— Что мы стоим? — поторопила Эшли. Заиграла музыка. Я улыбнулась — это был мой самый культовый розыгрыш за всю жизнь. И не надо жалеть о том, что мы сотворим сейчас. Всё правда замечательно. Мы вышли на сцену неуклюже пританцовывая. Я сразу встала чуть дальше, чем все остальные, Эшли же была посередине и замечательно танцевала свою партию. Я сделала пару забавных движений, что делала Эшли, пока не почувствовала, что музыка подходит к концу. И мы быстро скрылись. Пока Эшли осталась одна на сцене, с теми же детскими движениями, мы побежали по коридору, который мог позволить нам выйти в зал. Пока мы бежали, мы срывали с себя маски и мантию. Серьёзно, мы успели, всё это было сделано за пять секунд, если не меньше. Мы вернулись на свой последний ряд, когда Эшли уже сняла маску и медленно стягивала с себя мантию. Музыка изменилась с недетской песни на довольно интимную мелодию. Эшли начала извёртываться и выгибаться под разными углами. Я раньше никогда не видела стрип-пластику, но сразу поняла, что это она. Потом, Эшли дошла до крайностей и начала растягивать платье. — Чёрт, — заорал Фил. — И это устроили мы. — Так круто, — засмеялась я. — У меня сейчас встанет. Вдруг началось что-то смешное: люди будто отошли ото сна и начали двигаться на своих местах. Кто мог прикрывал ладонью глаза другим людям, кто-то что-то выкрикивал, кого-то это смешило. И позади всех стояли мы, пьяные и молодые, смотрели на сладкий плод своих трудов. На сцену выбежал ведущий, стараясь увести Эшли со сцены. Всё, что мы хотели, было выполнено. И у нас открылось второе дыхание. Мы выбежали на улицу громко смеясь. Нас переполняли различные эмоции: гордость, радость, стыд и возбуждение. Но ещё не всё завершилось, мы должны были успеть скрыться, как можно быстрее. Эшли пришлось выслушать громкую нотацию от организатора конкурса, но, когда он ушёл обсуждать итоги с жюри, она спокойно села в машину и уехала. Впрочем, ей было легче всех, она жила далеко от нас, поэтому её бы никто не смог найти, да и никому не нужна была амбициозная стриптизёрша с отсутствием каких-либо комплексов. Всем нужны были организаторы. А мы скрылись довольно далеко. — Вы где её нашли? — спросила я у парней. — Это сестра нашего вратаря, — ответил Кевин. — Что? — Мы с Эрикой выпучили глаза, не веря этому. Они загадочно кивнули, хотя я до сих пор не хотела им окончательно доверять в этом вопросе. Но пока, в нас было много алкоголя, был лучший конкурс всех времён Тенебриса и были мы, юные и ещё счастливые, и мы громко смеялись на всю улицу, пока вдалеке не послышался звук сирены. Тони Райт подъехал к нам. — Белл? — спросил он. — Что? — попыталась изобразить я вид трезвого человека, пока мои друзья мчались дальше по улице. — Что с тобой? Я засмеялась, потому что в какой-то момент мне показалось, что у него довольно большие уши. Я ему чуть не сказала это, но остановилась, когда последние следы трезвости напомнили мне, что это некультурно. — Ты выпила? — спросил он. — Чуть-чуть, — Я изобразила на пальцах крайне малое количество, которое я могла бы выпить. Тони секунду смотрел на меня, думая, что делать дальше: отпустить меня или сдать отцу, как того требуют обязанности полиции. Я пьяным и писклявым голосом стала умолять его не рассказывать никому об этом. — Ладно, — в конце концов, сказал он. Хотя было видно, что это решение далось ему нелегко. — Всё равно я сейчас еду на вызов. — На какой? — Кто-то станцевал стриптиз в доме детского творчества. Теперь настала моя секунда размышления. И я правда не хотела говорить ему ничего, но либо моя нетрезвость выдавала всё, либо Тони успел хорошо изучить меня, он спросил: — Что? Это ты? Я замахала руками, качая отрицательно головой: — Нет, конечно, я не танцевала стриптиз на сцене. — Твои друзья? — Фил с Кевином не умеют этого делать. — Но ты причастна к этому, — заключил он. — Ты скажешь отцу? И снова он должен был вести мысленные переговоры с собой. И конечно, он ничего не должен был мне, но должен был доложить об этом в часть. И кто скажет о нём, как о честном полицейском, если он промолчит, а кто скажет о нём, как об отличном товарище, если он скажет. В этом, наверное, и заключается вся сложность серьёзных решений. Я была дочерью шерифа города, и я лично видела, как закрывают глаза на некоторые нарушения законов. Тони не стоял перед столь серьёзным выбором, но и ему было нелегко: он впервые столкнулся с выбором между работой и личной жизнью. — И как я потом буду смотреть в глаза твоему отцу? — спросил он. — Никак, — ответила я. — Когда требовалось, он сам закрыл своё дело. — Что? Только там я поняла, что только что сказала преужасную лишнюю вещь. Никто в городе кроме нашей семьи не знал, что дело Самитьера было закрыто лишь по той причине, что в какой-то момент мой отец позволил себе подумать, что к этому может быть причастен его сын. — Никому, — попросила я. — Никому не говори. Он кивнул. И я сделала вид, что поверила ему. ГЛАВА 12 Лучше говорить о хулиганстве, чем об убийствах. По Тенебрису было много слухов о том, кто бы мог устроить стриптиз в доме детского творчества. В школе нам даже провели педагогическую беседу о том, что подобные вещи не приветствуются в интеллигентном обществе. И может, нас это и затронуло бы в какой-то степени, но мы были новой новостью. Фактически, мы позволили Тенебрису забыть о страхе, пусть даже и на время. О нас знали не многие, Фил с Кевином рассказали своим друзьям, что это были мы, соответственно, их друзья рассказали своим друзьям, и так, уже почти половина школы знала, что плоды сего розыгрыша принадлежат нам. Реакция была действительно разной: нас приветствовали и хвалили те, кто разделал радость чего-то весёлого, некоторые с выраженным непониманием косились, когда видели кого-то из нас в другом конце коридора, бывали даже и взгляды, которые выражали страх. Моника Абрел, завидев меня возле школьного фонтанчика, поспешила подойти, чтобы сказать, что я поступила очень некультурно, она пустилась рассказывать о том, что для многих детей участие в конкурсе играет большую роль, а я могла испортить им один из лучших дней в жизни. Я слушала её с большим вниманием, потому что уже понимала о чём она говорит, я слышала почти такую же речь от мамы, папы и частичные фразы от Тони. Тони был мальчиком, наверное, правильных кровей, то есть он не устраивал того, что устраивала я, он даже банальные розыгрыши с зубной пастой вместо крема считал глупостью. И он не сдал меня. В ту ночь я села к нему в машину, чтобы обсудить, что делать после всего этого, и мы пришли к выводу, что этим делом должен заняться отец. Но он не смог на большее, кроме как высказать мне своё полное разочарование. Он даже не успел открыть дело о хулиганстве, как оно уже было отправлено в мусорку. Я помню, он говорил, что в моём возрасте, он мыл машины, работал на заправке и успевал хорошо учиться, а я трачу время, подаренное жизнью, на бунтарство. Он много всего говорил и называл меня различными словами: мятежная, подвержена буянству, дикая, не думающая о последствиях. Всё это происходило в участке, а рядом сидел Тони, он не слушал, вообще он старался не обращать внимание, но это было сложно, особенно, когда я начала всхлипывать, потому что папины слова смогли ранить меня. Меня всегда задевали слова людей о том, что в моём возрасте пора бы достичь чего-то большего. Обидно мне становилось не столько от мнения какого-то человека, сколько от осознания того, что я и сама прекрасно это понимаю. Тем не менее, жизнь продолжалась, и я не утратила любви к розыгрышам. Близилось первое апреля, и мы знали, что оно не обойдётся без очередного розыгрыша учителя. Мы каждый год старались устроить что-нибудь безобидное, но в тот же момент и весёлое. В этот раз нам пришлось делать самый простой прикол. Мы решили, что проберёмся в класс английского языка, мистер Дойлем хоть и был занудой, но на розыгрыши реагировал спокойно, для него мы подготовили пятнадцать стопок стикеров, которыми решили обклеить все доски, что были в его классе. Таким обычно промышляют дети из начальных классов, подросткам же, вроде нас, свойственно устраивать что-то более весёлое, но отец сделал нам выговор, так что у нас не было выбора: оставалось либо обклеивать класс бумажками, либо не делать ничего. Я сидела в своей комнате и создавала видимость того, что я давно уже сплю, на самом же деле, я ждала, когда за мной зайдёт Кевин. Была уже полночь, отец был в участке, мама ждала его на кухне, готовив для него очередной пирог из моркови. Я сказала ей, что у меня выдался ужасный день в школе и я собираюсь лечь пораньше, потому что не выспалась с утра, она пожелала мне доброй ночи в одиннадцать часов, а потом, целый час, я пыталась убедить себя, что этой ночью она не зайдёт ко мне в комнату. Я не первый раз сбегаю среди ночи, но впервые сбегаю, когда существует какая-либо опасность. Я, конечно, верила, что убийца скрылся из города, но внутри меня бушевала опаска. И поэтому я знала: если меня застукают сегодня, то мне будет в два раза хуже, чем раньше. Кевин отправил мне смс, чтобы я выходила, и я быстро накинула на себя чёрную кофту, с каким-то небольшим мехом изнутри. Мама купила мне её, когда ездила в гости к Брэдли. Я не пришла в восторг от такого подарка, но отдала должное тому, что это не пушистая белая шапка, которую мама подарила мне в прошлом году. — Можно быстрее? Поторопил меня Кевин, когда я выглянула из окна. По сути, я не слышала, что именно он спросил, но подразумевала, что именно это. Я показала ему знак, что скоро буду стоять возле него. Когда мне было двенадцать, Брэдли впервые показал, как лучше всего спуститься со второго этажа. Водонапорная труба, что стояла между нашими окнами, позволяла нам обоим спускаться вниз. Из моей комнаты это делалось легче, поэтому часто я просыпалась оттого, что Брэд забегал ко мне и начинал громко ходить и открывать окно. Я просыпалась и с ненавистью смотрела на него, угрожая рассказать всё родителям. Времена шли, и однажды, он пришёл ко мне в комнату среди ночи для того, чтобы помочь мне проделать тот же трюк, что делал с тринадцати лет. Мне на тот момент было пятнадцать. Теперь, благодаря ему, я умею выбираться из окна самостоятельно, браться рукой за цветок с внешней стороны, который когда-то он повесил, якобы для красоты, потом перебираться на трубу, а после, слезать быстро вниз. — Давай быстрей, — встретил меня Кевин. — Фил уже там. — Может, если бы ты шёл быстрее, то и мы бы уже были там? — спросила я. — Может, если бы ты спустилась чуть раньше, чем я пришёл к тебя, мы бы уже подходили ко школе. — А может, тебе следует замолчать, — улыбнулась я. — И тебе, — улыбнулся он тоже. Мы всё равно остались стоять на нашем участке, как будто никуда и не спешили. — Ну привет, — усмехнулась я. — Привет, — он резко приобнял меня за плечо, что заставило меня улыбнуться ещё раз. — Нам надо спешить. И мы быстро отправились в сторону школы. Дорога была недлинной, у меня она обычно занимала семь минут, но мы потратили на пять минут больше, пока ждали, когда Эрика выйдет из дома. Мы зашли за ней, потому что её дом был по пути, но если бы мы знали, что она ещё не накрасила ресницы, то вряд ли бы свернули в сторону её дома. За время, пока мы ждали её, нам дважды позвонил Фил, который уже стоял возле школы и сильно злился на нас. Ключ был только у Грейс, поэтому, когда мы пришли, она и Фил уже сидели в классе английского. Мы присоединились к ним, а позже к нам подошёл и Рэй. Он принёс все пачки стикеров, которые мы купили, и мы, быстро распаковав их, принялись наклеивать их на доску. — Ого, — сказал Фил. — Сам Рэй Паттерсон устраивает с нами розыгрыш. Мы слегка посмеялись, а Рэй закатил глаза. Эрика уговорила его хотя бы раз сделать что-то действительно весёлое. Я знала, он здесь ради неё, но почему-то, Эрика не могла понять этого, она до сих пор считала, что их отношения скоро закончатся. Может, когда они выпустятся из школы, или когда уедут в разные города, может, это случится раньше, в любом случае, когда-нибудь, это случится, и Эр-Эр больше не будет. Я не могла отделаться от этой мысли, когда смотрела на них, таких счастливых, когда рядом друг с другом. Мне казалось, что они нашлись не случайно, они должны быть вместе потому, что порознь они станут совсем другими. Их счастье всегда с ними, когда они рядом. — Мы купили слишком много стикеров, — заметила Эрика. — Нам не хватит трёх досок. — Можно обклеить ещё и компьютер, — предложила Грейс. — В целом, да, — согласилась я. — Только и этого будет мало. — Посмотрим, — выдохнула Эрика. Было забавно наклеивать розовые стикеры поверх доски. Ещё забавнее было бы наблюдать за тем, как мистер Дойлем будет их снимать. Наверное, он позовёт директора, покажет ему наше творение, а после примется с большими ворчаниями отклеивать каждую бумажку. — Как думаете, — усмехнулся Кевин. — Какое лицо изобразит Дойлем, когда увидит это. Фил попытался сильно выпучить глаза, как Дойлем имел обыкновение делать, когда кто-то признавался, что не делал домашнего задания. — Да не так он делает, — усмехнулся Рэй. Он взял очки со стола и надел на себя.