— Для вас всегда найдется пара незанятых изоляторов. После этих слов Виталий Германович покинул уголовный розыск, а Максим Матвеевич опустился в свое глубокое кресло и отвернулся к окну. Уже начинало рассветать. Тусклый солнечный свет пробивался сквозь тучи, становясь до тошноты серым, разливался по городу и, отражаясь от снега, впивался в глаза, вызывая только одно желание — поскорее их закрыть. Несмотря на то что стояла классическая для зимы пасмурная и холодная погода, утро было хорошее, светлое. И те жители города, которым не нужно было просиживать брюки и узкие юбки до колен в офисе или простаивать за станком, отправлялись гулять на центральную площадь, где был залит большой каток вокруг самой высокой в области елки, украшенной огромными белыми шарами и мелкой светящейся гирляндой. Именно туда, на главную площадь города, вечером отправились Виктор Демьянович со Светланой и ее сыном Степой. Да, теперь Миронов жил с ними, и его коту Шустрику приходилось мириться с тем, что его несколько потеснили на спальном ложе. Света оказалась рядом в нужную минуту, и, хотя она была женщиной с характером, а Миронов был почти на десять лет ее старше, это стало для обоих — и для Степы тоже — глотком свежего воздуха. Женщинам нужно о ком-то заботиться, а мужчине нужно ради кого-то уходить на работу, кого-то защищать и оберегать. Для МВД это были, наверное, первые серьезные отношения за последние годы и единственное счастье за последние месяцы. И несмотря на то что Виктор Демьянович никогда не был семейным человеком, даже напротив, всегда, скорее, был женат на собственной работе, теперь он с радостью просыпался, с желанием шел на работу, возвращался с нее, ходил в магазин, ездил в гости, зарабатывал деньги… Словом, жил для кого-то! Это не компенсировало абсурд, который не первый день крутился вокруг следователя, но теперь у Миронова была та соломинка, за которую можно держаться, чтобы не упасть в бездну, разверзнувшуюся под ногами, теперь он словно по-настоящему жил, и поэтому так боялся все это потерять. А причины бояться были… Домой вернулись поздно вечером, после катания на коньках, прогулок по центру и как будто бы праздничного ужина, хотя праздника никакого и не было. — Ты сегодня вроде веселее обычного, но какой-то задумчивый, — подходя сзади к Миронову и слегка его приобнимая, произнесла Светлана. — На работе все в порядке? — Да, — сухо ответил МВД, но он не мог сопротивляться столь нежным прикосновениям и потому, смягчившись, продолжил: — Меня никак не могут оставить в покое. Сегодня приходил один… Из Следственного комитета. Расспрашивал о взрыве, обо мне, о Лехе. Наговорил какой-то чепухи. Сказал, за мной теперь будут наблюдать еще пристальнее. — Виктор Демьянович гневно усмехнулся. — Ха, а до этого за мной не следили? До этого все было в порядке, черт возьми! Вокруг все вдруг стали такими многозначительными. Говорят-говорят что-то, а что имеют в виду — не разобрать! Все какие-то взгляды, переглядки, недомолвки, шепот по углам. Надоело! — Он сделал глоток чаю из чашки и хотел было в моментальном порыве гнева швырнуть ее на стол, но в последнюю секунду осекся и остановился. — Они не имеют никакого морального права от тебя что-то требовать! — сказала Света и поцеловала Миронова в щеку. — Может, тебе адвоката нанять? — Ага, на какие доходы? — Не сердись… Видимо, просто нужно все это перетерпеть. Главное, не выступай, а там, глядишь, еще через полгода вся шумиха уляжется — никому и дела до тебя и твоих слов не будет. — Это-то и страшно. Они ищут виноватого, ищут, куда бы побольнее надавить, и не ищут главного — тех ублюдков, которые устроили подрыв и погубили столько человек. А знаешь почему? Они все знают, что копать нельзя: можно без должности, или, что еще хуже, без головы остаться. Только умоляю, пусть все наши беседы останутся исключительно между нами. — Конечно, к тому же ты и сам толком ничего не рассказываешь, так что я до сих пор не совсем понимаю, о чем ты говоришь, — шутя надув губки, произнесла Светлана. День был долгий, сложный, но хоть в чем-то приятный — рядом был родной теплый человек… женщина. Это дорогого стоит. Миронов не раз благодарил судьбу за то, что в его жизни потихоньку начали появляться близкие ему по духу люди. Сначала Арсений, теперь Света. Человеку, как ни крути, нужно чувствовать рядом чье-то плечо. Не обязательно на нем плакать или на него опираться, важно просто знать, что рано или поздно это можно будет сделать. Пожалуй, если бы не эти мгновения, если бы не эта поддержка, МВД уже давно бы сломался и прожигал свою жизнь где-нибудь у забора, плачась на неудавшуюся судьбу и прося денег на выпивку у случайных прохожих… Уже за полночь, счастливо выбившись из сил, они моментально уснули. А потом раздался звонок. Конечно, когда же ему раздаться, как не ночью, около четырех часов. Звонил оперативник Александр. Говорил взволнованно. — Алло, Виктор Демьянович! Во вторую областную поступил мальчик. На вид лет двенадцать. Состояние тяжелое, но в сознании. Говорит, что ничего не помнит. Похоже, дело серьезное — выглядит так, словно его очень хотели убить. — Выезжаю, — тускло выдохнул в трубку Миронов, нажал на кнопку и с телефоном в руке перевернулся на другой бок. Затем вскочил как ошпаренный. Мальчик, двенадцати лет! Что, если это он?! Тот самый?! Через полчаса МВД уже был во второй областной детской больнице. Она находилась ближе к окраине города и считалась одной из лучших в стране. Однако при этом ей ничто не мешало внешне оставаться такой же, как и сотни других больниц. Выкрашенные в неприятные и всем уже осточертевшие бледно-салатный и бледно-голубой цвета стены. Нелепые и не особенно радующие здесь, но в то же время родные изображения героев из детских сказок, что были нарисованы на этих стенах еще лет тридцать назад. Мутные сигнальные лампы почти над каждой дверью и, конечно же, запах! Смесь спирта, хлора и такого характерного душка, или скорее липкого привкуса растворимой оболочки от таблеток и капсул. Следователя встретили Саша и Сеня. Судмедэксперт Арсений Романов[3] за прошедшие полгода практически не изменился: те же очки, та же улыбка, тот же пугливо-добрый взгляд веселых глаз, — только волосы стали короче, и осталось легкое подволакивание ноги после ранения. Врачи говорили, что со временем организм восстановится, но Сеня и сам все прекрасно понимал. Ранение было легким, но появились осложнения, был задет нерв, так что никто не мог ничего сказать наверняка. — Романов, рад тебя видеть! Давненько мы с тобой не пересекались! Что ты тут делаешь? — Виктор Демьянович, — с укором протянул Арсений. — Ну, патологоанатомы пока не делятся на детских и взрослых, так что я здесь работаю! Не все же мне только у вас в судмеде, вот и здесь тружусь, консультирую. — Показывайте мальчика! — бойко произнес Миронов. Они поднялись с цокольного на второй этаж в отделение реанимации и интенсивной терапии. Там, в палате с символичным номером 6 лежал под капельницей и тремя одеялами мальчик. Вместо лица у него был один сплошной синяк, кожа на руках, казалось, сливалась с одеялом зеленовато-землистого цвета, а кисти рук были обмотаны толстым слоем согревающей марли. Нетрудно было догадаться, как выглядят обмороженные пальцы этого мальчика на руках и ногах, завернутых в одеяло. Врачи наложили повязку на голову, но из-под бинта уже проглядывали следы крови и сукровицы, сочившиеся из раны. Мальчик был в сознании. По-видимому, то ли от боли, то ли от стресса ему не удавалось уснуть. — Здравствуй, — участливо произнес Миронов, подтянул к себе стул и сел рядом с кушеткой. — Как самочувствие? — Нормально, — тихо и жестко ответил паренек, чуть погодя он добавил: — Холодно, — и отвел взгляд в сторону. — Как тебя зовут? — Не помню, — сказал мальчик, смотря в сторону. Миронов удивленно повернулся к Александру и Сене. — Рассказывай, что помнишь, — глубоко вдохнув, промолвил МВД. — Помню, как очнулся возле… этого… как его… ну, труба такая большая, воду собирает… — Возле сточного коллектора? — Не знаю… — тихо промычал мальчуган. — Встал, было холодно. Очень… Теперь ног не чувствую. Я пошел на шум, там трасса… или дорога… была. Думал, может, кто-то остановится. Очень холодно было. Больно… Остановилась женщина какая-то… с мужем. Или… Не знаю. Подобрали меня. Я отключился в машине. Проснулся уже здесь, врачи суетятся, голова болит, и все такое… как в тумане. Наверное, посплю. Кажется, я сильно устал… — как в бреду проговорил он, закрывая глаза. — Спи, родной, — очень ласково произнес Миронов и повернулся к Саше с Арсением. — Женщина с мужчиной, которые его подобрали, еще здесь? — Нет, — ответил оперативник. — Я взял у них телефон, им нужно было срочно уехать. Но они на вид приличные. Очень волновались за мальчика, сами мне телефон дали, чтоб я позвонил им и сказал, как у него дела. — Известно что-то помимо того, что рассказал ребенок? — Могу я сказать? — робко спросил Арсений, слегка по-школьнически приподняв руку. — Я немного его осмотрел сам, плюс то, что говорят врачи. У него проломлена голова чем-то тупым и тяжелым, возможно молотком, на руках следы от уколов и наручников. Ему кололи что-то. Надо посмотреть завтра результаты анализов крови, но думаю, что это наркотики. Мне кажется, вряд ли он наркоман. Плюс глаза света боятся, он давно не выходил на улицу. Думаю, что держали его в достаточно темном помещении. И еще такое, — Романов несколько замялся, — при осмотре наружного сфинктера прямой кишки выявлены глубокие трещины на 12, 3, 6 и 9 часов… — Ты хочешь сказать… — тихо промолвил Миронов, смотря на уснувшего ребенка. — Да, его насиловали, — с дрожью в голосе сказал Арсений, — причем не раз. Врачи говорят, что он выносливый и все выдержит, но обморожение ног очень сильное. Будут наблюдать, однако вероятность ампутации крайне велика. В палате повисла тяжелая пауза. Миронов долго смотрел на мальчика и с каждой секундой становился все мрачнее. Увы… Это не был ребенок из его сна, но ему тоже нужна была помощь, которую Миронов хотел бы оказать, да не знал как. — Есть еще ценная информация? — наконец произнес он. — Да, — как-то тихо и неуверенно начал Александр. — Мы не знаем о мальчике ничего: как его зовут, откуда он, кто его родители… Ничего… Когда его нашли, при нем не было ни документов, ни каких бы то ни было других вещей. Одет он был по-парадному: некогда белая рубашка, черные брюки, без обуви. И что самое интересное — на одежде срезаны все ярлыки. Так делают в разведке. — Знаю, — перебил Виктор Демьянович. — Чтобы никто не смог вычислить личность убитого. Тот, кто держал мальчика и пытался его убить, очень не хотел, чтобы мы о нем что-нибудь узнали… Миронов, сидя на стуле, уставился в одну точку и мрачно размышлял. Ноздри его расширялись от тяжелого и неровного дыхания, а кончик носа подергивался, как у собак, которые пытаются взять след. Глава 2 Из больницы Виктор Демьянович прямиком поехал в уголовный розыск, где поднялся к себе в кабинет, включил старенькую настольную лампу, заварил черный, как эти зимние ночи, и горький, как темный шоколад, кофе и сел за стол, потихоньку потягивая горячий напиток. Этой ночью он встретился лицом к лицу с грядущим. Миронов знал, что этот мальчик — ключ ко многому, в том числе, к происходящему в нем самом. МВД давно понял, что на его пути начали происходить какие-то необратимые изменения. Жизнь простого обывателя с размеренным графиком работы и ничем не примечательным бытом холостяка вдруг резко сменилась. Казалось бы, все осталось, как было, но появление в городе серийного убийцы полгода назад разделило жизнь следователя уголовного розыска на «до» и «после». Теперь только нужно разобраться в подоспевших обновлениях правил этой непонятной игры в загадки с самим собой. Александр остался дежурить в больнице на ночь. Было решено, что у палаты постоянно кто-то будет находиться, чтобы исключить возможные чрезвычайные ситуации. Ближе к утру мальчику сделали некрэктомию — удалили все нежизнеспособные мягкие ткани, — после чего он проспал почти шестнадцать часов, пробудился уже поздно вечером следующего дня. Пока он спал, МВД возбудил уголовное дело и встретился с парой, которая подобрала ребенка на шоссе. Встреча состоялась там же, в больнице. Миронов приглашал их в уголовный розыск, но им не терпелось увидеть мальчика и, как они утверждали, удостовериться, что он в безопасности. Это были полные мужчина и женщина за пятьдесят, одетые полностью в черное, как будто в трауре, поэтому их плотные фигуры-тени отчетливо выделялись на фоне светлых больничных стен. Он — в очках с толстыми линзами, у нее — светлые крашеные волосы. — Откуда вы ехали? — без лишних слов и прелюдий начал Виктор Демьянович. — С дачи, — взяла на себя инициативу женщина. — У мужа зрение совсем плохое, так что за рулем, как правило, я. За несколько километров до поворота на федеральную трассу мы увидели ребенка. Было темно, а ночью за городом намного холоднее, чем днем, особенно сейчас, в зимнее время, поэтому я сильно удивилась, заметив в свете фар фигуру ребенка. Даже не сразу поверила в то, что увидела. Он шел в одних брюках и рубашке, весь грязный и мокрый, как будто только что из-под земли вылез или из канализации. Мы его не задумываясь подобрали и повезли прямиком сюда. Я включила печку на максимум, а муж всю дорогу пытался его отогреть. Правда, он почти никак не реагировал. Что-то бормотал во сне. — Что бормотал? — сглотнув от волнения, почти шепотом, как будто боясь спугнуть собеседника, спросил Миронов. — Он еле шевелил губами, поэтому трудно было разобрать. «Подальше от дома…» или «дальше от дома», — приглушенно проговорил мужчина. — Нечто подобное… Я решил, что это он про свой дом, что убежал далеко или что-то в этом роде. — Почему так поздно возвращались? — Мы всегда стараемся возвращаться попозже, чтобы избежать пробок на дорогах, — произнесла женщина. — Но вчера был понедельник, а не воскресенье. Вам разве не надо на работу? — пристально глядя на собеседников, произнес МВД. — Надо, — несколько замявшись, промолвила женщина. — Но мы с мужем взяли отгулы на день за свой счет. На участке навалило снега — уборка заняла довольно много времени. Хотели привести все в порядок. — А подвал у вас в доме есть? — как-то отрешенно спросил Виктор Демьянович. — Да, — настороженно произнесла женщина, — а вам зачем это знать? — Должен предупредить, что все ваши показания будут проверены, — игнорируя встречный вопрос, отчеканил Миронов. — Сейчас вами займется мой коллега Александр. Он запишет все ваши данные. А потом мы с вами поедем осматривать ваш дом и место, где вы подобрали мальчика. — Я так понимаю, вы нас подозреваете в чем-то, — заметно нервничая, произнес мужчина. У него дрожала верхняя губа, а на лбу проступили капельки пота. — Вы себе льстите, — мягко улыбнувшись, сказал Виктор Демьянович. — Мы благодарны вам за то, что проявили участие и, возможно, спасли мальчику жизнь, но долг обязывает нас проверить все варианты за неимением других. В последнее время МВД стал жесток в общении с коллегами и в целом с людьми. Он отчасти радовался тому, что наконец смог перебороть эту свою вечную вежливость и стал несколько более властным и резким, но в душе каждый раз сомневался в сказанном и прокручивал его в голове по десять раз. Вот и сейчас ему казалось, что он нагрубил, хотя, в общем-то, и понимал, что свидетелей надо держать в строгости и подчинении — так проще узнать всю необходимую информацию. В то время как Александр остался записывать данные супругов, Миронов направился к кабинету заведующего отделением, который после недолгой беседы проводил следователя в комнату, где хранились вещи всех пациентов, доставленных в тяжелом или бессознательном состоянии. Комната эта находилась в приемном покое. Приемный покой… Это место носило такое название, но совсем ему не соответствовало. О покое здесь можно было только мечтать. Находилось это помещение на том же этаже, что и реанимация, но казалось, что в подвале, — так холодно и сыро тут было. Все стены смотровых и процедурных были облицованы обычной для таких мест белой квадратной плиткой, которая от времени потрескалась и покрылась разводами, а стены коридоров были выкрашены в бледно-желтый с матово-белым цветом. Пока МВД шагал за врачом сквозь коридоры отделения, ему вспомнился приемный покой в больнице, куда его привезли после драки с убийцей полгода назад. Тогда мимо него то и дело провозили на каталке стариков и пьяниц, мужчин с разбитыми скулами, женщин с ожогами или порезанными кухонной утварью конечностями, на полу и стенах были видны кровавые разводы, которые не успевали вытирать санитарки, а врачи относились ко всему происходящему либо с юмором, либо так, словно вообще ничего необычного возле себя не замечали. Но сейчас Миронов шел по приемному покою детской больницы. Здесь было громче, а дети в стремлении себя покалечить были намного изощреннее взрослых. Здесь были ожоги от первых сигарет, от попыток помыться из тазика полного кипятка, от розеток и трансформаторных будок, кровь и переломы после гулянок по стройкам и так называемым «заброшкам», отравления всех видов и мастей, в том числе, конечно же, и алкогольные. Все, с чем не справлялась «травма», тоже везли сюда. И конечно же, родители всех возможных категорий: от безразличных отцов до матерей-истеричек. Это лишь малая часть того многообразия, которое можно было здесь встретить. Одному бедолаге знатно, словно бритвой, порезало ноги. Кровь тонкими струйками сочилась из-под наспех наложенных повязок. Как же так могло произойти? Пойманная чутким ухом проходящего мимо следователя фраза расставила все на свои места. Паренек выбежал из бани и пытался прыгнуть в прорубь, которая за короткий срок покрылась незаметным слоем льда. Лед проломился и, будто тонкими листами офисной бумаги, порезал мальчишке ноги. «Сколько парадоксов в одном месте!» — мелькнула мысль у Виктора Демьяновича, но развивать ее у него времени не было — он зашел в каморку с вещами. Предварительно надев перчатки, МВД разложил перед собой все, что лежало в пакете. Это были грязные влажные черные брюки, некогда белая рубашка со следами травы или водорослей и крови на левом плече, носки и ремень. Как будто школьная форма, но где тогда пиджак, ботинки и рюкзак? Остались у преступника? Миронов попытался представить мальчика во всем этом. Мысль о школьной форме казалась какой-то неправдоподобной. Эти вещи мало походили на обычную школьную форму. Да и потом, несколько холодновато для одних штанов и рубашки — матери, как правило, заставляют даже самых самостоятельных мальчишек надевать подштанники или хотя бы что-то под рубашку, чтобы было теплее. Более того, на всех вещах были срезаны ярлыки, никаких бумажек, фантиков в карманах, а брюки явно были минимум на два размера больше. Мальчика словно бы нарядили в эту одежду перед тем, как попытаться убить. Но почему на той трассе он оказался без обуви? Все на месте, а обуви нет. Миронов сгреб всю одежду в кучу, а немного погодя, будто собираясь с силами, опустил в нее свою голову и сделал глубокий вдох. — Виктор Демьянович, — произнес Александр, когда Миронов вернулся обратно к палате мальчика, — надо искать родителей парня, запускать информацию по поисковым отрядам, по базам данных, на телевидение и мониторить пропавших без вести.