Поднимаясь по лестнице, врач оступился на сколотой ступеньке и чуть не запахал носом. Схватившись за металлическую стойку перил, упал на колено. Выругался. Велинская приостановилась, оглянулась, усмехнулась и двинулась дальше. Подходя к двери, на ходу достала из сумочки ключ. Дождавшись, когда приблизится врач, посоветовала ему впредь внимательней смотреть под ноги и вставила ключ в личинку замка. Открыв, шагнула в небольшую переднюю, в которой в углу стояли вешалка для одежды и тумбочка. На полу рисунчатый линолеум. Стены в ярких обоях. Сбросив босоножки, Дарья сунула ноги в тапочки, громко сказала: — Это я, Александр! Привезла Валентина. Как ты? — Почему так долго? За смертью ездила, что ли? — прозвучал ей в ответ тонкий недовольный голос из комнаты. — Не неси чепуху! Так получилось. Пришлось искать. Его не было на работе! — ответила, показывая врачу на дверь комнаты. Приподнимая свой портфель, тот впереди Дарьи устремился в комнату. Поставив портфель возле журнального стола, бодрым голосом спросил: — Как самочувствие, Александр? На диване лежал парень, который совершил нападение на Римму. Только теперь вместо зеленой рубашки на нем была повязка. Голый торс и черные трусы. Он был невысок, худой втянутый живот, тонкие ноги и руки без мускулов. Внешне совсем непохожий на Дарью, хотя так же невыразителен. Еще во время первой встречи с ним Валентин пытался разглядеть какое-нибудь сходство с Велинской. Увы, не нашел. Внешность Дарьи не бросалась в глаза, но была приятнее и тоньше. У Александра издали вся как бы смазана, но вблизи непритягательна. В комнате по углам две скромных витрины с разноцветной посудой. У стены диван в малиновой ткани. Журнальный стол. Два малиновых кресла. Тумбочка с телевизором. И стул перед диваном. Стены, как в передней, в ярких обоях, только другого тона. На полу также линолеум с другим рисунком. — Дерьмово! — последовал ответ Валентину и взгляд исподлобья. — На повязке появилась новая кровь. Дарья намерила температуру. Трясет всего. — Посмотрим. Поднимись на ноги, — попросил Ганилевский и раскрыл портфель. Александр стал на ноги. Врач осмотрел его, заглянул под повязку, качнул головой, заметив: — У тебя шов чуть-чуть разошелся. А так все нормально. Ты что, зарядкой занимался, что ли? — Ты же сам говорил, что можно уже танцевать, — напомнил тонкий голос Александра. — Я же не в буквальном смысле говорил, — шевельнул усиками Валентин, не довольствуясь прямолинейностью Александра. — Приляг, сейчас подштопаю! — Разложил на журнальном столе инструменты. — Я в смыслах не разбираюсь! — Александр лег. — Ты сказал, ты врач! — Морщился от боли в ране, но терпел, не пикнул, когда Валентин принялся обрабатывать ее. — Сейчас все исправлю. Заменю повязку и, как врач, — произнес требовательно, — рекомендую постельный режим, пока не станешь как новенький. — И долго мне еще валяться? — с серьезным видом поинтересовался Александр. — Ну, пару месяцев, я думаю, хватит, — пошутил Валентин. — Ты сошел сума! — возмущенно воскликнул Александр. — Ты врач! Лечи быстрее! — Я врач, но не колдун. — Так стань колдуном! — Лежи тихо, мешаешь мне работать. Стоя рядом, Дарья смотрела, что делал врач. В конце вставила слово: — Не волнуйся, Александр, спокойно, все будет хорошо. — Надеюсь, — буркнул тот. — Иначе ему крышка! Кровь застыла в жилах у Валентина. Впутавшись в эту историю, он мучился угрызениями совести. Ему не очень верилось, что Александр — брат Дарьи, но наплевать на это. Дарья назвала его братом — стало быть, пусть так и будет, меньше знаешь — крепче спишь. В Александре сидела пуля от травмата. Ранение неопасное, но выстрел с близкого расстояния сделал свое дело. Валентин вытащил пулю, зашил рану. Ни о чем не спрашивал. Иногда ему казалось, что он загипнотизирован, и, наверно, поверил бы этому, если бы точно не знал, что гипноз на него не действовал. Все шло не так, эту историю надо было заканчивать. Иначе все для него могло плохо кончиться. Мозг понимал это. Но не мог восстановить привычный контроль над человеком. Обработав рану, наложив новую повязку, врач выпрямился. С Дарьей вышел в другую комнату. Она спросила шепотом: — Ну что у него? — Пустяки. Зарастет, — также шепотом ответил Валентин. — Через неделю будет бегать. — Я испугалась, когда на повязке увидала новую кровь, — пояснила и благодарно прижалась к нему всем телом. Потом отстранилась и закончила: — Нет, крови я не боюсь, но Александр мне брат. — Глянула в глаза Валентину. — Поехали, отвезу тебя домой. Вернувшись в комнату, где лежал Александр, врач, не говоря ни слова, собрал свой портфель и вышел в прихожую. Дарья из прихожей громко произнесла: — Александр, я отвезу Валентина домой! — Давай, только будь осторожней! — раздался в ответ тонкий голос. Для Ганилевского было непонятно, о какой осторожности предупреждал Александр. — Не забудь отблагодарить Валентина! — последовал новый выкрик им в спины. Приостановившись, Дарья улыбнулась всем загорелым лицом и громко ответила: — Не переживай, он уже получил аванс, остальное тоже получит с лихвой! Усмехнувшись, Ганилевский подумал, что, может быть, ошибался, когда усомнился в том, что они не брат и сестра. После этого Дарья открыла дверь, и оба вышли из квартиры. В машине Софья, увидав их, оживилась. Милое девичье лицо с большими глазами сразу похолодело и сделалось непримиримым. Посмотрела на часы, удивилась: что-то быстро управились. Возможно, заезжали сюда по какому-то делу, возможно, Дарья здесь не жила. Снова Дарья села за руль, а Валентин, протолкнув вперед свой портфель, сел на заднее сиденье. Отъехав от дома, Велинская посмотрела через зеркало заднего вида на Ганилевского, сказала как бы между прочим: — Я искала тебя в больнице, в твоем отделении. Вскинув брови, Валентин поймал в зеркале ее глаза. Так вот, значит, откуда у нее его телефон и адрес! В ответ произнес какое-то непонятное бурчание, разобрать слова было невозможно: — М-м, хм-м, бр, хо, у-у. Не обратив внимания на это бормотание, Велинская продолжала, переводя разговор в нужное ей русло: — Видела в коридоре твоих больных. Впечатление не из приятных. Многие какие-то перекошенные, плохо передвигаются, забинтованные, кряхтящие. — Она умышленно сгущала краски, говорила то, чего на самом деле не видела, чтобы вызвать ответную реакцию Валентина. — Не понимаю, как можно на них целыми днями смотреть? Плотнее вжавшись в сиденье, врач ответил коротко и по-деловому: — Я их лечу! — и напомнил: — Александр сейчас тоже не в лучшей форме, но ведь на него ты смотришь. — Да, ты прав, — охотно согласилась она. — Впрочем, и в твоем отделении не все так плохо. — Велинская, глядя через лобовое стекло, резко повернула руль на перекрестке, направляя машину на другую улицу. — Вышла какая-то женщина из палаты. Красивая, яркая, броская. И такие у тебя тоже лежат. Ты там, наверно, не теряешься? Кот мартовский из тебя еще тот. И Валентин понял, что Дарья говорила о Римме Дригорович, ибо та в отделении была единственная женщина с яркой внешностью. — Опять пошла писать губерния! Ты что, ревнуешь? С чего бы? Ты мне не невеста, и я тебе не жених! — недовольно проворчал он. — А женщину эту порезал кто-то. Кстати, у нее другой лечащий врач. Ничего, скоро она бегать будет. — Как и мой брат, через два месяца? — спросила насмешливо. — Да нет, — спокойно произнес он, — скоро на выписку. У твоего брата, между прочим, тоже все нормально. Повезло ему, что пуля из травмата, если бы из боевого оружия, могло быть хуже. Услышав то, что хотела, Дарья тут же перевела разговор на другую тему. Потом обратила внимание в зеркале на машину Софьи. Всю дорогу та шла за ними. Вспомнила, что видела это авто, когда ехала к Александру. Проверяя свое подозрение, сделала небольшой крюк, и машина Софьи повторила то же самое. — Ты чего круги даешь? — удивился Ганилевский. — Посмотри назад, — кивнула головой она, — ты не знаешь, что это за машина? Синяя. От нас не отстает. — Знаю! — обернувшись, посмотрел сквозь заднее стекло Валентин. — Это машина Софьи. — Следит за нами. — Мы собирались скоро свадьбу сыграть. — Что же ты мне никогда не говорил, что у тебя невеста есть? — А что это изменило бы? — Возможно, сегодняшнего конфликта не произошло бы. — Да уж, ты постаралась на славу! — Надеюсь, ты не пожалел, что сменил в постели Софью на меня? — Ты не дашь пожалеть. — Вот и не распускай нюни. Все идет, как должно идти. Валентин ничего не ответил. Вероятно, Дарья была права. Лучше плыть по течению, чем бороться с ним. И все же Ганилевский чувствовал себя скованным и раздавленным. Дарья опутала его своей паутиной, из которой у него не хватало сил вырваться. По телу разливалась вялость. Нажав на акселератор, Велинская оставила далеко позади машину Софьи. Подъехав к дому, где жил врач, из салона авто не вышла. Удержала Валентина. Ждала, когда появится машина Софьи. Скоро ее авто показалось на углу дома. И тогда Дарья выпрыгнула на асфальт. Вытащив свой портфель, врач тоже вылез. Она взяла его под локоть. Ей хотелось утереть нос Софье, показать, как той далеко до нее. Обычная женская самовлюбленность. Не противясь, Валентин уткнулся глазами в землю, сделал вид, что не видел машину Софьи, хотя на самом деле все было далеко не так. Пошел к подъезду быстро, Велинской за ним пришлось часто перебирать ногами. На скамейке у подъезда сидели два старика, дымя сигаретами. Оба почтительно поздоровались с Ганилевским хрипловатыми голосами. Он коротко торопливо кивнул, пробежал мимо, как будто спешил невесть как, буркнул в ответ и открыл дверь подъезда, пропуская вперед себя Дарью. В квартире яростно набросился на нее, лихорадочно сорвал платье, швырнул под ноги, подхватил Дарью на руки и понес в спальню. Скинул одежду с себя, навалился на Велинскую и долго вдавливал ее своим телом в матрац постели, точно мстил за унижение. Дарья не противилась — ей нравилось это. Когда он выдохся и откинулся на подушку, она молча соскочила с кровати, подняла порванное платье и надела на себя. Ганилевский смотрел на нее сейчас с чувством превосходства. Будто сотворил над нею некое действо, которое принесло ей позор и унизило ее. Но возвысило тем самым его. Он смотрел с любопытством. Неужели она пойдет в таком виде на улицу? И был немало обескуражен, когда она пошла к двери, беззаботно помахав ему рукой. Платье было разорвано спереди и сбоку. Видны вся грудь и голое бедро. Но Дарья не пыталась прикрыться, напротив, словно выпячивала оголенные участки тела. Не поверив собственным глазам, он поднялся и пошел следом за нею. Перед дверью хотел удержать ее, но Дарья как ни в чем не бывало поцеловала его на прощание и распахнула дверь. Вышла на крыльцо и остановилась, подставляя лицо под лучи солнца. Одновременно косила взглядом в направлении автомобиля Софьи. Два старика на скамейке вытаращили глаза, завозились молодецки и зацокали языками, улыбаясь во весь рот. Оба выставили пальцы вверх. Но Дарья не обращала на стариков внимания, краем глаза не выпускала машину Софьи, догадываясь, что та изнутри тоже следила за нею. Открыто, чтобы Софье было все видно, Дарья двинулась к своему авто, точно говоря своим видом, что Ганилевский получил удовольствие с нею полной мерой, что Софье там больше нечего ловить. И Софья прекрасно все уразумела. Она ненавидела Дарью сейчас самой большой ненавистью, хотя осознавала, что прежде всего так сильно должна ненавидеть Валентина. Однако, как только машина Дарьи уехала, Софья выскочила из своего автомобиля и кинулась к подъезду. Пулей взлетела на этаж и позвонила в дверь. От негодования вся дрожала, палец на кнопке звонка от напряжения дергался, в больших глазах стоял туман. Подумав, что вернулась Дарья, Валентин пошел к двери, не одеваясь. Раскрыл, и в грудь ему ударилась Софья. Увидав перед собой голого жениха, взвизгнула с такой ненавистью, что в висках застучали барабаны: — Кто эта шлюха?! Кто она?! Ты тварь! Ты отвратительная тварь! Где ты ее нашел?! Ты обо всем пожалеешь! Я не прощу тебе этого! Ты за все ответишь! Ты ответишь за все! — Она сильно ударила его по лицу, так сильно, что он отшатнулся и схватил ее за руки. В его глазах появилось страдальческое выражение, он так не хотел, чтобы она сейчас обнаружила его в голом виде. Впрочем, это уже ничего не меняло. Глупо, но он стал беспрерывно твердить: — Я не хотел этого. Я люблю только тебя. Поверь. Я не хотел. Но она сумасшедшая. Однако его слова еще больше взорвали Софью. Ее возмущению не было предела. Она вырвалась из его рук, и по лицу Валентина захлестали новые пощечины. А потом пальцы сжались в кулаки и стали бить куда попало. Ее ярость кипела. Вырывалась наружу злым шипением: