— Да? Черт… Хорошо хоть, вы говорите прямо. — В таких случаях можно говорить только прямо. — Майк… Сейчас, после того, что случилось… Вы сами понимаете: если вы будете настаивать на своем увольнении, я подпишу ваш рапорт. Я просто не смогу его не подписать. Вы понимаете меня? — Отлично понимаю. Но только сейчас, после случившегося, я уже не буду подавать рапорт. — Не будете? — Не буду. Я передумал, знаете почему? — Почему? — Потому что, если я оставлю свою должность теперь, я действительно буду выглядеть трусом. Вы согласны? — Черт, Майк. Что ж, пожалуй. Пожалуй, вы правы. — Так что я остаюсь. — Да? — Макнэлли помолчал. — Ладно, Майк. Рад это слышать. Вас что, здорово поддели? — Наверное. Но думаю, рано или поздно все это заживет. — Будем надеяться. Если будет нужна какая-то помощь, тут же звоните мне. Я имею в виду лекарства, врачей и прочее. — Не нужно никакой помощи. Здесь все есть. За мной замечательно ухаживают. Думаю, через пару-тройку дней я смогу передвигаться. А там и приступлю к работе. — Рад это слышать, Майк. Джеймс прилетит к вам через неделю и многое расскажет. Мы тут с ним кое-что придумали. Касающееся… Касающееся того, что вас беспокоит. Думаю, все будет в порядке. Поправляйтесь, слышите? — Слышу. Спасибо, Крис. — Спасибо вам, Майк. До свидания. — До свидания. — Отключив связь, посмотрел на Лоусона. — Поняли, о чем я говорил с шефом? — Прекрасно понял. И горжусь вами, сэр. — Гордиться особенно нечем. Я решил было отказаться от должности, поскольку мне показалось, что я не справлюсь. Но теперь после случившегося я просто вынужден остаться. Иначе буду выглядеть трусом. Только и всего. — Именно поэтому я и горжусь вами. — Ладно вам, Лоусон. Позовите Уланова, пусть возьмет трубку. И идите спать. Поскольку здесь есть кому за мной ухаживать. Как я понял. — Совершенно верно, сэр. — Лоусон повернулся к двери — Ник! — Дверь открылась, в комнату заглянул Уланов: — Да? — Ник, спасибо. — Шутов протянул трубку. — Передайте также огромную благодарность вашей сестре. Вчера она дала мне какой-то настой, который буквально сотворил чудо. Сегодня я другой человек. — Взяв трубку, Уланов кивнул: — В настоях она понимает. Как и я. У нас это от родителей. Сейчас я ее пришлю, поскольку сам ухожу на участок. Думаю, она приготовит еще что-нибудь, что вам поможет. Ларри, ты ведь тоже остаешься? — Остаюсь. Тут можно где-нибудь соснуть? — Нет разговора. Наверху четыре спальни, выбирай любую. Ладно, пойду. Выздоравливайте, мистер Шутов. — Спасибо. Уланов вышел. Через несколько секунд в комнату вошла Наташа, в руке у нее был термос. Остановившись над Шутовым, сказала: — Доброе утро. Что у вас? Коля сказал, вам вроде бы лучше? — Вроде бы. — Вам сейчас нужно выпить вот это. — Налив из термоса в стакан жидкость, на этот раз желтоватую, протянула Шутову: — Выпейте. Это тоже травяной настой, только другой. Шутов выпил жидкость, оказавшуюся такой же горькой, как вчерашняя. Взяв стакан, Наташа улыбнулась: — Знаю, горько, но ничего не поделаешь. Хотите есть? — Н-нет… — Он в самом деле не хотел есть. — Тянет в сон. И все. — Правильно. Я еще приду, Ларри… — Выразительно посмотрев на Лоусона, Наташа вышла. — Что она? — спросил Шутов. — Господи, сэр… Я ведь совсем забыл… Наташа специально посадила меня рядом с вами — для этого… — Для этого? Для чего «этого»? — Ну… Если вам нужно будет по нужде. Вам нужно? Ему было нужно. Действительно нужно. — Вроде бы да. Что, близко здесь туалет? — Близко. Но Наташа сказала, если вы не можете ходить, вы можете сделать в утку. Утка — вот она. Здесь, под кроватью. — Не нужно никакой утки. Помогите мне подняться. С помощью Лоусона он не без труда, но все же доковылял до туалета и обратно. Лоусон почти тут же ушел. Он же некоторое время лежал, бездумно разглядывая видневшийся в окне краешек неба. Голова шумела, все перед ним плыло. Временами казалось: он летит. Потом стало сказываться действие настоя: повело в дрему. Ему хотелось дремать, дремать бесконечно, ни о чем не думая. Поддавшись этому чувству, он заснул. Глава 18 Проснувшись, увидел: в комнате стало темней. Вскоре понял, почему: во время его сна кто-то опустил край отогнутого раньше одеяла. Однако закрывающая окна ткань не могла сдержать солнца, пробивающегося сквозь щели у краев. Часы показывали начало четвертого. Голова не болела, шум в висках почти прошел. Он лежал, вслушиваясь в крики птиц. К крикам птиц изредка примешивались звуки рояля — кто-то разучивал гаммы. Затем гаммы перешли в мелодию. В классической музыке он был не силен, но сообразил: это токката Баха. Вскоре Бах снова сменился гаммами. Затем рояль стих. Минут через двадцать в комнату заглянула Наташа. На ней были босоножки, джинсы и белая тенниска. — Не спите? — Нет. Слушаю вашу музыку. — Приходится мучить инструмент. Я на год оставила занятия. — Занятия где? — В Анкоридже. В музыкальном колледже. Теперь уже, наверное, из этих занятий ничего не получится. Она говорила с ним легко. Ему не хотелось, чтобы она уходила, поэтому он спросил: — Почему? — Запустила. Ладно, давайте не будем об этом. — Подойдя к окну, отогнула одеяло, впустив в комнату свет. — Хотите есть? Да? — Кажется, хочу. — Я сейчас вернусь, хорошо? Она вернулась минут через десять с подносом, на котором стояли тарелка с бульоном и миска с сухарями. — Я пока сниму с окон одеяла. Ешьте. Пока она снимала одеяла, он съел все, что она принесла. Переставив поднос с пустой посудой на стол, села напротив. — Вам пока больше нельзя. Потерпите, я сделаю вкусный ужин. — Буду ждать. — Ларри сказал, сюда обещал приехать дэмпартский врач. — Мне он тоже это сказал. — Врач в Дэмпарте хороший. К тому же, если он обещал, он обязательно приедет. — Вы играете с детства?