашей в озеро, шелестели пышные деревья, теряя цвет и превращаясь в резную кружевную кромку между водой и воздухом, а на груди старшей Рудлог накалялся, нагревая тонкую кожу, подарок Нории – драгоценная ситория, раскрываясь отчетливо видимым призрачным цветком. Ани из последних сил сжала ее в ладони. Опять, опять разбередил, разбил ее, растревожил. Опять показал, как она слаба и как шаток ее мир. Потянуло холодом – по озеру, стремительно приближаясь, потекли к красной принцессе кружева льда, и воздух вдруг схватился мириадами хрусталиков инея, засверкавших в свете из распахнутых дверей. Она справится. Справится. Ани открыла рот, пытаясь вдохнуть еще раз, – и не смогла. «Не лги мне!» – орала ей в лицо Василина. «Не лги себе!» – выл морозный ветер, секущий ее кожу, заставляющий согнуться, признать еще одну истину. И принцесса закричала, не в силах справиться с тем безумием, что творилось внутри, – и лед на замерзшем озере пошел волной, трескаясь в водяную пыль и нагреваясь до пара, а лес вокруг затрещал и полыхнул огнем, мгновенно осветившим небо красным заревом. Дочь Красного сжимала ситорию и стонала сквозь зубы, пытаясь обуздать свою силу, – а над озером с гулом крутились водяные и огненные смерчи, сплетаясь и танцуя, поднимая столбы пара. В этом пару вдруг вспыхнула фигура большого золотистого тигра – голова выше леса, лапы размером с дом, – и он согнулся, заурчал тихо, пронизывающе, и тут же улегся огонь, встала на место вода, и только с щелканьем продолжали рассыпаться красные угольки, оставшиеся от прибрежных деревьев. Большой зверь в несколько прыжков, уменьшаясь, достиг берега, опрокинул принцессу на пол, склонил морду к ее лицу и снова зарычал. Вибрация распустила напряжение внутри нее мягкой куделью, желтые глаза-точечки принесли покой и безмятежность, позволили вдохнуть полной грудью и прийти в себя. Стало безумно стыдно. – Простите, ваше императорское величество, – покаялась Ангелина тихо, – я испортила вам парк. «Чтобы появилось новое, нужно сжечь старое, – раздался рык в ее голове. Тигр медленно таял золотистой дымкой. – Не печалься об этом. Я видел вещи страшнее и сильнее». Он исчез. Ани встала, захлопнула двери – ситория на груди остывала, тело было легким. И принцесса, бормоча, как заведенная, произнося часть слов мысленно, часть вслух, налила себе чаю, села в плетеное кресло. Смысл закрывать глаза на реальность? Зачем? Чтобы потом, сорвавшись в будущем, сжечь половину Иоаннесбурга? – Я же опасна… надо спать. Спать… – …Ты просто нашла себе лазейку… просто нашла причину, почему можно вернуться… – Я подумаю обо всем после Колодца. Потом… Сниму проклятие. Узнаю, как вернуть Полли. Если получится… я смогу уступить, смогу не винить его…