– Умруны сделали все, чтобы максимально повредить их тела, – помрачнел паренек. – Мои братья были их настоящей целью. Но мы знали, на что шли. Так что гнева богов можно не опасаться – это была добровольная жертва. – Скольких вам не удалось поднять? – спросил я, следя за тем, как жрецы скользят по поляне и оказывают помощь пострадавшим. – Служители Сола и Ремоса оставили этот мир. Из твоих коллег безвозвратно ушли всего четверо. Остальных мы успели спасти. Я облегченно вздохнул: всего шестеро… не так уж много, если учесть, что мы едва не потеряли всех до одного. – Да, Рэйш, – кивнул Эрроуз, когда я покосился в его сторону. – Я пару лет тому прошел посвящение Рейсу, если тебя это интересует. – А герцог Искадо – Роду… но почему же тогда он едва не погиб? – Умрун сорвал с него амулет, – неохотно сообщил служитель Абоса и взглядом указал на уже подсыхающую лужу крови, в которой едва угадывались очертания еще одного камешка. – Если бы вы ему не помогли, мастер Рэйш, то одной душой в чертогах Рода стало бы сегодня больше. Сидящий на коленях Роберт сжал руку отца и беспрекословно подвинулся в сторону, когда один из жрецов… разумеется, служитель Рода… отделился от остальных и склонился над герцогом. Его источающие золотистый свет ладони ненадолго легли на лоб милорда Искадо. Затем сияние перетекло с рук жреца на тело герцога, заключив его в подобие кокона. И когда сияние угасло, на груди его сиятельства не осталось ран, а тяжелое беспамятство перешло в целительный сон, по окончании которого отец Роберта должен был проснуться здоровым. – Тебе повезло с учителем, мальчик, – с улыбкой посмотрел на юного лорда жрец. – И ты хороший ученик. Теперь с твоим отцом все будет в порядке. Мальчишка с достоинством поклонился, пряча от посторонних бешено горящие глаза, а затем снова уселся рядом с отцом и взял его за руку. Жрец Рода улыбнулся во второй раз, а затем повернулся ко мне и коротко наклонил голову: – Закончи свою работу, брат. Как и твой враг, ты уже давно ходишь по краю, но нам было велено не мешать. Эрроуз от таких заявлений впал в ступор. Я, если честно, тоже. А жрец отвернулся и ушел, оставив нас разбираться между собой. У меня, правда, опыт в общении со служителями храма уже был, поэтому в себя я пришел первым. А когда понял, что именно сейчас произошло, то мысленно обозвал жреца нехорошим словом и счел за лучшее провалиться на темную сторону, чтобы не отвечать на неудобные вопросы. – Уходим на Седьмую, – бросил я невидимому Мэлу, когда Тьма окутала меня привычным холодком. – Надо проверить, сколько там уцелело народу. – РЭЙШ! – во весь голос гаркнул Эрроуз, чересчур быстро оказавшийся рядом. – Потом, – буркнул я, открыв тропу прямо у него перед носом. И нагло свалил, оставив покрывшегося инеем коллегу возмущенно хрипеть, сипеть, кашлять и давиться нехорошими словами, которые у меня не было ни малейшего желания выслушивать. Глава 20 На Седьмой мы надолго не задержались – только заскочили на пару ударов сердца, убедились, что и там процесс воскрешения идет полным ходом. Успокоились за судьбу Илджа и Роша. Подсчитали безвозвратно ушедших, которых оказалось не так много, как можно было бы ожидать. Проверили окрестности, но убедились, что никто на оживающих магов не покушается, и только тогда разошлись в разные стороны. Мэла я отправил к Роберту – проследить, чтобы мальчишка и его отец благополучно добрались до ГУССа. А сам помчался на Сенную, к Йену и остальным, прекрасно понимая, что ночь еще не закончилась. Признаться, по возвращении я ожидал увидеть всякое. То, что к этому времени вокруг сферы уже будут нарезать круги полчища моргулов и умрунов, приползут с ближайшего кладбища зомби, личи или объявится хотя бы один плохонький демон. Я спешил туда с мыслью, что, быть может, с ходу придется вступить в бой… Но совсем не ожидал, что на темной стороне Сенная улица меня встретит воистину гробовой тишиной. Выбравшись с очередной тропы и не увидев над нужным домом сияния храмовой сферы, я недоверчиво замер. А затем двумя короткими прыжками добрался до крыши соседнего здания. Извиваясь на черепице, как червь на сковородке, подобрался к низенькому парапету. И, холодея от дурного предчувствия, выглянул наружу: на месте дома под номером два виднелось громадное пепелище. Огромное, выжженное дочерна пространство, где не осталось ни дома, ни остовов деревьев, ни даже каменной ограды, неподалеку от которой жрецы устанавливали один из трех артефактов. Жрецы здесь тоже были… причем в гораздо большем количестве, чем на Седьмой или Сорок второй. И они все прибывали и прибывали, выныривая из темных закутков, а затем вставали в круг над разбросанными по пепелищу телами и один за другим начинали молиться. Тьма… Уже ни от кого не скрываясь, я слетел с крыши и переметнулся через дорогу, выбрасывая далеко вперед чувствительные щупальца из Тьмы. Но особняк и впрямь был пуст. А когда я бросился на нижний слой, из моей груди вырвался невольный стон: из подвала проклятого дома сочился совершенно неуместный на темной стороне свет. А над полупрозрачной крышей уже затихала громадная воронка, которую сегодня я был готов увидеть где угодно, но только не здесь. Фол… да что же это за рок?! И как такое вообще могло произойти, ведь я уничтожил всю нежить в пределах сферы, а отец Иол дал слово, что, помимо меня, никто через купол не войдет и не выйдет? Неужели нас действительно предали?! Но кто?! И главное, как, если даже после гибели двух групп хотя бы одна во главе с подозрительным, недоверчивым и обожающим все контролировать Корном, а также с шестью жрецами вместо пяти, должна была уцелеть?! Добравшись до пепелища, я вернулся на привычный слой и первым же делом снова проверил дом, однако там действительно никого не было. Ни темных магов, ни светлых, ни простых смертных. Ни амулетов, ни артефактов, ни чужих следов… от особняка вообще ничего не осталось, кроме двух обезглавленных трупов, обгоревших стен, искореженных непонятной силой балок и едкого привкуса горечи, к которому я оказался совершенно не готов. Заметив, что на краю поляны теплится несколько аур, я бросился в ту сторону и, убедившись, что там действительно остался кто-то живой, с неимоверным облегчением выдохнул. Однако когда я вынырнул в реальный мир, с тревогой всматриваясь в чужие лица… когда услышал тягучую мелодию молитвы, творимой множеством голосов, и увидел горстку сгрудившихся у покореженной ограды людей, среди которых осталось всего несколько магов, у меня болезненно сжалось сердце. А из груди при виде распластанных на покрытой пеплом земле черно-белых ряс вырвался невольный вздох. Фол… как же ты мог это допустить?! От некогда сплоченного отряда численностью более пятидесяти человек в живых осталась всего дюжина. Из них на ногах держалась едва ли половина. Остальные кто лежал, кто сидел, безучастно глядя куда-то в сторону, и большинство выглядели так, словно вышли из тяжелейшего боя. Окровавленные, израненные, в драных лохмотьях, в которых с трудом можно было признать кожаные доспехи. Вся лужайка перед сгоревшим домом была усеяна растерзанными, разрубленными надвое, обезглавленными и настолько поврежденными огнем телами, что даже с камнями душ жрецы ничем не могли помочь: из множества высвободившихся душ на месте осталась лишь четверть. Тогда как остальные прямо на моих глазах одна за другой растворялись во Тьме. Боже! Но как такое могло произойти?! И почему именно на Сенной безвозвратно погибших оказалось так много?! Неужто умруны учли свои прежние ошибки? Стали наносить не одну, а сразу по несколько смертельных ран, стремясь максимально повредить тела, чтобы жрецы потом не смогли никого воскресить? Но как сюда попала нежить, если я собственноручно уничтожил тех шестерых и дотла выжег единственную оставшуюся каверну?! Я не мог… не должен был никого пропустить! И мой огонь… Я вдруг вспомнил вплавленную в пузо Палача пластинку, благодаря которой огонь так плохо на него подействовал, и похолодел. Да нет… не может этого быть! – Артур! – вдруг окликнули меня слабым голосом. Я почти бегом бросился в ту сторону, обшаривая знакомые и полузнакомые лица. А затем наткнулся на лежащего на земле отца Иола, окруженного двумя светлыми и одним темным жрецами, и замер. Увы. Больше из служителей храма не уцелел никто. Их изрубленные до неузнаваемости тела я уже видел. Как видел и то, что спешащие на помощь служители старательно обходят их стороной. Отец Иол тоже выглядел так, словно вот-вот собирался уйти за грань. Его черная ряса была щедро покрыта темными разводами и разорвана в нескольких местах, на губах при каждом вздохе пузырилась кровь. А на жутковато побелевшем лице живыми оставались только глаза – непроницаемо черные, подернутые мутной пленкой и неподвижно смотрящие куда-то мимо меня. Чуть дальше, неестественно прижав к груди левую руку, на земле сидел измученный Тори. На его левой щеке едва-едва успели подсохнуть четыре уродливые раны от когтей. На виске набухала громадная шишка. Сам он был потрепан, грязен, но все же жив. И даже достаточно смел, чтобы второй рукой неловко гладить по плечу сидящую рядом, горестно и безнадежно всхлипывающую Лиз. Живые… честное слово, при виде этих двоих у меня немного отлегло от сердца. Видимо, молодежи повезло чуть больше, чем тем, через чьи тела мне приходилось перешагивать. А вот Хокк, к сожалению, не повезло. Да, снова. Не зря девчонка так убивалась над ее неподвижным телом. Не зря едва не захлебывалась слезами и выла в голос: моя напарница уже не дышала. И ауры над ее телом не было. Больших ран, впрочем тоже. Амулет в кармане куртки, насколько я мог видеть, оказался разряжен. А за новым она, конечно же, не пошла. И даже камень души, если я не ошибаюсь, эта ненормальная не надела, потому что он наверняка вступил бы в конфликт с тем амулетом, который я ей дал. Хокк… эх, Хокк… ну как ты могла так оплошать? Почему ты снова выбрала смерть, а не жизнь?! И почему рискнула остаться с Триш, прекрасно зная, что первый же поход на темную сторону ее попросту ослабит, а тебя гарантированно убьет?! Я сжал челюсти и отвернулся от бездыханной напарницы. А потом увидел сидящего на коленях, сгорбившегося на телом Триш Йена, и тоска резанула по сердцу с новой силой. Фолова бездна… И эта, похоже, нарвалась. На груди девчонки зияла такая рана, словно оттуда сердце вырвали. Скорее всего вместе с храмовым камнем. А без этого у нее не осталось ни единого шанса – не успевшая нырнуть во временное вместилище душа просто отлетела. Да. Похоже, что насовсем. Но резануло больше не это, а помертвевшее выражение на смертельно бледном лице друга. Его остановившийся, такой же помертвевший взгляд, на дне которого плескалось подступающее безумие. И некогда темные, а теперь абсолютно седые волосы, которые легонько трепал летний ветерок, словно пытаясь отвлечь Норриди от всецело поглотившего его отчаяния. При виде убитого горем друга у меня перехватило дыхание. Совсем как тогда, когда я… тогда еще дурной и ничего не понимающий в жизни сопляк… увидел проклятую заметку в газете. Прости, Йен… И вы, девчонки, простите. Я не успел вам помочь. Не пришел. Не услышал. Хотя понятно, почему я не принял вашего зова. Монетка Хокк умерла в тот самый момент, когда магичка перестала дышать. А Йен… со смертью Триш ему, разумеется, стало не до меня. Он попросту сгорел. А вернее, уже остыл. Тогда как неосторожно призванная им Тьма медленно, но верно пожирала изнутри его душу, в которой больше не осталось ничего, кроме отчаяния. С тяжелым сердцем отвернувшись от впавшего в магический транс, теперь уже одаренного… скорее всего ненадолго… друга, я переступил через очередное тело, в котором с немалым трудом опознал знакомого мага Смерти из команды герцога, и опустился перед отцом Иолом на колени. При моем приближении жрецы одновременно встрепенулись. Чудом не растерявшие заряд камешки, которые двое из служителей держали в ладонях, едва не выстрелили в меня какой-то гадостью, но я не обратил на них внимания. Просто взял безвольную руку старика и тихонько ее сжал в надежде, что душа святого отца находится не так далеко, как мне показалось. – Артур? – едва слышно повторил отец Иол и слепо зашарил по округе второй рукой. – Это ты, брат? – Я, святой отец. Что произошло? – Мы не удержали сферу… не смогли… прости меня за твоих друзей… – Как вы могли ее не удержать? – подавив рвущийся наружу рык, спросил я. – Кто нас предал?! – Не злись, брат. Это не твоя вина, – едва слышно прошептал старик. – Это я не подумал. И я забыл… – О чем?! – Когда вы ушли, мы не смогли сразу закрыть щель в куполе, – тихо признался один из светлых жрецов. – Наверное, он ждал этого… наблюдал из-за засады и, как только представилась возможность, тут же атаковал. – Он – это кто? – с трудом взял себя в руки я. – Палач… – прошептал отец Иол. И после этих слов в моей душе снова, как когда-то давно, что-то умерло. Мне стало холодно. Так холодно, что земля вокруг стала стремительно покрываться инеем, а рванувшая наружу Тьма принялась укутывать слабеющего жреца плотным коконом, мешая душе покинуть израненное тело. Значит, Палач был не один… я не хотел об этом думать. Я не проверил каверну перед уходом. Я просто мысли не допускал, что дух-служитель или любая другая нежить могут оказаться невосприимчивы к темному огню. К тому же я был уверен, что убил эту тварь. Это не мог быть тот Палач, которого мы сожгли на Сорок второй. У него просто не хватило бы времени перебить магов тут, а затем явиться туда, чтобы попытаться устроить еще одну бойню! Я опустил голову. Дурак… болван… идиот самоуверенный! Стоило сразу подумать, что раз убийца сумел вырастить и подчинил себе одну тварь, то ничто не мешало ему создать вторую! Имея опытный и отменно функционирующий образец он мог годами экспериментировать с материалом! Если уж он магию переходов столько времени пытался подчинить, то чем был хуже Палач? Или моргул? Или умруны, которых у него в подчинении тоже имелось немало?! Наверное, и вампиры были из той же серии! Его работа. Всегда только его. Одного-единственного, долгоживущего, до отвращения умного и весьма осмотрительного мага, который годами… десятилетиями продумывал свой непонятный план и сумел предугадать все наши действия. В том числе, вмешательство жрецов. Совокупные возможности магов сразу трех ведомств и даже силу воздействия жреческих артефактов, которые оказались вовсе не такими хорошими, как мы надеялись. «Если бы я не ушел, они могли остаться в живых, – с тоской понял я, тяжелым взглядом окинув усеянное телами пепелище. – Если бы я только проверил каверну, мы могли бы их спасти»… «Если бы ты не ушел, то мог лежать здесь сейчас вместе с ними, – возразил слышащий мои мысли Мэл. – Мальчик и остальные уже направляются в ГУСС. Держись, брат. Я скоро буду». – Мы не сразу поняли, что произошло, – снова прошептал отец Иол, сжав мои похолодевшие пальцы. – Он напал лишь когда целостность купола была восстановлена. Напал с нижнего слоя. А потом стало поздно, и мне пришлось разбить артефакты, чтобы хоть как-то уравнять силы. Я ненадолго прикрыл глаза. Нет, святой отец. Не мог Палач проскользнуть с нижнего слоя через ту щель – для него она была слишком мала. А вот притаиться в глубокой каверне… выждать время, когда отбушует мой огонь… убедиться, что больше ему никто не помешает… на это он был вполне способен. Он не стал на меня нападать, то ли почувствовав что-то, а то ли получив приказ хозяина. Он не выдал себя, когда я убивал умрунов. Он терпеливо сидел в своей норе до тех пор, пока мои друзья не остались без защиты. И лишь убедившись, что меня нет рядом, он выбрался на свободу. А оказавшись в замкнутом пространстве, в котором маги не могли применять атакующие заклинания и где не осталось никого, кто мог бы его заметить… Тьма! Это была бойня! Палач, не встретив достойного сопротивления, порезвился вовсю. Кого-то беззастенчиво вспарывал секирами, оставаясь при этом недосягаемым для оружия и заклинаний. Кого-то рвал на части второй парой рук. Для ускорения, так сказать, процесса. Большинству просто снес головы. Кого сперва искалечил, а потом убил. И никто не смог ничего ему противопоставить. До тех пор, пока жрецы не очнулись от ступора и не приняли единственно верное решение – выпустить храмовую магию из-под контроля и дать ей вступить в конфликт с магией обычных людей. В условиях, когда под куполом их методично вырезала почти бессмертная, неуязвимая и стремительно перемещающаяся в обоих мирах тварь, это был единственный способ ее остановить. Купол они бы все равно потеряли. Поэтому отец Иол решил рискнуть и попробовать остановить Палача до того, как он перебьет их всех. Вероятно, еще до того, как жрец уничтожил артефакт, одну из групп они все-таки потеряли, и часть сферы приоткрыла ту часть особняка, где можно было проводить ритуал. Прибывший на место темный маг, вероятно, понимал, насколько опасно такое соседство, но обряд все же провел. В спешке. Быть может, даже с ошибками. А затем ушел, не став мешать жрецам устраивать запланированное самоубийство. После чего тут рвануло так, что не только сфера, даже добротно выстроенный, сложенный на века дом не выдержал магического удара. Неудивительно, что тут сгорели не только следы, но и часть растерзанных Палачом людей. Хороших людей. Правильных. Наверное, поэтому я до сих пор не увидел среди них тела Нельсона Корна? Кстати, Палача среди мертвых тоже не было. Так что, полагаю, если его не разорвало на части магией артефактов, мы с ним еще встретимся. И довольно скоро. – Прости меня, брат, – из последних сил повторил отец Иол, измученно закрыв набрякшие веки. – Мы знали, на что шли, в отличие от твоих коллег. Я не успел их предупредить. Они погибли, считая, что умирают от удара в спину… Но гнева богов не будет, не волнуйся. Все мои братья отдали жизнь по доброй воле. Я скоро отвечу за свои грехи перед Фолом. Но мне будет легче, если хотя бы ты не станешь меня винить.