– Научусь уступать… да… Чай ароматный, сладкий и вкусный, пахнет земляникой и сливками. Чайничек парит на маленькой горелке и пыхтит. Очень красивая женщина качается туда-сюда в кресле, смотрит на свое отражение в стекле и бубнит ему, как старушка. Никто не слышит ее и не видит, и ей почти не стыдно раскрываться перед собой. У любого существа, долго страдающего от боли, в конце концов срабатывает инстинкт самосохранения – залечить рану, найти лекарство. – А как же данное мной слово? Как?.. А… придумаю… придумаю что-нибудь… заставлю Васю приказать выйти за него… слово монарха сильнее… – Как ты жалка, Ани… придумываешь обходные пути, чтобы обмануть саму себя… но ты-то будешь знать… – Подумаю, потом подумаю об этом, да… Делает глоток, другой. – Еще нужно позаботиться о Каролине… Обещала, что всегда буду с ней. И передать дела по дипломатическому корпусу. И тогда… тогда можно попробовать предложить династический брак. Под это дело выбить преференции для Рудлога… Она долго сидит, пьет любимый чай, яростно раскачиваясь в кресле, пока на душе не становится совсем спокойно и уютно. Снова мир приобретает четкий порядок, и снова цели выстроены в последовательность, не мешая друг другу. 9 января, понедельник Утром принцесса Ангелина проснулась задолго до рассвета. В окне только-только начинали бледнеть звезды. Вызвала служанок, позавтракала, подождала, пока развернут перед ней и помогут надеть белоснежный наряд с широким красным поясом. И вслед за одной из девушек пошла по тонкому слою гари к зеленой полосе и дальше, к вишневым садам императора. Идти пришлось больше часа – ее вели скрытыми тропками, так, что ни разу принцессу не увидел никто из царедворцев и обслуги, хотя слышала она и мужские голоса, и команды занимающихся охранников, и щебет придворных дам. Похоже, невидимкой можно было пройти весь огромный парк. Наконец служанки остановились по обе стороны от узенькой тропки, поклонились и замерли. Дальше Ангелина пошла одна. Уже переговаривались осторожными трелями птицы, а она двигалась в цветущем вишневом саду, и не было видно ему края. Были здесь деревья и с опавшей листвой, и с только-только набухающими почками, и с едва заметными бутонами цветов, и с алыми ягодами, и раскрывшиеся, цветущие нежным белым цветом. Не удержалась, сорвала несколько ягод, попробовала. Вишня была сладкой, вкусной, очень сочной – принцесса облизнула губы, посмотрела на пальцы. Они были покрыты красными каплями, словно кровью из порезов. Император, одетый в очень простую серую рубаху и штаны, стоял на коленях на краю вишневого сада и копался в земле. Ани невольно улыбнулась – не думала, что найдет в этом величественном старике единомышленника. Повелитель Йеллоувиня окучивал розы, не чураясь грязи. Повернул голову в сторону подошедшей принцессы, кивнул приветственно. – Скоро рассвет, ваше высочество. Разделите его со мной. – С удовольствием, великий император, – тихо сказала Ани. Хань Ши отвернулся, и она, понаблюдав немного за его работой, развязала ленты на щиколотках, сошла с высоких танкеток, сделала несколько шагов по мокрой траве и встала во влажную землю. Опустилась на колени неподалеку от старика и начала убирать тонкие ростки травы меж цветов. Работа шла молча, и не сразу она заметила, что старик поднялся, вытер руки полотенцем и застыл, глядя в небо. Штаны его от колен и ниже были грязными. Поднялась и она – и белоснежный шелк ее платья тоже был испачкан землей. Так и стояли – пока из-за каналов, висячих мостов и небоскребов великого Пьентана, самого гармоничного города в мире, не показалось солнце. Окрасило столицу в розовый и белый, очистило небо, заиграло на лицах приветствующих его людей. – Часто встречаю здесь рассвет, – проговорил император мягко. – Светилу в миллионы больше лет, чем мне, а каждое утро оно встает и работает с одинаковым усердием. И нет его сильнее в нашем мире. Великая сила требует великого смирения. Чем больше дано, красная дева, тем больше приходится бороться с собой. Слабому противостоит мир, сильный противостоит сам себе. Но и сильнейшему нужна опора не слабее его – иначе можно рухнуть, разрушив себя. В чем твоя опора, дочь Воина? – В семье, – ответила она без колебаний. Он медленно покачал головой. – Ты – их опора. А твоя? В чем находишь ты покой и силы? Она промолчала, но император и не ждал ответа. – Посмотри на солнце. Это жизнь, но что стало бы с Турой, если бы оно светило круглые сутки? Это тепло, но что стало бы, заслони оно все небо? Есть ли на твоем небе место для луны и звезд? – Я понимаю вас, – сказала она с усилием. – Мне трудно с Красными, – продолжил старик, – слишком смятенны вы всегда, слишком кипите, бурлите, рветесь менять мир. Даже ты – хотя ум твой холоден и спокоен, но дух полон ярости, несмотря на долгие дни медитации и то, что ты излилась вчера. Но в тебе есть зерно смирения, огненная дева. Оно утешает меня. Ты решила, что́ спросишь у Колодца? – Да, ваше императорское величество. – Хочешь ли ты что-то спросить у меня? Она хотела. Узнать, почему ее так принимают, узнать, зачем прилетал Нории. – Нет, ваше императорское величество, – произнесла Ани, склонив голову. – Я хочу только еще раз извиниться за вчерашнее. И поблагодарить за то, что вы остановили меня. Он одобрительно и тонко улыбнулся. – Следуй за мной, беспокойная дева, – император, как был, босиком, в грязной одежде, зашагал обратно, в цветущие сады. Ани направилась за ним, прислушиваясь. – Я покажу тебе Колодец. Но подумай, хорошо подумай. Нельзя просто так получить знание. Любое знание несет за собой ответственность. У тебя есть шанс отказаться – потом его не будет. Готова ли ты к ответственности? – Готова, – кажется, голос ее звучал достаточно твердо. – И он всегда требует с каждого свою плату. Не спрашивай какую. Я не могу сказать тебе. Колодец неведом даже для меня – хотя я был в нем однажды, но так и не понял его природу. По нашим легендам, появился он, когда наш Желтый прародитель в гневе ударил посохом о землю – посох от удара раскрошился в пыль, смешался с соком земли и стал живым серебром, ртутью, отворяющей память. Он может отказать тебе, может запутать, может затянуть в видения. Попав в него, ты можешь выйти через секунду или через год – никто не скажет когда. В Колодце ты бессильна и могущественна одновременно – и очень легко забыть то, зачем пришла, и остаться там навсегда. Помни об этом. Будет ли у тебя какая-то просьба ко мне? Они остановились у глухого шестиугольного здания. Очень маленького, едва выше человеческого роста, очень узкого. Похожего на могильный камень, какие ставят на кладбищах Туры. – Я буду благодарна, если вы скажете моим родным, что может пройти любое время, ваше императорское величество, – Ани погладила камень здания. Холодный. Мертвенно холодный. Настоящий саркофаг. – Я поговорю с Василиной, – величественно кивнул император. Отвернулся и ушел. Ани открыла низкую дверь «саркофага», вошла в помещение – и дверь тут же захлопнулась за спиной, закрывая путь обратно. Темнота. Тишина. Ее тревожное дыхание. И мерцающее пятно на полу. Живое озерцо золотистой ртути. По поверхности его шли, закручиваясь, водовороты – медленные, тяжелые, словно не жидкость там была, а вспухал бурунами металл. И холодом от него тянуло пронизывающим. Ангелина скинула одежду, подошла к краю Колодца и, вздохнув, сделала шаг вперед. Холодно. Чистый твердый лед. Вокруг принцессы по краю поднялись в небеса светлые зеркальные стены – на нее смотрела золотистая-Ан-гелина, лицо ее менялось, искажалось и обретало объем. Сверкающая, текучая фигура встала лицом к лицу, склонилась к уху. – Зачем ты пришла сюда? Голос – миллион шепотов, миллион шорохов. – За ответом. На три вопроса. – Знаем вопросы, можем ответить. Готова платить? Они медленно погружались в Колодец, и по бедрам словно простреливало электричеством. Стены сужались, оставляя кругом только золотистое сияние. – Да. Что вы возьмете в оплату? – Верное решение – или смерть… – прошептала фигура перед ней. – А если не согласна? – Тогда, – шепот зазвенел, и она схватилась за виски, чувствуя, как хлынула кровь из носа, – только смерть. – Согласна! – крикнула Ангелина и провалилась в ледяную бездну. Зависла в светящемся каменном шаре – изо рта с бульканьем шел воздух, задергалась, задыхаясь – и, когда нечем стало дышать, шар распался на гигантское сплетение золотистых нитей, и она полетела туда, в чьи-то жизни, битвы, любовь, смерти, надежды и отчаяние. * * * Когда император Хань Ши вернулся во дворец, к нему, поклонившись, обратился его секретарь. – Мой господин. Звонила королева Рудлога, ее величество Василина. Император кивнул, показывая, что услышал. Ушел в свои покои, где его привели в порядок, позавтракал с супругой и только потом, спокойный и величественный, отправился к себе в кабинет и набрал коллегу. – Брат мой, – немного волнуясь и смущаясь, проговорила юная королева. – Не известно ли тебе что-то про мою сестру, Ангелину? Она не отвечает на звонки, это ей не свойственно. – Она в Колодце, Василина, – доброжелательно ответил император. – Теперь нужно ждать. Королева выдохнула, поблагодарила и положила трубку. А Желтый император принялся за дела – солнцу тоже нужно работать. Великий Хань Ши был человеком прозорливым, умеющим легко анализировать поступающую информацию, делать правильные выводы из самых ее крох. И не надо было ему заглядывать в будущее, чтобы понять: он, скорее всего, принимает сейчас будущую жену Владыки Владык. И пусть с Красными и их непредсказуемостью ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. Принять могущественную Владычицу как подобает ее статусу – чем не политический задел на будущее? * * *