— Но это просто иллюзия, это прекрасный город, который все еще пытается жить нормальной жизнью, но все меньше ему это удается… Подул ветерок. — Ты тоже слышишь? — Спросила Саша. — Что? — Музыку. Как будто где-то вдали играет скрипка. — А это еще одна венецианская иллюзия. Ты слышала легенду о потерянной музыке? — Нет! — С самого рождения будущий композитор Антонио Вивальди, по мнению родных, находился в руках темных сил. Что только не делали, и обряд экзорцизма проводили, и освященным маслом омывали, ничего не помогало. Темные силы не отпускали его даже после принятия сана. Однажды он признался в письме своему другу, что больше не может служить мессу, испытывает слишком сильную боль. Несмотря на прекрасную музыку, о музыканте ходило в городе много нехороших слухов. Но Вивальди боролся с темной стороной своей личности и все время стремился к Богу. Не зря его музыку порой называют ангельской. Понимая, что души Антонио им не получить, темные силы все же сумели отомстить музыканту. Однажды он создал самое прекрасное из своих произведений, но записать его никто не успел. Музыка пропала навеки, унесенная силами тьмы. Успел услышать и запомнить ее лишь ветер. Иногда в узкие улочки залетает ветер с лагуны. И некоторые люди слышат прекрасную незнакомую музыку. С новым дуновением ветра, потерянная симфония вновь улетает в лагуну… — Как красиво! — Эта легенда вполне укладывается в существующую ныне теорию, что Вивальди никогда не записывал нот, этим занимались переписчики, и вообще весь архив его произведений был найден в одном из немецких монастырей лишь в 1939 году. Но одну из мелодий никто так и не сумел записать. Сегодня ее знает только ветер с лагуны… Саша прислушивалась, но так и не смогла услышать еще раз далекую скрипку. Они завернули за угол, и снова со всех сторон подкралась темнота, словно сжимая людей в своих прохладных лапах. Но вдруг впереди сверкнул фонарь и изумленному взгляду Саши предстал мужчина в штанах на резинке до колена, чулках и башмаках, сюртуке и круглой шляпе с узенькими полями. — Благородные синьоры, прошу за мной. Саша покрепче схватилась за руку Берни, они прошли немного вперед, завернули за угол и оказались у освещенных дверей в высокий темный дом. Фонарщик поклонился и снова нырнул в темноту. — Что это было? Вместо ответа Берни широким жестом пригласил ее в дом. На лестнице их встречал хозяин, Пьетро Лоредан, в старинном костюме, парике и маске, если бы не герцог, Саша ни за что не узнала бы потомка дожей за маскарадным костюмом. Она поняла, что Берни явился в современной одежде для поддержки своей дамы, ведь большинство присутствующих соблюли дресс-код. И на душе потеплело. Вечер удался, подавали прекрасное шампанское, к их паре то и дело подходили знакомые герцога, шутили, беседовали на легкие и ничего не значащие темы, а девушке было безумно приятно оказаться на таком маскараде в качестве спутницы герцога де Луна. А главное, ни маленького маркиза, ни несостоявшейся свекрови нигде не наблюдалось, и девушка расслабилась. Они немного потанцевали, потом Сашу пару раз пригласили на танец незнакомцы в масках, пока герцог был занят беседой то с одним, то с другим гостем. Закончилось все далеко за полночь. Гости почти разошлись, хозяин позвал Берни и Сашу в небольшой зал, где потолок был покрыт фресками, а на стенах шелковая ткань обрамлена золотыми полосами. Они устроились на мягком диване, слуга принес бутылку виски и стаканы и, неспеша потягивая янтарный напиток, Берни и Пьетро обсуждали, как прекрасно прошел прием. Клонило в сон. Саша поднялась, подошла к открытому окну, смотрела на незнакомую ей площадь и темную, приземистую, очень старую, судя по силуэту, церковь. Девушка силилась разглядеть, что написано на внушительной каменной табличке на стене соседнего дома, прекрасно освещенной из их окна. — Я тебе наизусть скажу, что там написано. — заметил ее интерес хозяин дома. — Это предостережение. Нельзя сквернословить, заниматься коммерцией, вести себя неподобающе возле храма Божьего. Это объявление магистратов по делам богохульства. — Как интересно, а кто это? — Одна из фигур венецианской юстиции, которой не существовало в других местах. Но это очень долгая история, я расскажу вам ее, прекрасная Алессандра, в другой раз. — Пьетро поднялся, чтобы проводить их к выходу. — Увы, мое палаццо не выходит на канал, но с другой стороны в этом его огромное преимущество, когда поднимается высокая вода, acqua alta! Они распрощались, и Саша с герцогом отправились в сторону ее дома. — Осторожно, благородные синьоры, тут лестница, — из темноты вновь материализовалась фигура фонарщика в старинном костюме. — Так кто это? — спросила Саша, когда они отошли достаточно далеко. — Мне вначале показалось, что это привидение! — Это кодега. — Кто? Или что? — В Венеции XII века не имелось освещения и прогулки по ночному городу были опасны для жизни. Поэтому с 1128 года Венецианская республика решила принять превентивные меры для предотвращения опасностей для венецианцев в темноте ночи, установив «чезендели», масляные свечи на стенах города. Но это не мешало грабителям и убийцам, пока в 1450 году не поместили четыре больших фонаря под аркадами Риальто и не был принят закон, который обязывал любого иметь фонарь при ходьбе в ночи. Тогда и появились личности, которые сопровождали благородных господ, освещая их дорогу своим фонарем. Хороший способ заработка для простого народа. — Я бы сказала, и сегодня не многое изменилось, — засмеялась Саша. — Эти люди и назывались кодегами? — Да, считается, что это слово происходит от греческого οδηγός, то есть проводник, возница, либо от названия масляной лампы, которая всегда висела в центральной части гондолы. А масло для лампы добывали из свиной шкурки, которая и называлась «còdega». Эти люди знали все городские сплетни, ведь часто сопровождали господ на ночные свидания. А в венецианском диалекте с тех пор существует выражение «держать свечу» — «far ed còdega». — Да, у нас в русском языке тоже есть такое выражение. А откуда он взялся сегодня? — Все просто, думаю, это актер, нанятый Пьетро для придания колорита маскараду. Возможно, их даже несколько, переулки вокруг темные, так что вполне полезная идея. У Саши остались двойственные чувства от вчерашнего вечера. Ей понравился карнавал, но герцог распрощался быстро и даже холодновато и исчез в темноте, не дождавшись, когда девушка откроет дверь в «верблюжий» дворец. От грустных мыслей ее отвлекла Соня, взахлеб рассказывавшая об успехе их вина, о прекрасном фуршете, вот правда Василий почему-то не остался. — Да ты забыла о бедном сибиряке в том миг, как услышала, что ваше вино победило. И он все понял. — Может, так оно и лучше… — вздохнула Соня, а Саша вдохновенно рассказывала подруге о маскараде и фонарщике. — Так кто такие магистраты по делам богохульства, или как их там? — Не знаю, обещали рассказать. — Ты помнишь, что у нас осталось три дня? Вот подпишу все контракты, проведу встречи и домой. Может, ты к нам, в Сентинеллу? — Мне домой пора. Пока долетишь с этими пересадками… — А что с герцогом? — А ничего. Странная какая-то у меня судьба. Прямо не везет. — Еще не вечер. Но он тебе хотя бы нравится? — Не знаю. Он мне нравится, конечно, но в глубине души я боюсь… — Чего? — Что он окажется тем влиятельным другом Олеси. — Но тебе же он ничего не предлагал? Такого, неприличного? Саша заверещала возмущенно, и стукнула Соню подушкой по голове. Глава 17 В 10 часов утра она привычно нажимала звонок на дворце графини Контарин. Флавио рассказал, что пока знакомство с окружением гида и адвоката ничего не дало, у погибшей девушки осталась лишь мать, братьев или страдающих брошенных бойфрендов, поклявшихся отомстить адвокату — разлучнику тоже не было. А вот в отношении журналиста выяснился один факт. Один из его коллег вспомнил, что Терранова просил о рекомендации общему знакомому, он активно собирал информацию в отношении графини Контарин. — Обо мне? Ну, не много он смог бы написать, — усмехнулась графиня. — В моем возрасте порочащих связей уже не бывает, деньги в офшорах я не отмываю, произведения искусства из галереи не продаю налево. Я даже в фондах, собирающих средства, не участвую, всегда использую свои. — Он надеялся… встречался с людьми, которые вас знают. — Только не говорите мне имен, капитан, и не говорите, что кто-то делился информацией. Я стара, и не хочу новых разочарований в людях. Я достаточно их испытала в своей жизни. — Графиня, а кто такие магистраты по делам богохульства? — Ох, как далеко вы забрались, деточка. Сегодня мало кто из венецианцев о них помнит. Флавио пожал плечами: — Слово знакомое, а что там было, даже не помню. Может, и не знал никогда. — Со второй половины XIII века в Венеции жестоко наказывали bestemmiatori, богохульников. Некоторым даже отсекали языки и выкалывали глаза. А в 1537 году была создана особая судебная власть: магистраты против богохульства. Их было двое, они избирались Советом Десяти. Но со временем магистраты стали заниматься не только богохульниками, в 1539 году Совет поручил им наказания преступлений, связанных с нравственностью, азартными играми, нарушением приличий. Это был единственный орган, уполномоченный принимать анонимные жалобы. Они сами расследовали, выносили и исполняли приговоры. — А почему именно в Венеции? — Это были годы, отмеченные войнами, голодом и эпидемиями, поэтому люди заискивали перед божественной милостью, устраняя все, что могло спровоцировать месть Небес.