– Что ты делаешь? – спросила Кейт. Она съехала на обочину, потому что хотела дать мне возможность выйти, разве нет? В сложных ситуациях я всегда поступала так же. Это понятно. Едва Кейт наклонилась ко мне, я отодвинулась в сторону, однако вместо того, чтобы открыть дверь, она заблокировала замок и положила руку мне на плечо. Я съежилась, вжавшись в кресло как только возможно. За последние несколько лет я ни разу не чувствовала себя так плохо: голова гудела – верный признак того, что я вот-вот потеряю самоконтроль. Если бы в голову Кейт пришла мысль погладить меня по руке или обнять, как это делала мама, ей пришлось бы сильно об этом пожалеть. – Послушай меня внимательно, – сказала доктор Бегби. Казалось, ее абсолютно не волнует, что в любую минуту здесь могут появиться СПП. Кейт дождалась, пока я отвечу на ее взгляд. – Самое главное, чему ты научилась, – это выживание. Не позволяй никому обращаться с тобой так, будто ты заслужила лагерь. Ты важна, ты имеешь значение. Для меня, для Лиги и для будущего… – Голос Кейт прервался. – Я никогда не причиню тебе вреда, не стану кричать и не оставлю голодной. Я буду защищать тебя всю оставшуюся жизнь. Мне никогда не понять, через что ты прошла, но я всегда готова выслушать, если это тебе понадобится. Понимаешь? В груди у меня потеплело, дыхание замерло внутри. Я хотела что-то сказать, попросить повторить эти слова еще раз. Просто чтобы убедиться: я правильно все услышала и поняла. – Я не смогу делать вид, будто ничего не произошло, – ответила я. По коже словно пробегали разряды электрического тока. – Ты и не должна – не забывай об этом. Но выживание предполагает движение вперед. Такова суть этого слова, – закончила она, глядя на собственные пальцы, сжимающие руль. – В английском языке нет точного эквивалента твоему переживанию. Есть португальское слово saudade. Знаешь, что это? Я покачала головой. Мне и в собственном языке неизвестна половина слов. – Это похоже… на выражение абсолюта. Чувство бесконечной тоски. Оно возникает, когда глубоко переживаешь потерю. – Кейт сделала глубокий вдох. – В Термонде я часто вспоминала об этом слове. Прежнюю жизнь, твою или чью-то еще, невозможно вернуть назад. Но после конца всегда идет начало, не так ли? Ты не сможешь изменить того, что было, а вот запереть внутри – да. Начни с чистого листа. Я понимала, о чем говорит доктор Бегби. Ее слова были от чистого сердца. Меня слишком долго крутило в водовороте жизни, и мысль о том, чтобы вынырнуть на поверхность, казалась невероятной. – Вот, – произнесла она, сунув руку в вырез футболки. Бегби сняла через голову серебряную цепочку, и на свет появился черный кругляшок, в диаметре чуть шире подушечки большого пальца. Кейт положила ожерелье в мою протянутую ладонь. Цепочка еще хранила тепло ее кожи, но гораздо больше меня удивил тот факт, что кулон оказался сделан из обыкновенного пластика. – Мы называем это тревожной кнопкой, – пояснила она. – Чтобы ее активизировать, нужно сжимать кулон в течение двадцати секунд. Все агенты, которые работают поблизости, сразу поспешат на помощь. Не думаю, чтобы кулон когда-нибудь пригодился, но пусть лучше останется у тебя. Если почувствуешь страх или меня не окажется рядом, нажми ее. – Меня будут отслеживать? – От этой мысли мне стало не по себе, однако я все же надела цепочку. – Только если ты активизируешь кнопку, – пообещала Кейт. – Жучки сделаны таким образом, чтобы СПП не могли случайно перехватить сигнал. Обещаю, что здесь ты в безопасности, Руби. Взяв кнопку двумя пальцами, я поднесла ее к глазам. И тут же выронила: на пальцах и под ногтями было огромное количество грязи. Не слишком приятный вид. – Могу я задать тебе еще один вопрос? – Я дождалась, пока Кейт вырулила обратно на дорогу, и лишь после этого смогла выдавить из себя еще несколько слов. – Если Детская лига была создана для того, чтобы покончить с лагерями, тогда зачем вам понадобились мы с Мартином? Почему было просто не поджечь башню? Кейт прижала руку к губам. – Я не участвую в подобных операциях, – ответила она. – Лучше сфокусироваться на реальных задачах и помогать детям. Уничтожишь фабрику, и они тут же построят другую. Уничтожишь жизнь… С того света еще никто не возвращался. – А люди знают? – вклинилась я. – Люди понимают, что нас невозможно вылечить? – Не знаю, – ответила Кейт. – Некоторые люди стараются забыть о лагерях и верят в то, во что хотят верить. Думаю, многие догадываются о проблемах, но настолько поглощены собственными заботами, что думать о содержании лагерей просто нет времени. Люди хотят верить, что с вами обращаются хорошо. Честно говоря, вас… Вас осталось мало. Я резко выпрямилась. – То есть? Кейт отвернулась. – Мне не хотелось говорить об этом, но дела обстоят гораздо хуже, чем раньше. По последним отчетам Лиги, два процента населения страны находится в лагерях. Это дети от десяти до семнадцати лет. – А что с остальными? – прошептала я, догадываясь, каков будет ответ. – Где остальные девяносто восемь процентов? – Большинство из них стали жертвами ОЮИН. – Умерли, – поправила я. – Абсолютно все? И везде? – Нет, не везде. В других странах было зарегистрировано всего несколько случаев, но здесь, в Америке… – Кейт сделала глубокий вдох. – Мне не хотелось бы тебя пугать, но похоже, основные жертвы ОЮИН, а также солдат Пси-подразделения – подростки. – Сколько? – Боже, что еще я пропустила за время пребывания в лагере? – Сколько нас осталось? – Согласно заявлению правительства – четверть миллиона детей младше восемнадцати лет, но в реальности десятая часть этой цифры. Мне резко поплохело. Отстегнув ремень безопасности, я наклонилась вперед и опустила голову между ног. Краем глаза я видела, что Кейт собирается погладить меня по спине, и вовремя увернулась. Долгое время тишину нарушал лишь звук едущей машины. Я сидела, опустив голову и плотно зажмурив глаза, так долго, что Кейт начала беспокоиться. – Тебя все еще тошнит? Нам пришлось использовать повышенную дозу пенициллина, чтобы вызвать приступ. Поверь, мы бы с радостью выбрали другой способ, но попасть в лазарет можно лишь по очень серьезной причине. Мартин всхрапнул, а затем вновь воцарилась тишина. От мысли о том, как далеко мы уехали от Термонда (и от прежней жизни), мой желудок скрутил спазм. – Знаю, – ответила я спустя некоторое время. – Спасибо тебе. Кейт наклонилась и прежде, чем я успела ее остановить, погладила меня по руке. Затылок начало покалывать – тревожный звоночек. Первая картинка пронеслась в голове настолько быстро, словно я увидела фотонегатив. Маленькая девочка в высоком стульчике, рот раскрылся в беззубой улыбке. Потом огонь. Огонь повсюду. Языки пламени взбираются по обоям, полыхают ярче солнца. Это воспоминание? Меня охватила дрожь, зубы непрерывно стучали. В воспоминаниях Кейт возникла серебристая дверь с номером 456В на табличке. Пальцы хватают дверную ручку и тут же отдергиваются: она раскалена. Руки, а потом и ноги яростно стучат по дереву. Картинка дрожит, из щелей вырывается черный дым. Темная дверь захлопнулась, и я отпрянула назад, вырывая руку. Что за черт? Кровь эхом стучала у меня в ушах. Я закрыла глаза. – Опять? – воскликнула Кейт. – Ох, Руби, прости. Когда меняли машины, надо было попросить что-нибудь от желудка. Так же, как и все остальные, она ничего не заметила. – Знаешь, – сказала Кейт через некоторое время. Она смотрела на темную дорогу. Небо вдалеке начало светлеть. – Это было очень храбро с твоей стороны – принять таблетки и пойти со мной. Я знала, что ты не просто пай-девочка, какой казалась в лазарете. Я не храбрая. Если бы это было так, я бы овладела своим даром, не обращая внимания на то, насколько он ужасен. Я бы ела, спала и работала среди других оранжевых или, по крайней мере, вышла из тени желтых и красных. Эти ребята так гордились своей силой. Они использовали любую возможность, чтобы вывести лагерных инспекторов из себя, вредили СПП, поджигали собственные боксы и душевые в попытке прорваться к воротам. Еще они внушали мысли. Взрослые начинали думать, что их семья убита или жена флиртует с другим, и сходили с ума. Отмахнуться от них было невозможно. Разве что отойти в сторону да отвернуться, пока они идут мимо. Я же сидела на попе, словно «овощ» с помутневшим сознанием, стараясь не привлекать внимания, не позволяя себе даже мысли о том, что хочу или могу убежать. Думаю, целью тех ребят было выбраться из лагеря. И они пытались сделать это самостоятельно. Но ни одному из них не удалось этого сделать до шестнадцатилетия. Существуют тысячи способов распознать ложь. Совсем не обязательно залезать человеку в голову, чтобы заметить первые тревожные звоночки, ощутить опасность или дискомфорт. Чаще всего, единственное, что нужно делать, – это наблюдать. Обычно человек, разговаривая с тобой, отводит глаза, или добавляет в рассказ излишние подробности, или отвечает вопросом на вопрос. Я (и еще двадцать четыре моих одноклассника) узнали об этом во втором классе, когда мой папа, полицейский, прочитал нам лекцию под названием «Опасный незнакомец». Но Кейт молчала. Конечно, она рассказывала мне всякие невероятные вещи, но говорила лишь до тех пор, пока мы не поймали радиосигнал. Из колонок зазвучал официальный голос. – Есть! – воскликнула доктор, ударив по рулевому колесу. – Наконец-то! – По последним сообщениям, президент отклонил предложение британского премьер-министра о встрече, на которой должны были обсуждаться возможные финансовые вливания для устранения мирового экономического кризиса, а также то, как вернуть равновесие мировым фондовым рынкам. Когда его попросили пояснить свое решение, президент сослался на экономические санкции, которые Соединенное Королевство применило в отношении США. Кейт подкрутила громкость. Голос репортера то пропадал, то появлялся вновь. Когда помехи закончились, я подпрыгнула от услышанного. – …вчера сорок пять женщин были арестованы в Остине, штат Техас, за попытку избежать регистрации новорожденных. Женщин будут содержать в подходящих условиях до тех пор, пока младенцы не появятся на свет, а затем детей изымут ради обеспечения безопасности матерей и всего населения штата Техас. Генеральный прокурор заявил… – Голос резко сменился на другой, более низкий и скрежещущий. – Согласно новому Приказу № 15, президент Грей выписал ордер на арест любого человека, вовлеченного в эту опасную деятельность… – Грей? – я вопросительно посмотрела на Кейт. – Он все еще на президентском посту? Грея выбрали, когда регистрировались первые случаи заражения ОЮИН. Кажется, у него были темные волосы и темные глаза. Больше я ничего не могла вспомнить. Да и эти скудные факты остались в памяти лишь благодаря тому, что инспекторы развесили портрет его сына Клэнси по всему лагерю. Как доказательство возможности излечения для каждого. В памяти всплыло яркое воспоминание о последнем дне в лазарете. Портрет Клэнси будто следил за мной. Она недовольно покачала головой. – Грей продлил собственный срок на неопределенное время, чтобы, как он выразился, «урегулировать пси-ситуацию, избавив Соединенные Штаты от телекинетических актов террора и вандализма». И даже упразднил Конгресс. – Как же он собирается это делать? – спросила я. – С помощью так называемых военных сил, – пояснила Кейт. – Примерно через год или два после того, как тебя забрали, несколько пси-подростков чуть не спалили Капитолий. – Чуть не спалили? То есть? Кейт окинула меня изучающим взглядом. – Это означает, что им удалось уничтожить лишь ту часть, где располагался Сенат. Грей успешно контролировал правительство до тех пор, пока не прошли новые выборы Конгресса. Потом вспыхнули бунты. СПП забирали детей из школ без согласия родителей. Экономика пришла в упадок, в стране разразился дефолт. Ты удивишься, узнав, как мало значит твой голос, когда теряешь все. – Как же вы позволили ему все это? – Мой желудок судорожно сжался. – Никто ему ничего не позволял. Хаос повсюду, Руби. Грей пытается удержать власть, но каждый день на бунты выходит все больше и больше людей. Голод заставляет их преступать закон. – Моего дядю убили во время мятежа. Кейт обернулась так резко, что машину занесло на соседнюю полосу. То, что Мартин проснулся, я поняла еще минут десять назад. Дыхание мальчика стало ровнее, он перестал сопеть и причмокивать. Но заговаривать первой мне не хотелось, так же как и прерывать Кейт. – Соседи ограбили его магазин, а дядя даже не мог защититься. – Как ты себя чувствуешь? – Голос Кейт по сладости мог соперничать с ароматом ванили. – Наверное, хорошо. – Мартин сел, попытавшись пригладить растрепанные темные волосы. На щеках отпечатались следы кресла, лагерная футболка выглядела на размер меньше, чем нужно. Тем не менее рос он медленнее своих соседей по боксу. Я была выше всего на один-два дюйма, притом что рост у меня средний. Если Мартин и был младше, то не больше, чем на год. – Я рада, – сказала Кейт. – Если хочешь, сзади есть бутылка воды. Следующая остановка примерно через час. Нужно будет сменить машину.