— А вон! — махнула рукой в сторону на высокую невытоптанную траву недалеко от скамейки. — А сама? — Там крапива! — голос девчушки был звонок и капризен. Никитин поднялся и выпнул такой же нарядный, как сама девчушка, яркий мячик. — Лови! И снова вернулся на свою скамью. Он любил приезжать сюда, когда, конечно, позволяло время, и решать свои задачки под высокими корабельными соснами, под гомон птичий и детский. Раньше ходил в Горьковский сад недалеко от управления, но там его скоро засекли, и от доморощенных острот про Штирлица житья не стало. Потом нашел это место в Черняевском лесу — обширном и диком городском парке, куда, к счастью, еще не успели добраться массовики-затейники со своими качелями-каруселями. Здесь он сидел всегда на одной и той же скамье, а если она бывала занята — научился выживать гостей, маяча на дорожке возле. Но, похоже, и этот уголок кто-то уже застукал — кончая разнос, полковник бросил: — Езжай давай на свою скамью да пораскинь мозгами хорошенько, все равно вечер уже. В Чердыни что, все скверы повырубили? Не нашли там с этим Анискиным, где посидеть, подумать? Так ведь и в тайге же был! Шутит шеф. Ну, коли шутит, значит, не все потеряно... Итак, снова да ладом. Началось все с исчезновения незадачливого кладоискателя. О кладе он узнал якобы от отца, который его то ли зарывал, то ли ямы готовил. Это первое. Но как сие проверить? Галка уверяет, что просмотрела все, какие есть, документы, фамилии его не встретила. Но время-то какое было! До паспортных ли тонкостей? Людей по всей стране швыряло без всякого учета и регистрации. С самого начала — прокол! Второе. Письма о кладе стал писать из мест заключения. Причем не сразу, а год спустя. Почему? Может, лежали мысли под спудом, в подсознании, а как затосковал совсем за проволокой — надежда мелькнула на дурочку прокатиться. Кто-то эту версию уже выдвигал. Лызин? Вилесов? Ага, начальник колонии, более того, считал все вымыслом. А Боев-то освободился и — сюда, за кладом! Вот так. Другое — никакого отца не было, и истоки кладоискательской эпопеи нужно искать в лагере, версию эту ему подкинули там. Кто? Дальше... Заимев паспорт и устроившись на работу, получает телеграмму из Свердловска. Ладно, Свердловск пока оставим. Шеф предложил еще два варианта: Боева кто-то послал, семейного предания не существует, за кладоискательством стоит чья-то рука. Вторая версия производная — и отец, и ямы были, но на активное действие Боева кто-то подвинул, недаром он не вспоминал об этом кладе столько лет. Кто-то, узнавший от Боева же о кладе и поверивший в него. Все, таким образом, сходится на зоне. Что-то там безусловно было, но удастся ли найти? Дальше. Приехав в Чердынь, Боев действительно берется за лопату. А перед тем показывается в музее, рассказывает о сокровищах. Если он приехал сам, это еще объяснимо, а если послан? Зачем ажиотаж создавать? Мог, наверное, другую версию придумать. Другую, другую... А какую — другую? Чтоб убедительно было? Галка говорит, там сплошь охранные зоны — все раскопки только под наблюдением... Видимо, другой версии им было не придумать, шли ва-банк. Ну а зачем письма в Академию писать? Что-то тут не вяжется... Положим, письма писал еще до того, как в сферу чужого внимания попал. Ямы копал на усадьбе не как попало, а только под стенами. Каменными стенами. Стоп! Что-то такое было про каменные стены... Ладно, потом, поехали дальше. Траншею под брандмауэром заложил, когда Галка уехала в Пермь. Случайно? Или знал, где искать, и тянул время, ждал, когда один останется? Та траншея была последней. В конце ее Лызин нашел три червонца и обломки горшка, возможно, из-под клада. Хотя до траншеи он и без Галки в других местах рыл... Галка отрицает возможность нахождения этих монет под стеной, по ее словам, стена выстроена много раньше, чем монеты отчеканены, и никто там до Боева не копал. Как же монеты попали в землю? Стоп. Как это не копал? По словам Боева, купец перед бегством всю усадьбу изрыл ямами, прятал добро. Опять неувязка. Ям-то много должно быть, значит, и добра, но ничего там до сих пор с тех славных времен не обнаружено... Боев врет? Или их пустыми обратно зарывали? А почему бы и нет? Много ям могли маскировать одну, настоящую, с кладом, отвлекали внимание. Яму, где золото... Золото... Золото и каменные стены, ага, вспомнил, это стишки из книги, как их Галка назвала, вирши? «Ключик от злата под камень спрятал»! А дальше — «кто сумеет найти, тот и золото получит»? — не совсем ладно, но смысл тот, нужно позвонить Лызину или Вилесову, уточнить. Так, так, так! Это уже кое-что! Под стеной могло быть не злато, а ключ к нему. Что значит — ключ? Письмо, карта, адрес... Что еще? А карта какая-то была у геолога. Бред! Мало ли у геологов своих карт. Следовательно, ключик, а не золото. А монеты откуда? Рядом с ключиком лежали? Да еще горшок... Хотя горшок мог быть тем самым, но не с золотом, а с ключом. А золото подбросили? Зачем? Ложный след? Больно уж жирно червонцами разбрасываться! А почему бы нет? Все зависит от цели. Зато надежно. Мы ведь клюнули, всесоюзный розыск этому золоту объявили и Боеву, с ним скрывшемуся! Ладом! Значит, тут основные гипотезы две: найдено золото либо какой-то ключ к чему-то, настолько важный, что и золота не пожалели... Нужна тщательная экспертиза монет и горшка. Дальше. Кто мог монеты подбросить? Боев? Он на подпольного миллионера мало, судя по всему, походил, самодеятельная порнография — не «Плейбой», бизнес небольшой. Значит, те, кто к нему приезжал. Телеграмму Боев посылал в Свердловск, сам вызов получил оттуда же. Появляются двое: один пижон в джинсовом костюме, видели его многие, в целом вырисовывается, другой — личность темная. Отмечен трижды: в Покче у магазина, на переправе в Рябинино и шофером в лесу. Никто его толком не разглядел, определяется лишь возраст — пожилой, волосы седоватые, но не старик. Хотя, может, грим? Вряд ли. В Рябинино оперпост, проверки, там с таким камуфляжем живо загребут... Вот и все. Прибыли на машине, увезли Боева с собой. Дальше версия Лызина: поехали делить добро, купили в Покче водки, свернули к реке. Ночью то ли поссорились, то ли по предварительному сговору Боева убили. Хотя это нужно еще доказать, гильза гильзой, но трупа до сих пор нет. Заставит шеф Лызина Колву вычерпать! Но это работает, если клад был. А коли под стеной ключ, даже золотой? Может, он жив? Гильза, труп с дыркой — совпадения. Да и не видел никто трупа-то, кроме пьяницы-браконьера. А гильза? Ребятишки принесли, потеряли, или браконьеры с самодельным стволиком под пистолетный патрон ондатру били. Без пули, оружия или трупа гильза ничего не дает. Значит, на этом этапе версии три. Первая — клад найден, разделен и увезен, Боев жив, а гильза и утопленник к нему отношения не имеют. Вторая — клад поделен на двоих, а Боев мертв. Третья — никакого клада не было, убрали Боева за то, что много знал. О чем знал? Да хоть о чем. О ключике, например. В любом случае, пока нет трупа, нужно продолжать розыск Боева, устанавливать и искать пижона, выявлять машину, пассажира и золото. Ого! С Боевым и золотом, вроде, все? Ах да, обыск на квартире, где он жил. Хозяйка отметила беспорядок, все, по ее словам, перевернуто было, даже матрац. Считает, что сам постоялец так собирался, а если он к тому времени был на колвинском дне? Выходит, те что-то искали и вещи его забрали... Теперь всё. Сейчас — «геолог» с бичом. Начнем по порядку. Что привело нас на Кутай? Легенда об олинском золоте, музейные документы и боевский интерес к реке. Там встретили «геолога». Почему он стал стрелять? Спугнули мы его? Прав шеф, легенда была не подготовлена, шита белыми нитками, на Боева рассчитана. Вот тот тип и проверил меня на элементарных тестах, камнях этих проклятых! И уйти решил, когда понял, кто я и откуда. А, уходя, лодку вывести из строя. Два раза он в лодку стрелял, для гарантии. А когда я предупредительный дал, Олег, не поняв что к чему — тут еще бич закричал, — со своим пистолетом и высунулся... Тогда, наверное, третий выстрел и был. С Олеговым слился. Вот только зачем он стрелял третий раз? И в кого? А может — все не так? Может, последние два — в лодку? Или первый и третий? Когда Шпрота закричал? Какие тут варианты? В кого он все же стрелял? В парке стемнело, и над головой зажегся фонарь. Сидеть в легкой рубашке стало прохладно, и, встав, Никитин направился по аллейке к шоссе. Перейдя его, в кафе, работавшем для проезжающих шоферов почти круглосуточно, выпил два стакана кофе и пошел по дорожке вдоль кромки леса к дому. Итак, какие тут варианты? Начнем с того, что дела эти не связаны... Первое: документы некоего Малышева оказываются в руках преступника. Но этот преступник — геолог тем не менее. Далее — вторая странность: геолог этот, или кто он там такой, работает именно в том районе, где должен был работать Малышев. Это понятно из ответа института. Потом — где в это время находится сам Малышев? Что надо этому «геологу»? Ищет золото? Самодеятельный старатель-авантюрист? Может быть. Как у него все же оказались чужие документы? Хозяин благословил? Вряд ли... Может, украл? Может, настоящего Малышева тоже нет уже в живых? Очень уж лихо этот «геолог» пуляет. Лететь, видимо, кому-нибудь в Ленинград, разыскивать Малышева, жалко, не мне, мне такое счастье никогда не выпадет, мне — боевские связи и места не столь отдаленные... Хотя тоже неблизкие. Ну а если это все же одно дело? Опять же Свердловск, туда отлучался этот «Малышев». Свердловск, Свердловск... Он, конечно, и по магазинам мог пройтись, на чашку чая к знакомым завернуть тоже мог. Как все это связывается? Боев находит ключ, допустим, карту, дает телеграмму в Свердловск, через день появляются сообщники. Самого Боева, видимо, убивают, карту передают «Малышеву». А тут и документики как раз вовремя оказываются... Кто же тогда этот «геолог»? Организатор? Исполнитель? Эта стрельба... Незаконное старательство — одно, а покушение на убийство — совсем другое. Какой исполнитель возьмет на себя мокрое? Ну а если все же? Если все они — и «геолог», и Боев, и друзья его неведомые, и даже бич — одно? Искали купеческое золото, наткнулись на ключ, стали искать замо́к? В этом случае оперативности их позавидуешь. Не успели найти ключик, тут же появляется и промывальщик и прочее... Кто же из попавших в свет может быть Карабасом-Барабасом? «Геолог»? Вряд ли, он появляется лишь на Кутае. Зачем ему в Чердынь кого-то посылать? Он и сам бы с Боевым управился... Пижон тоже не из мыслителей: Боева ходит ищет, за рулем сидит — одним словом, светится. А вот пассажир его, темненький старичок-боровичок, третий, как говорит шеф, а? Ай да шеф! Подумай о третьем! Такой может, в принципе, быть организатором. В Чердынь такому нужно съездить самому, посмотреть, оценить ситуацию на месте, с Боевым поговорить, что бы он там ни нашел... А вот на Кутай он уже стар, да и что ему там делать? Там специалист нужен, геолог, его и послали! Интересно, какие еще специалисты могут быть под рукой такого боровичка? Подумай о третьем! На такую вакансию вполне кто-нибудь из Олиных мог подойти, так, видимо, Лызин и предполагал, недаром запрос в комитет оформлял, жаль, конечно, мужика расстраивать, но ответ неутешителен... А колоритное семейство! Еще что? Галка! Нужно убедить шефа привлечь ее к архивным поискам, может, прояснится с кладом этим проклятым да виршами шифрованными. А так, кажется, все. Можно писать план и завтра докладывать. Шеф, конечно, найдет, что добавить, но с основным кругом, кажется, всё. Комитет Государственной Безопасности по Пермской области Начальнику УГРО УВД Пермского облисполкома. На запрос № 265/6 от 25 июня 1974 года за подписью начальника УГРО ОВД Чердынского райисполкома капитана милиции Лызина и в соответствии с его же письмом № 312/2 от 3 июля о пересылке информации в ваш адрес, высылаем краткую справку о семье бывшего чердынского купца Олина Николая Васильевича. В справку включены сведения о мужских представителях династии: Олине Николае Васильевиче и его сыновьях — Олине Константине Николаевиче и Олине Александре Николаевиче. Майор Красных Для служебного пользования ОЛИН НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, 1876 года рождения, русский, до 1918 года проживал в г. Чердыни Пермской губернии, купец первой гильдии, содержал магазины по торговле пушниной и битой дичью в Перми, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде и Москве. Осенью 1918 года привлекался органами ВЧК и Ревтрибунала г. Чердыни к дознанию по подозрению в организации массовых убийств в Кутайской волости Чердынского уезда и за сокрытие реквизируемых ценностей, освобожден за отсутствием улик. В 1919 году с войсками Колчака покинул Урал, затем, в 1921 году, эмигрировал в США, потом во Францию. В период с 1923 по 1929 год, проживая в Париже, близко сошелся с кругами русской эмиграции, субсидировал издания белогвардейских газет и организацию подрывных мероприятий, направленных против СССР. С 1929 года проживал в Руане, где открыл собственную торговлю, порвал с белоэмигрантами, в результате чего подвергался с их стороны преследованиям. В том же 1929 году принял французское подданство. Летом 1937 года Олин Николай Васильевич постригся в русский православный монастырь, где и умер в 1943 году. ОЛИН КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ, 1897 года рождения, русский, уроженец г. Чердыни Пермской губернии. Окончил мужскую гимназию, в 1912 году сблизился с политссыльными, проживавшими на поселении в Чердынском уезде, читал и собирал революционную литературу, за что в 1913 году был арестован и осужден к трем месяцам тюремного заключения. В 1914 году добровольцем ушел на фронт. В 1915 году, окончив полковую школу, получил чин прапорщика. После февральской буржуазно-демократической революции стал членом полкового комитета, произведен в подпоручики. С весны 1919 года служил в армии Колчака, командовал ротой и батальоном. Эмигрировал в Америку и в 1924 году соединился с семьей в Париже. По отношению к активной части белоэмигрантских кругов занимал нейтральную позицию, оказал большое влияние на отца в этом вопросе. Закончил Коммерческую школу и с конца 30-х годов руководил семейной фирмой. В годы второй мировой войны и оккупации фашистскими войсками Франции был участником Сопротивления, оказывал движению не только финансовую помощь, но и лично принимал участие в различных операциях диверсионного характера и актах саботажа, за что в 1946 году был награжден орденом Почетного легиона. В 50-х годах переключил интересы фирмы на торговые связи с Советским Союзом, член и активист Общества советско-французской дружбы, неоднократно с деловыми визитами посещал СССР, в 1965 году по особому разрешению посетил города Пермь и Чердынь. Жена — Олина (Голубева) Нина Владимировна, 1915 года рождения, из семьи белоэмигрантов. Дети: Олин Вадим Константинович, 1936 года рождения, коммерсант; Нуар (Олина) Евгения, 1939 года рождения. ОЛИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ, 1912 года рождения, уроженец г. Чердыни. В 1919 году вывезен родителями за границу, обучался в пансионатах Америки и Франции, в 1929 году выехал для обучения в Югославию, а оттуда в 1931 году переехал в Германию, где обучался в Берлинском университете. Здесь примкнул к нацистскому движению, за участие в фашистских погромах дважды высылался из страны. В 1933 году, после прихода нацистов к власти, вернулся в Германию, принял немецкое гражданство. С 1938 года сотрудник абвера. В период с 1938 по 1941 год посещал нашу страну под видом коммерсанта. В годы Великой Отечественной войны в чине капитана являлся инструктором разведшкол, сотрудником русского отдела абвера; обеспечивал связь с власовцами и ОУН. Клички: Schattenhaft — Призрак, Slawe — Славянин, Kaufmann—Купец. В 1945 году на территории Украины был уничтожен при ликвидации банды ОУН в войсковой операции НКВД. 2. Кологривов Виктор Миронович, инспектор УГРО УВД Пермского облисполкома, лейтенант милиции. 12 июля 1974 г., г. Ленинград. В Ленинграде он был впервые. Пока такси катило его от аэропорта к управлению, без устали крутил головой, стараясь увидеть что-нибудь замечательное, что-нибудь такое, что бы он сразу узнал по фотографиям или рассказам друзей и знакомых, неоднократно здесь уже бывавших. Но ни Медного всадника, ни Эрмитажа, ни Петропавловки или колонн ростральных нигде видно не было. Несколько раз машина переезжала по мостам, коротким и длинным, горбатым и прямым, но какие текли под ними реки или каналы, он тоже не знал, а спросить стеснялся. Дважды успел заметить на парапетах львов и засомневался, те ли это львы, что тиражируются на открытках с видами Петрова города, а когда, стоя у светофора на широком и красивом проспекте, прочел случайно на стене дома его название — «Невский проспект», — окончательно сконфузился, так как почему-то представлял Невский набережной, а здесь никакой воды видно не было. Смущение это сохранялось и в управлении, где он вдруг неожиданно запутался и долго не мог найти нужный кабинет и нужного подполковника Куницына, и даже когда разобрался в дверях и представился подполковнику. Во всяком случае сам Кологривов заметил, что смущение его не укрылось от хозяина. — Да ты проходи, — протянул тот в ответ, вставая из-за стола и потягиваясь так, что в его могучих плечах что-то хрустнуло. Выйдя навстречу лейтенанту, пожал руку и усадил в удобное мягкое кресло. — Ну, что там у вас стряслось? Пока Виктор рассказывал, подполковник слушал не перебивая, даже курил незаметно, почти не дымя. — Понятно, — подвел итог услышанному. — Сейчас основная задача — разобраться с институтом и выяснить, есть ли там такой сотрудник, а если есть, то где он и что он. Так? Виктор кивнул. — Фотография на удостоверении переклеена?