— И магистраты верили анонимкам? — Их эмиссары обходили таверны и казино, на каждый сестьере- район Венеции было выделено сначала два, а затем четыре человека. — Полиция нравов? — Нечто большее. Богохульство, осквернение, сексуальное насилие в отношении девственниц, которым обещали брак, проституция, издание запрещенных или богохульных книг. Особенно доставалось священникам. Если их уличали в неподобающем поведении, то сажали в «чебу» — железную клетку, которая вывешивалась на площади Сан Марко. Часто священники, получавшие лишь хлеб и воду, не доживали до приговора. — И каким был приговор магистратов? — Если богохульники не могли заплатить штраф в размере 3 лир, немалые деньги в то время, их бросали в воду. Но некоторым выкалывали глаза и отрезали языки. — Обалдеть, это похлеще Савонаролы во Флоренции! — И тут глаза у Саши расширились так, что чуть не вылезли из орбит. — Погодите! А вам это ничего не напоминает? — Деточка, мы живем не в XII и не в XV веке. Кто сейчас помнит о тех временах? — Вы сами говорили, что Венеция вне времени. — Ты хочешь сказать… — Флавио тоже вытаращил глаза, — что наши убитые — жертвы магистратов по делам богохульства? — Не магистратов, конечно, а тех, кто решил ими стать. Среди магистратов не было фамилии Контарин? — Вы подозреваете меня, дорогая? — Конечно, нет, я ищу связь. — Магистраты были учреждены дожем Николом Контарином, а еще один мой предок, Антонио Контарин, был в то время патриархом Венеции. Вы, наверное, слышали, деточка, что в Венеции нет епископа, этот город исторически живет под религиозной власть патриарха. — Вот! — Снова возбужденно подскочила Саша. — Теперь даже сомнений нет! Эти тела в вашем саду появились в знак уважения перед потомком тех Контарини. Своеобразное жертвоприношение, а заодно и выход в публичное пространство, так сказать. — Ты хочешь сказать, что они хотят быть пойманными? — Нет, я хочу сказать, что они предостерегают следующих жертв. — Сложно предостерегают, даже капитан не помнит о «бестеммьятори» и их палачах. — Но все же сходится! Олеся была в их глазах, ну ладно, не только в их, девицей без морали, адвокат обесчестил девушку, девственницу или нет, но все равно сходится. Гид продавал себя пожилым богатым дамам, журналист позорил известных людей города, да еще и замахнулся на графиню Контарин. А бедный Лучано просто пал жертвой любви. Его мне жалко больше всех… И приговор они выносили по старым канонам, помнишь, Флавио, нашли следы ржавчины на одежде и на теле Лучано? Его держали в клетке прежде, чем убить. — Нельзя убивать людей, — вздохнула графиня. — Но пока я слушала вас, деточка, то думала- а ведь это люди, отчаявшиеся увидеть свой город таким, которым он должен быть. И решившие принять меры. — По этой логике вместо объявлений «здесь нет пиццы и пасты» хозяева тратторий должны травить туристов. — Конечно, нет… и все же в глубине души я их понимаю… — Все это прекрасно, и теория у тебя стройная, — вздохнул Флавио. — Но как их найти, пока не появилась новая жертва? Глава 18 По дороге домой из пекарни она решила купить зелени. Дошла до переправы-трагетто, отмахнулась от протянутой руки гондольера и не села на лавку, а осталась стоять, не обращая внимания на венецианцев и пару туристов, ставших ее попутчиками. Три минуты, пока два гондольера- один на носу, другой на корме гондолы — парома лавировали среди вапоретто и катеров на Гран Канале, она словно впервые смотрела на фасады дворцов. Дворцы стоят здесь уже несколько веков. Вот только ни в одном из них больше не живут старые семьи. Однажды- весьма скоро — уйдет и она, дальний родственник, которому отойдут дворцы, продаст их шейху в белых одеждах, или американцу с большим животом, хотя нет, те, кто покупает венецианские палацци, следит со своим здоровьем и вряд ли ест гамбургеры. Мы сами виноваты в том, что нашего города больше нет, что он превратился в музей, что после нас уже не останется и следа от той Венеции, которую мы так любили. Какая-то мысль мелькнула и тут же исчезла… Закапал слабый дождик, когда она подошла к знакомому прилавку, там Раффаэле с двумя сыновьями натягивал зеленый тент на мачты, установленные по сторонам баржи. Он много лет приплывал сюда трижды в неделю, привозя свежайшие овощи и зелень с одного из маленьких островов лагуны. — Contessa, посмотрите, какой сегодня шалфей! Антуанетта приготовит вам восхитительную фриттату со сливочным маслом! Или фенхель! Он сегодня на высоте! Надо же, я все реже прихожу сюда, а он еще помнит. Понятно, что здесь больше желания продать, чем искреннего уважения, хотя, кто знает. Ей нравилось, как он это сказал, без тени заискивания перед титулом, перед известной персоной, просто констатируя факт. Она поняла, что приехала на рынок совсем не за зеленью, а для того, чтобы развеяться, почувствовать снова обычную жизнь за стенами дворцов и галерей. Но рассматривала, нюхала, выбирала и в конце концов остановилась на веточках шалфея и пучке базилика, чья яркая нежная зелень примиряла с серым дождем. А потом взяла пару яблок и маленькую горсть винограда, хотя дальше, на прилавках в аркадах, можно купить все это дешевле. Но баржа, причалившая к набережной, зелень с островов лагуны, Раффаэле и его сыновья были неотъемлемой частью этого города, благодаря им, а не теням старых семей за толстыми влажными стенами дворцов, он все еще оставался живым. И она хотела почувствовать себя частью этой жизни. — Так оно теперь и бывает. — вздохнул Раффаэле, хотя она ничего не сказала вслух. И кивнул в сторону катера, плывущего по каналу, полного мешков с песком и цементом. Катер причаливал к зданию, выходящему на канал боковым фасадом. Еще два года назад там жила Лоредана Дзулиан, чей сын сразу после смерти матери продал дворец и теперь какой-то иностранец вкладывает огромные деньги, перестраивая все внутри, и вручая огромные взятки чиновникам, призванным охранять национальное достояние. Скоро это произойдет и с дворцами Контарин. Если, конечно, она не последует примеру предков и не завещает дворцы галереям или благотворительным фондам. — Отнеси покупки графини Контарин, — обернулся Раффаэле к сыну. Парень что-то пробурчал, она запротестовала, она еще не собирается домой, есть дела на этой стороне. Но Раффаэле и слышать не хотел, вручил ее пакеты сыну и отправил на другой конец города, в палаццо Контарин. Она полезла за деньгами, но зеленщик отмахнулся. — Контесса, ваша Антуанетта на днях зайдет и занесет деньги. Как странно… для кого-то она еще была тем человеком, кто не должен связываться с мятыми бумажками. Она кивнула, и пошла дальше, несмотря на дождик и отсутствие зонтика, под аркады, а потом по мостам, к небольшой площади и старой церкви. Баржа качалась на волнах, вместе с ней то поднимались, то опускались Раффаэле и его прилавки. — Contessa! — Снова позвал кто-то и подбежал с зонтом. — Возьмите, графиня, а то промокните. Она не помнила этого человека, а возможно, они и не были знакомы, но для многих она такой же символ города, как для нее Раффаэле и его баржа. На перилах моста сидела чайка. Когда она подошла ближе, чайка лениво упала вниз, в воду, буквально в сантиметре от волны скользнула параллельно воде, лениво взмахнула крыльями и закричала, поднимаясь вверх. Может быть, чайки, это души ушедших венецианцев, и однажды она тоже станет чайкой? — Изабелла, дорогая, — навстречу на мост поднимался адвокат Морозини, еще один потомок старой семьи, чье палаццо возвышается над каналом. А ведь ему тоже уже за 80… — Давно не виделись, ты редко выходишь на прогулки! — Этот город полон призраков, — пробормотала она. Кивнула адвокату и пошла дальше. Завтра все будут говорить, что она в старческом маразме. Ничего, поговорят, и перестанут, сегодня она не была настроена на беседу с Морозини. Вот и площадь. И потемневшая от времени каменная табличка- барельеф. Она наизусть помнила, что там написано, но остановилась и внимательно прочитала каждую строку. Говорят, таких табличек в Венеции осталось лишь две, как странно, что одну из них увидела эта русская девочка. Умная девочка, не зря ее так хвалила графиня делла Ланте. «На площади запрещаются игры, продажа предметов одежды, открытие лавок и мастерских, запрещается богохульство и сквернословие при входе в церковь и выходе из нее, в противном случае грозит помещение в тюрьму, а также вынесение приговора, который останется в тайне. Дож дон Никол Контарини. Дон Марио Антонио ди При, дон Альвизе Мочениго, дон Франческо Морозини — исполнители по делам богохульства». Кто же из вас, из ваших потомков решил взять правосудие в свои руки, выносить тайные приговоры и приводить их в исполнение? Изабелла Контарин чувствовала лишь легкую грусть. Они думают, что таким способом можно изменить мир, сохранить город? Жаль, что это невозможно… Глава 19 Девушка проснулась, но никак не могла понять, что происходит. Образы и мысли накатывали волнами, спутанно, она не помнила, где она находится, как попала сюда, какой сегодня день, Она осторожно огляделась и увидела лишь руины зданий, растущие повсюду сорняки, постепенно она начала приходить в себя, но нахлынул страх. Последнее, что она помнила, это шикарный дворец, мягкий диван и вкусный травяной ликер, поданный слугой. И мужчина… она никак не могла вспомнить, как его звали… и почему она оказалась на том диване… Страх становился все сильнее, ей показалось, что она не одна в этих руинах. Чтобы отвлечься, она осторожно себя ощупала. Как странно, на ней обтягивающая белая туника до щиколоток, и больше ничего. Осторожно подтянула одну ногу, потом другую, на ногах были царапины, и сейчас она почувствовала боль от острых осколков камней, видимо, выпавших из стены церкви. Ну, конечно, это церковь, полуразрушенная колокольня хорошо видна на фоне светлеющего неба. Потихоньку воспоминания возвращались. Она вспомнила как набрала тысячи лайков под своим видео в ютубе. Ракурс был невероятный, канал, фонари, старая церковь, она сбросила майку и танцевала топлесс, пока телефон снимал на штативе. Мысль записать это видео, названное «секс с Венецией», пришла ей случайно. Она хотела показать подписчикам, что красивой девушке не нужна компания, она может заниматься любовью сама с собой на фоне великолепного пейзажа и чувствовать себя прекрасно. Видео набрало самое большое число просмотров за все три года, что она занималась блогерством, это был не просто успех, это была бомба! А потом… что же было потом… Она познакомилась с мужчиной, спросила у него дорогу. Он поинтересовался, откуда она — ответила, из Дании, популярный блогер. И он… ну конечно, он предложил показать настоящий жилой венецианский дворец. Какой блогер от такого откажется? Мужчина… он был прекрасен, и она рассчитывала, что просто экскурсией по дворцу все не закончится. Похоже, он клюнул, он пригласил ее на карнавал, и это было фантастически! Позже, когда гости разошлись, он предложил ей задержаться и принес бокалы. Она не могла поверить своему счастью, что познакомилась с таким мужчиной, но он так и не признался, находятся они в гостях, или это его дворец. Шутил и уходил от ответа. Она выпила тот ликер, терпкий, приятный, мужчина сел поближе, но тут потолок поплыл, и все вокруг завертелось и потом… и потом она очнулась здесь, среди руин. Небо светлело, но день наступит не скоро. Или это сумерки? Она с трудом встала и добрела, шатаясь, до стены, прижалась к холодному старому камню, задрожала от холода, попыталась идти вдоль стены. В развалинах хотя бы есть крыша, там можно спрятаться от холода и… от того, кто придет за ней… Она добралась до входа, и увидела полустертую надпись. И хотя она не знала итальянского, латинские буквы были понятны — «Психиатрическое отделение». Она поняла, что находится на самом страшном острове лагуны, куда никто не приедет и не спасет ее. Она сама три дня назад рассказывала о нем в блоге, но везти ее сюда ни одно такси не согласилось. Остров Повелья. Несчастливое место. Внутри было еще страшнее. Надписи на стенах над старыми кроватями она не разбирала, но от рисунков исходило отчаяние и боль живших здесь когда-то. Но сейчас не надо обращать на это внимание. Здесь есть кровати. есть старые истлевшие одеяла и крыша над головой, значит надо выспаться и набраться сил. А потом решать, как выбираться. Ее не случайно привезли сюда, кто-то внимательно посмотрел все видео в ее блоге. Но зачем? И одно дело, если ее просто здесь бросили, а если он вернется? Как же хочется пить! Она упала на грязный матрас, натянула одеяло, которое, казалось, сейчас рассыплется. Дрожь никак не проходила, во рту все пересохло. Она пыталась задремать, когда услышала далекие голоса, еле слышные. Напряглась, хотела крикнуть, что она здесь, что ее надо спасать, но раздался непонятный звук, затем грохот и наступила темнота. ***