– Ничего, – он отвернулся. «Еще как чего», – успела разглядеть она на вылинявшем, словно старая тетушкина занавеска, лице студента. – Дмитрий… – она запнулась. – Владимирович, – подсказал он слегка более высоким, чем обычно, голосом. – Дмитрий Владимирович, вам нездоровится? – Все в порядке, спасибо, – буркнул он, по-прежнему, не глядя на нее. Лиза заколебалась. Разве можно приставать к незнакомому молодому человеку, тем более, когда он сам так явно показывает, что не хочет делиться с ней своими проблемами. Но отец всегда повторял: «Если сомневаешься – не ввязывайся, а если уж ввязалась – действуй до конца». Такое ощущение, что она уже ввязалась, и, если предоставить Рагозина самому себе, выйдет только хуже. – Знаете что, – Лиза решительно поднялась, – сейчас мы пойдем с вами пить чай. Мне кажется, крепкий сладкий чай будет весьма уместен. Студент посмотрел на нее с таким бесприютно-потерянным взглядом, что девушка отбросила последние сомнения. Если их даже увидят, пусть думают, что угодно. В конце концов, она – дочка сибирского миллионщика, а значит, от нее даже ожидаются всякие экстравагантные и сумасшедшие поступки. Репутацию, в конце концов, нужно оправдывать. – Пойдемте, пойдемте. Здесь дует. Не хотите же вы, чтобы я простудилась? – она зябко повела плечами. Наташа принесла им чай и, как и следовало, оставила дверь купе открытой, а сама, уходя, бросила такой взгляд, что Лиза покраснела. Видел бы ее сейчас отец! Осудил бы? Нет, только не он. Он никогда не делал скоропалительных выводов и всегда, Лиза знала, предпочитал скорее помочь тому, кто этого не заслужил, чем оставить без помощи страждущего. Недаром у них в Москве всегда толпились разные просители и приживалы. Дмитрий пил чай, и зубы звякали о край стакана. Несколько минут они молчали. Лиза тоже пила очень сладкий густой чай и ощущала, как боль внутри, наконец, затихает. То ли от теплоты напитка, то ли от того, что, кажется, она сейчас делала что-то действительно хорошее. – У вас что-то случилось, Дмитрий Владимирович, – проговорила девушка уже увереннее. – Если вам требуется помощь или сочувствие… Не бойтесь, я вас не подведу. Он бросил на нее быстрый цепкий взгляд, словно оценивая. Так ли разбалован этот человек, как ей показалось в ресторане? Под глазами у него тени, щеки запали, а скулы обозначились очень остро, словно их вырезали ножом. Взгляд беспокойный, неуверенный. – Дмитрий Владимирович, я недавно потеряла отца, – продолжала она, сама не зная, зачем так открывается перед ним, – и я не шучу, предлагая свою помощь. Он уставился в чашку, словно пытаясь отыскать ответ на все вопросы на ее дне, а потом снова взглянул на Лизу и сразу отвел взгляд. – Видите ли… – студент забавно смущался, – мне бы нужно положить в надежное место одну… вещь… «И всего-то?!» – едва не выпалила Лиза, но сдержалась. – Что за вещь? – вместо этого уточнила она. – Не могу сказать, – он смешно хлюпнул чаем. – Здесь затронуты моя честь и данное мной слово. – Хорошо, – девушка задумчиво кивнула. – Ваша вещь будет у меня в безопасности? Он замялся лишь на секунду. – Скорее всего. Если о ней не узнают, ее не станут искать у вас, – проговорил он. Лиза задумалась. А что, если этот студент – вор? Слышала она, что у барышни Филипьевой пропало изумрудное колье. Что, если этот тип тоже обокрал кого-то прямо здесь, в поезде, а теперь боится, что его уличат? Она снова исподволь оглядела Рагозина. Нет, не похож он на вора. Лицо честное, мальчишечье. И уши торчат. Тут явно что-то другое. А как он сказал слово «честь» – с достоинством, с гордостью, явно для него это – не пустой звук. – Несите, я спрячу среди своих коробок, – пообещала она, уже не сомневаясь. – У меня столько вещей, что даже моя горничная ничего найти не может. Взгляд Дмитрия просветлел. – Вы и вправду… – он замолчал. – Конечно, раз дело касается вашей чести, – напомнила Лиза. Рагозин кивнул и поспешно ушел, неуклюже ткнувшись в притолоку. «Совсем мальчишка», – снова подумала Лиза, хотя на самом деле вряд ли он был действительно младше ее. Вскоре студент вернулся, осторожно проходя мимо закрытых дверей спящих купе, и Лиза опять удивилась. Она думала, что речь пойдет о какой-то маленькой пустяковой вещице, однако, судя по саквояжу, предмет был вовсе не мал. Интересно, что там? Дмитрий, словно прочитав ее мысли, вздрогнул и огляделся. Он заметно нервничал. «Сюда», – показала Лиза жестом. Он сначала спрятал саквояж под диваном, затем переместил к ее багажу и прикрыл шляпной коробкой. От внимания девушки не ускользнуло то, что Рагозин обращался со своим грузом очень бережно, словно тот был хрустальным. «Может, там какие-то редкие образцы камней. Или статуэтка искусного мастера», – подумалось девушке. – Я заберу это завтра, – пообещал Дмитрий. И снова странно: зачем оставлять ей багаж всего на одну ночь? Где-то стукнула дверь, и студент отчетливо вздрогнул. – Спасибо… – он замялся и отчаянно покраснел, сообразив, что так и не узнал ее имени. – Елизавета Петровна, – подсказала Лиза. – Спасибо, Елизавета Петровна, – он вдруг с неожиданной пылкостью прильнул к ее руке, заставив девушку испуганно отступить, а потом бросился прочь. «До чего же странный», – думала она, глядя ему вслед. Глава 5 Круг одиночества Я бросила в бокал кубик льда. Теперь он казался айсбергом в ярко-оранжевом море. Немного отпила. Вкус божественный – свежий, с ноткой лимона, а плоды, из которых изготовили сок, кажется, еще не забыли о солнце, под которым зрели на ветке. Сконцентрированный вкус жизни. Я просмаковала несколько глотков еще у подножья лестницы, а потом поднялась по ступенькам. День был в самом разгаре, небо за окнами казалось таким ослепительно-синим, что, глядя на него, приходилось жмуриться. В такую погоду хочется сидеть с друзьями на траве в парке и болтать о всякой чепухе. Здесь у меня друзей нет. Наверное, сама виновата. Подойдя вплотную к стеклу, я прижалась к нему щекой, ощущая такое невероятное острое одиночество, что сводило желудок. «Полно тебе, Мика, – успокоила я себя. – Тебе просто нужно собраться. Друзей еще можно завести. Или уехать обратно в Лондон. Может, там память вернется быстрее». Я медленно отпила еще глоток сока и вдруг услышала голос Анны. – Где ее подобрали?.. Надо же, в том районе мы месяца полтора назад щенков нашли. Врач уже осматривал? Что говорит?.. – спрашивала она с таким беспокойством, которое я и не подозревала в этой снежной королеве. – Сломали лапу. Вот ведь подонки! Сейчас приеду… Кстати, Таня, подготовь документы на оплату, все сегодня решу. У нас есть долги?.. Сколько, говоришь, за корм? Да они думают, что я богатая дура, которая и не представляет, сколько едят мои собаки?!. Не оправдывайся, сейчас приеду и во всем разберусь. Я слушала и не могла поверить собственным ушам. Анна содержит приют для бездомных собак? Или я поняла что-то не так? Конечно, благотворительность сейчас может быть всего лишь элементом моды, но уж очень искренне ее беспокойство и неподделен интерес. Со мной она так не разговаривает. По крайней мере, с момента моего возвращения из больницы. Но вполне вероятно, что и раньше. Острая зависть кольнула в грудь ледяной, несмотря на теплый день, иголочкой. И тут Анна, вышедшая к лестнице – как всегда, очень красивая и элегантная в прямой красной юбке по колено и белой блузке с коротким рукавом, – заметила меня. Ее лицо непроизвольно застыло, а губы вытянулись в ниточку. За что? За что она меня так ненавидит? Разве можно любить дворовых кудлатых собак и ненавидеть собственную дочь?! – С чего ты взяла, будто я тебя ненавижу? – холодно спросила Анна, и я поняла, что, оказывается, говорила вслух. Я усмехнулась и поставила бокал с недопитым соком, который разом стал пресным, на стол. – А разве вы меня любите? – спросила я, не сводя с нее взгляда. Анна тоже смотрела на меня, но понять, что за чувство было в ее глазах, я не могла. – Ты считаешь, что все должны тебя любить просто потому, что ты есть? – она усмехнулась. – Мне не нужно, чтобы любили все! – кажется, я слишком разволновалась и едва не кричала. – Мне бы хватило вас с папой. – Ах вот как. Ну, твой папа тебя, конечно, любит, – обдала она холодом – словно ушат ледяной воды на голову вылила. – Уж побольше, чем вы, – парировала я. – И не уверена, что меньше, чем вас саму. И вправду, насколько я наблюдала, тепла между ними было примерно столько же, сколько в стылый февральский день. С семьей мне, определенно, повезло.