— Нет ничего плохого в том, чтобы быть картографом. — Конечно, нет. И в том, чтобы быть ящерицей, тоже. Только не в том случае, если ты рождена ястребом. — С меня довольно, — прорычала я и повернулась к ней спиной. Я была на грани слез, но отказывалась рыдать в присутствии этой злобной старухи. — Куда собралась? — крикнула она с издевкой в голосе. — Что тебя там ждет? — Ничего! — прокричала я. — Никто! Стоило это сказать, как правдивость слов осенила меня с такой силой, что аж дыхание перехватило. Я схватилась за ручку дверцы, чувствуя внезапное головокружение. В этот момент на меня нахлынуло воспоминание об экзаменаторах Гриши. Я в гостиной Керамзина. В камине пылает огонь. Грузный мужчина в синем кафтане держит меня на расстоянии от Мала. Я чувствую, как пальцы друга выскальзывают, когда руку мальчика выдирают из моей. Молодой мужчина в фиолетовом кафтане поднимает Мала и тащит его в библиотеку, захлопывая за собой дверь. Я бьюсь и пинаюсь. Слышу, как он зовет меня. Но меня держит второй мужчина. Женщина в красном хватает меня за запястье. Я чувствую неожиданный поток искренней уверенности. Перестаю бороться. Во мне раздается зов. Что-то внутри поднимается в ответ. Не могу дышать. Кажется, будто я отталкиваюсь от дна озера, до поверхности остается пара сантиметров, мои легкие требуют воздуха. Женщина внимательно наблюдает за мной, прищурив глаза. Я слышу голос Мала сквозь дверь библиотеки: «Алина, Алина». Тут я и понимаю. Понимаю, что мы с ним разные. Ужасно, необратимо разные. «Алина, Алина!». Я делаю выбор. Стальной хваткой цепляюсь за это нечто внутри меня и опускаю его обратно. «Мал!» — кричу я и снова начинаю брыкаться. Женщина в красном пытается держать мое запястье, но я извиваюсь и воплю, пока она не отпускает. Я прислонилась к двери хижины Багры, беспрестанно дрожа. Женщина в красном была усилителем. Вот почему зов Дарклинга показался мне знакомым. Каким-то образом мне удалось оказать ей сопротивление. Наконец я поняла. До знакомства с Малом, Керамзин был домом ужасов и долгих ночей, проводимых за рыданием в темноте. Старшие дети игнорировали меня, комнаты были холодными и пустыми. Но затем привезли его, и все изменилось. Мрачные коридоры стали местом для таких игр, как прятки. Одинокий лес стал местом для исследований. Керамзин превратился в наш дворец, наше королевство, и я больше не боялась. Экзаменаторы забрали бы меня оттуда. Забрали от Мала, а тот был единственным счастьем в моем мире. Потому я сделала выбор. Я подавила свою силу и держала ее внутри каждый день, со всей своей энергией и волей, даже сама того не понимая. Я использовала каждую частицу себя, чтобы сохранить этот секрет. Помню, как стояла у окна с Малом, наблюдая за тройкой лошадей с Гришами, какой усталой себя чувствовала. Следующим утром я проснулась с темными кругами под глазами. С тех пор они со мной и оставались. «А теперь?» — спросила я себя, прижимаясь лбом к прохладному дереву. Теперь Мал меня бросил. Единственный человек в мире, который знал меня настоящую, решил, что я не стоила усилий или даже пары строчек. Но я все равно держалась. Несмотря на роскошь Малого дворца, несмотря на новообретенные силы, несмотря на его молчание, я держалась. Багра была права. Мне казалось, что я прилагала все усилия, но, в глубине души знала, что часть меня просто хотела вернуться домой к Малу. Часть меня надеялась, что все это было ошибкой, что Дарклинг осознает свой промах и пошлет меня обратно в полк, что Мал поймет, как ему меня не хватало, что мы останемся вместе и постареем на нашем лугу. Но парень двинулся дальше, а я все еще стояла, окаменевшая от страха, перед тремя загадочными фигурами, крепко держась за его руку. Настало время отпустить. В тот день в Тенистом Каньоне Мал спас мне жизнь, а я спасла его. Может, этому было суждено стать нашим концом. Мысль наполнила меня грустью, скорбью по разделенным с ним мечтам, по моей любви, по полной надежд девочке, которой я уже никогда не стану. Эта грусть прокатилась по мне волной, развязывая узел внутри, о существовании которого я даже не подозревала. Я закрыла глаза, чувствуя, как слезы катятся по щекам, и потянулась к своей силе, скрывавшейся слишком долго. «Прости, — прошептала я ей. — Прости, что так долго держала тебя в темноте. Прости, но теперь я готова». Свет откликнулся на мой зов. Я почувствовала, как он спешил ко мне со всех сторон, скользя над озерами, несясь мимо золотых куполов Малого дворца, проскальзывая под дверью и сквозь щели в стенах хижины. Я чувствовала его повсюду. Затем разжала ладони, и свет засиял прямо из меня, наполняя комнату, освещая каменные стены, старую печку и каждую морщину на лице Багры. Он окружил меня, пылая жаром, более мощный и чистый, чем когда-либо раньше, потому что был весь мой. Я хотела смеяться, петь, кричать! Наконец-то у меня появилось то, что целиком и полностью принадлежало мне. — Хорошо, — сказала Багра, щурясь от света. — А теперь, за работу. ГЛАВА 13 Тем же днем я присоединилась к остальным Этереалкам у озера и впервые воззвала к силам вместе с ними. Послала пелену света над водой, позволяя ей накрыть волны, которые призвал Иво. Я пока не обладала тем же контролем, что и остальные, но справилась неплохо. На самом деле, было даже легко. Внезапно многое показалось очень легким. Я не устала за день и не чувствовала себя измотанной после подъема по лестнице. Каждую ночь спала крепко, без сновидений, а просыпалась с новыми силами. Еда стала для меня открытием: каша с сахаром и сливками, жаренные в масле скаты, спелые сливы и тепличные персики, а также горьковатый квас. Впечатление, будто то мгновение в хижине Багры было моим первым полным вдохом, и я очнулась в новой жизни. Поскольку остальные Гриши были не в курсе моих проблем с взыванием к силе, все они были немного озадачены изменениями во мне. Я никак это не комментировала, а Женя просветила меня о самых забавных слухах: — Мария и Иво рассуждали, не заразили ли тебя фъерданци какой-нибудь болезнью. — Я думала, Гриши не болеют. — Именно! Оттого эти слухи такие и зловещие. Но, судя по всему, Дарклинг исцелил тебя своей кровью и экстрактом из алмазов. — Это отвратительно! — залилась смехом я. — Это еще что! Зоя вообще пыталась всех уверить, что ты одержима. Я засмеялась еще громче. Уроки с Багрой не стали легче и наслаждения так и не приносили. Но я радовалась любой возможности использовать силу, и чувствовала, что прогресс был. Поначалу я боялась взывать к свету, потому что тот мог не явиться, и тогда я вернусь к тому, с чего начала. — Это часть тебя! — рявкнула Багра. — Это не животное, убегающее при твоем приближении или выбирающее, стоит ли откликаться на твой зов. Ты просишь свое сердце биться, легкие — дышать? Твоя сила служит тебе потому, что это ее предназначение, она не может иначе. Иногда мне виделась некая тень на словах Багры, будто она придавала им двойное значение. Но ее задания были до того сложными, что у меня не оставалось сил решать шарады старой грымзы. Она меня не жалела, заставляя развивать самоконтроль и диапазон силы. Научила, как ее сосредотачивать и создавать короткие вспышки света, пронизывающие лучи, обжигающие жаром, и долго поддерживаемые каскады. Принуждала взывать к свету снова и снова, пока я вовсе не перестала прилагать усилия, чтобы добиться эффекта. Старуха заставила меня приходить на ночные занятия, чтобы я была лишена источников света. Когда я наконец с гордостью призвала слабенький луч, она стукнула своей тростью об землю и закричала: — Этого недостаточно! — Я стараюсь изо всех сил, — недовольно буркнула я. — Тьфу! — сплюнула она. — Думаешь, миру не все равно, если ты стараешься? Повтори и сделай все правильно! Настоящим сюрпризом стали занятия с Боткиным. Будучи маленькой девочкой, я бегала и играла с Малом в лесу и в поле, но никогда не могла его догнать. Всегда была слишком болезненной и хилой, слишком легко выматывалась. Теперь же я регулярно ела и спала, и все изменилось. Боткин отправлял меня на суровую боевую подготовку и бесконечные пробежки по дворцовой местности, но некоторыми испытаниями я даже наслаждалась. Мне нравилось узнавать, на что способно это новое сильное тело. Я сомневалась, что когда-либо смогу надрать задницу старому наемнику, но Фабрикаторы помогли мне сравнять счет. Они изготовили пару кожаных перчаток без пальцев с маленькими зеркалами — загадочными стеклянными дисками, которые показывал мне Дэвид в первый день в мастерской. Взмах руки — и зеркальце уже у меня между пальцев. С разрешения Боткина я тренировалась отражать свет в глаза оппонента и работала с ними, пока те не стали дополнением моих рук, продолжением пальцев. Боткин продолжал оставаться таким же ворчливым и критичным, и пользовался каждой возможностью, чтобы назвать меня бесполезной, но периодически я замечала намек на одобрение на его обветренном лице. В конце зимы, после очередного долгого занятия, на котором мне даже удалось нанести удар по его ребрам (и получить «благодарность» в качестве сильного удара в челюсть), он отвел меня в сторону. — Вот, — он вручил мне тяжелый стальной нож в ножнах из кожи. — Всегда носи с собой. Я с удивлением отметила, что нож был необычным, сделанным из стали Гриш. — Спасибо, — удалось выдавить мне. — Не стоит, — мужчина ткнул на жуткий шрам на своем горле. — Сталь нужно заслужить. Зима выглядела по-другому. В солнечные дни я каталась на коньках по озеру или на санках по дворцовой территории с другими Взывателями. Снежные вечера мы проводили в купольном зале, собравшись вокруг плиточных печек с квасом в руках, и нагуливали жирок, поедая сладости. День Святого Николая мы отпраздновали с огромными мисками супа с клецками и кутьей с медом и маком. Некоторые Гриши покинули дворец, чтобы покататься на санях и собачьих упряжках по укрытым снегом загородным просторам, окружающим Ос Альту, но, из соображений безопасности, мне все еще было запрещено выходить за дворцовые пределы. Я не возражала. Теперь мне было куда уютней со Взывателями, хоть это не касалось компании Марии и Нади. Гораздо больше мне нравилось сидеть в комнате с Женей у камина, попивая чай и беседуя. Мне нравилось слушать дворцовые сплетни, а еще больше о роскошных балах в Большом дворце. Моей любимой была история о том, как граф подарил королю огромный пирог, и из него выскочил карлик, вручивший королеве букет незабудок. В конце зимы король и королева по традиции организовывали последний зимний праздник, на который явятся все Гриши. Женя утверждала, что это будет самая грандиозная вечеринка в мире. Там будут все знатные люди: дворцовые офицеры, герои войны, заграничные гости и даже королевич — старший сын царя и наследник престола. Я однажды видела, как кронпринц ездил верхом на белом мерине, размером с дом. Его можно было назвать красивым, но у него был отцовский маленький подбородок и глаза с такими тяжелыми веками, что сразу не поймешь, устал он или безмерно скучает. — Скорее всего, он был пьян, — сказала Женя, размешивая сахар в чае. — Все свое время он посвящает охоте, лошадям и пьянкам. Это сводит королеву с ума. — Но Равка воюет! Ему бы стоило больше волноваться о положении вещей. — О, им плевать на это. Королева просто хочет, чтобы принц нашел жену, а не колесил по миру, тратя тонны золота на лошадок. — Что насчет второго? — спросила я, так как знала, что у короля и королевы был второй сын, но никогда его не видела. — Ты про щенка? — Нельзя называть принца щенком, — рассмеялась я. — Все его так зовут, — девушка заговорила тише. — Ходят слухи, что кровь его не совсем королевская. Я чуть не подавилась чаем. — Да ты что?! — Только королева знает правду. Как бы там ни было, он все равно белая ворона. Сначала настоял на отработке военной службы в морской пехоте, затем стал учеником оружейника. — И он никогда не появляется во дворце? — Не появлялся годами! Думаю, уехал учиться кораблестроению или чему-то столь же скучному. Наверное, они бы сдружились с Дэвидом, — сухо добавила она. — О чем вы с ним общаетесь? — распирало меня любопытство. Я так и не могла понять увлечение Жени Фабрикатором. Девушка вздохнула. — Ни о чем особенном. О жизни. О любви. О температуре плавления железной руды, — она намотала рыжий локон себе на палец, и ее щеки мило порозовели. — На самом деле, он довольно забавный, когда позволяет себе таким быть. — Правда? Женя пожала плечами. — Мне так кажется. Я обнадеживающе похлопала ее по руке. — Он исправится. Дэвид просто стеснительный.