— Так ты себя утешаешь? — засмеялось маленькое чудовище. — Ещё слово, и я откажусь быть твоей няней, тогда на моё место возьмут Ронни Куна и оставшееся свободное время у тебя уйдёт на то, что ты будешь изучать математику. Когда я только начала работать в доме Браунов, я почти каждый день слышала рассказы Калеба о его бывшем гувернёре Ронни. Я знала его, как полноватого парня, с безумно белыми волосами и большим носом. Он был старше меня на год, но уже выглядел на сорок лет. У него не было морщин или залысин, он просто одевался так, будто родился в прошлом веке, а его причёски напоминали всем былые времена, когда ещё никто не знал о цветных телевизорах и соцсетях. К тому же он был полной занудой, все его шутки сходились к тому, что над ними либо не смеялись вообще, либо смеялись только из жалости. И дело даже не в том, что у него были неинтересные истории, а в том, что он просто не умел их рассказывать. Могу поставить сто долларов на то, что ту же самую историю мог бы рассказать, например, Кевин и никто бы не смог не улыбнуться, все бы смеялись громче метеоритного взрыва, потому что Кевин умел это делать, а Ронни нет. Так вот, Калеб постоянно рассказывал мне о том, как ему приходилось играть в прятки с Ронни, и как это было скучно, как Ронни не умел играть в приставку, как он тщетно объяснял ему таблицу умножения, тогда я начала рассказывать Калебу о тех историях, что происходили с ним в школе, и так получилось, что, благодаря этому, мы нашли с десятилетним мальчиком общий язык. Наверное, поэтому я считала свою работу в доме Браунов лучшей работой всех времён и народов. — Ладно, ты не тупая, ты умная, ты очень умная, умнее всех, — начал Калеб с неким сарказмом. — Успокойся. — А когда мне исполнится одиннадцать и мне не будет нужна няня, мы будем и дальше дружить? — вдруг спросил мой маленький приятель. — Тебе ещё год ждать одиннадцатилетние. — Это будет совсем скоро, осталось меньше года. Так ты будешь приходить ко мне? — Какой смысл, если мне не будут платить? — улыбнулась я. К счастью, Калеб знал, как отличить сарказм от правды, это, кстати, я его научила. — Да, мы будем дружить, — потом сказала я. — И с Ронни Куном тоже будем. — А с ним обязательно? Я не ответила, потому что к этому моменту уже пришла Эрика. Она не сразу поняла, почему мы слегка смеёмся, поэтому решила, что дело в её новой кепке. Это была обычная джинсовая кепка, у которой слегка болталась какая-то штука, название которой не знала даже она сама. — Это лучше, чем твоё новогоднее платье в седьмом классе, — в конце концов сказала она. Но этим она рассмешила меня только больше. На самом деле, я никогда не смеялась над её одеждой, потому что она у неё действительно была хорошей. Бывало, что я завидовала её новой блузке или рубашке. Бывало, я просила её совета в выборе новой кофте тёмного цвета. И я никогда не смеялась над её выбором одежды, потому что он просто-напросто не смешил меня. Она прошла в дом и ближайшие тридцать минут пыталась объяснить Калебу материал по алгебре. Это правда было сложно, учитывая то, что Калеб совсем не тот ребёнок, который может что-то запомнить, если не заинтересован в этом. Всё это время я переписывалась с Грейс, а Эрика ворчала, что я спихиваю на неё свои обязанности. — Я отдам тебе пять долларов, — утешила её я. — Думаешь, мне так нужны твои пять долларов? — она косо посмотрела на меня. — На них ты сможешь купить журнал или ещё что-нибудь. — Какой в этом смысл, если Калеб всё равно ничего не понимает. Мы ещё немного сидели, пока у Калеба не получилось, наконец-таки, решить первый пример из учебника по алгебре, а затем второй и третий. У Эрики, казалось, открылось второе дыхание от этого. — Ты выглядишь такой счастливой, — сказала я. — Может, тебе стоит подумать о карьере учителя? — Я буду визажистом, это уже решено, — ответила она то, что отвечала всем, когда кто-то советовал ей какую-либо профессию. Она дала Калебу номер из учебника и сказала, чтобы он его решал. Калеб, с большим возмущением, принялся выполнять просьбу Эрики. Она села рядом со мной и заглянула ко мне в телефон. — Вы создали беседу с Филом и Кевином? — спросила она. — Да, мы обсуждаем наш розыгрыш. — И не пригласили меня, — она закатила глаза. — Если бы мы добавили тебя, то ты бы только и делала, что строчила свои возмущения. — Ну нет, — она закинула голову. — Тем более, что я больше не считаю ваш розыгрыш глупым. — Серьёзно? Я сильно удивилась такому заявлению. Сама Эрика Хьюз сказала, что она передумала насчёт своего решения. Я могла передумать, мог передумать Кевин, мой брат, Грейс, но не Эрика. — Да, это был бы самый крутой розыгрыш в истории Тенебриса, — сказала она. — Почему был бы? — удивилась я. — Потому что вам так и не придумать, как беспалевно записаться на конкурс. Я снова спросила у неё, почему она так считает, на что она ответила, что это практически нереально. И я знала, что она была права. — Только если вы не рискнёте раскрыть свои имена, — добавила она. — Нет, конечно, — улыбнулась я. — Нас бы не приняли, потому что максимальный возраст участников пятнадцать лет. — Да? — удивилась Эрика. — Я никогда не знала об этом. — Конечно, ты ведь ни разу не участвовала в нём. — Как и ты. Пока мы сидели, Калеб вслух размышлял, как решить свои номера. В какой-то момент Эрика посмотрела на него, как на золотого ребёнка, наверное, она увидела в нём наше спасение. — Что, если Калеб запишется, — сказала она. — И тогда все начнут подозревать его. — Нет, — сказала Эрика. — Если он не назовёт своего имени. Я медленно улыбнулась. Это и правда была самая лучшая идея, касаемая нашего розыгрыша, за последнюю неделю. Да она, чёрт возьми, была гениальна. Всё получалось идеально. Всё сложилось так, как ни разу не складывалось раньше. Теперь нас было четверо. И у нас всё получалось. За три дня до конкурса Калеб пришёл в дом детского творчества. Он представился Тейлор Холл, таким образом, его имя подходило как девочке, так и мальчику. Он сказал, что хочет участвовать вместе со своей группой. Главный организатор, приезжий из другого города сценарист, не потребовал никаких документов, удостоверивших его личность, что крайне обрадовало меня, я сидела рядом и изображала его сестру. Всё сложилось так хорошо, оставалось только дело за малым, но это лежало уже на Кевине с Филом. Итак, в середине марта, когда снег уже окончательно стаял, в доме детского творчества начинался конкурс юных талантов. Я, Эрика и Кевин с Филом сидели в самом конце зала и пили сок, разбавленный с шампанским. Это нужно было для смелости. Так как я имела обыкновение пьянеть быстрее, чем мои друзья, я налила себе поменьше алкоголя. Сперва, мы удостоверились, что наш номер записан самым последним: мы не могли допустить, чтобы кто-то из детей не смог выступить со своей работой. Потом, удостоверились, что Эшли, двадцатилетняя девушка, с которой договорились Фил и Кевин, до сих пор согласна участвовать в этом. На самом деле, мы не знали, как всё пройдёт, мы просто надеялись на то, что никто не узнает, что идея этого розыгрыша принадлежит нам. Мы правда ещё боялись, что могут подумать о нас люди. Почему-то, только когда совершаются глупости, к нам приходит осознание того, насколько это была ужасная идея. Мы выпили приличное количество алкоголя и уже начинали громко смеяться. Никто не оборачивался и не просил нас быть потише: в зале вообще было не так много людей. Большая часть зала, конечно, была забита, но была другая, малая часть, в самом конце, где никто не сидел и не видел нас. — Наш номер седьмой или восьмой? — спросила Эрика. — Я уже забыла. — Шестой, — ответила я. — Всего пять номеров? — усмехнулась Эрика. — Творческих людей всегда было мало, — промямлил Фил, который допивал уже вторую бутылку разбавленного с водкой соком. — Особенно в Тенебрисе, — согласился Кевин. В середине четвёртого, мы покинули зал и вышли на улицу. Мы должны были быстро накинуть на себя мантии с капюшоном. Эрика нашла их в старом школьном зале. По сути, туда нельзя было проникнуть, и тем более что-то взять оттуда, но у Эрики был приятель из кружка актёров, которому разрешалось иногда заходить в гримёрку и примерять наряды, чтобы лучше вживаться в роль. — Я Гарри Поттер, — пьяным голосом засмеялся Фил, надев на себя длинную мантию. — Меня не видно? — удостоверилась Эрика. Она скрылась за длинной чёрной мантией. Виднелись только её белокурые волосы, которые сильно выдавали её. — А меня? — спросила я. Это всё происходило быстро и непонятно. Мы стояли за старым забором, где никто не мог нас заметить. Буквально через пару секунд к нам подошла девушка, с которой договорились ребята. Её звали Эшли, она имела приятный тон голоса и каштановые волосы, завитые и аккуратно уложены. Оделась она в короткое тёмно-зелёное платье, и выглядела в нём очень даже симпатично. Вообще, она была очень красивой и приятной девушкой, глядя на неё никто бы и не подумал, что она работает стриптизершей. — Здарова, — она пожала руки Филу и Кевину. Они поздоровались с ней. Кевин даже улыбнулся, пытаясь флиртовать, но пьяная шутка Фила затмила все его старания. — Я сперва подумала, вы геи, — заулыбалась Эшли. — Кто-то сказал, что это не так? — ворвалась я в разговор. — И правда, — засмеялась она. — А если серьёзно, меня для такого ещё не вызвали. Но мы все промолчали, потому что очень спешили. Только Кевин начал оправдываться, что он натурал, приводя в примеры девушек, с которыми когда-либо проводил вечер. — Лучше надевай кофту. — Эрика сунула мантию Эшли в руки. — А вы уверены, что он выйдет на сцену? — спросила стриптизёрша, показывая на Фила. — Он на ногах еле стоит. — Да я, если хочешь, могу пройти, как модель, — громко объявил Фил. Переставляя одну ногу за другую, он прошёл пару метров очень неуклюжей походкой. Эшли посмеялись над ним, пока застёгивала мантию на все пуговицы. — У нас времени мало, — сказала Эрика. — Успеем, — заверила её Эшли. — Наше шоу не пропустят. Она подошла к Филу и начала помогать ему с застёжкой мантии. Со стороны это смотрелось настолько близко, что я отвернулась от них. Через пару секунд мы надели маски зверей на лица, их Эрика тоже позаимствовала у школьного склада. В целом, мы выглядели очень глупо: лев, жираф, носорог, тигр и слон в длинных мантиях почти до пола, побежали к чёрному входу дома детского дома. Фил, который был жирафом, бежал косо и грозился упасть где-нибудь, а Эшли, носорог, была на высоких шпильках, что было почти таким же глупым. Когда мы вошли, нас никто не увидел, и когда подошли к проходу на сцену, нас снова никто не заметил. Эрика, что была не такой пьяной, как мы все, подошла к организатору, объяснив, что у нас такой номер. Нас объявили. И теперь я точно знала, что это было крайне глупо. Я была пьяной, очень пьяной, но и это не давало мне такой смелости, чтобы сделать то, что мы собирались сотворить сейчас на сцене. — Танцевальная группа «Савана», — вновь повторил ведущий.