— Стив. Иди домой. — А ты… — Уходи. Немедленно. Помешкав, он почти на цыпочках удалился, дверь за ним мягко захлопнулась. Человек одернул пальто. — Спасибо. Я не понял, кто это был. — Я попросила, чтобы он притащил тебя сюда, — ответила я. — Мне надоело, что ты крутишься на моей улице. Он не выглядел обеспокоенным. — В таком случае вы оба сделали мне большое одолжение. Не знаю, решился бы я вообще постучаться в твою дверь. Правильный английский с легким северным акцентом. Может быть, Белфаст. Последние три десятка лет он провел точно не в арабских дворцах и не в ночных клубах Рио, уж скорее на расстоянии нескольких трамвайных остановок отсюда. — Да-да, оглядись здесь хорошенько. Хочешь, проведу экскурсию? Он рассматривал меня так пристально, что я моргнула. Очень хотелось залудить ему в нос рукояткой пистолета, но я позволила ему наглядеться. — Ты очень на меня похожа. Ты понимаешь это? — Я не слепая. И не слабоумная. Он чуть усмехнулся, удовлетворенно, будто в том, что я не слабоумная, была его заслуга. — Я и не думал, что ты слабоумная. Все мои контрольные по математике, которые я хранила, чтобы бросить к его ногам. Тишина. Он ждал, когда я скажу что-то или, может, кинусь к нему в объятия. Я не сделала ни того ни другого. — Все так странно. Я ведь слежу за тобой уже почти год. — Ого. Целый год! — Я не хотел терять с тобой связь. Честное слово. Но я не знал, как тебя зовут, а твоя мать очень хорошо научилась прятаться. А со временем, учитывая всякие сложности в моей жизни, я понял, что тебе будет лучше без меня. — А теперь что? Понадобилась почка? Слабая улыбка. — В позапрошлом году умерли мои родители. За пару месяцев. Маленькая пауза, чтобы я смогла сказать, как я сожалею о его утрате, поскорбеть или хрен знает еще для чего. — И выяснилось, что смерть родителей многое во мне изменила. Я только тогда понял, как важно было их присутствие в моей жизни. Быть частью истории более значительной и длинной, чем твоя собственная. Вот тогда-то я и понял, чего ты лишилась из-за меня. И сразу начал тебя разыскивать. Эти темные глаза. Настойчивые, призывные, полные значительности. Неудивительно, что ма на них запала. В свои двадцать. Но мне-то побольше. Я понимаю: он испугался, внезапно почувствовал себя беззащитным, осознал, что он следующий, вот и понадобился кто-то, кто создаст иллюзию, что он не растворится в небытии. — В какой-то момент я даже нанял частного детектива, но все, что у меня было, это имя твоей матери и… — Теперь ты меня нашел. — Как только я разыскал тебя, я сразу собрался. Снял комнату в Дублине и каждый день приезжал сюда. Лицо его говорило, что я должна быть польщена. — Жаль, что ты не нашел меня на пару недель раньше. Могли вместе отправиться за рождественскими покупками. Он кивнул на пистолет: — Это действительно так уж необходимо? Ты же понимаешь, что я не имею ни малейшего намерения напасть на тебя. А беседе мешает. И улыбнулся уголком рта. Надеялся, что улыбка сработает. Да этот парень само обаяние. Жаль, что на следующем поколении природа решила отдохнуть. — Не будет никакой беседы. — Если у Стива хватила ума сделать то, что было сказано, он уже уехал достаточно далеко, чтобы сейчас прижать этого человека и вытряхнуть из него информацию. — Ты уходишь. Улыбка испарилась. Он сказал осторожно: — Я понимаю. Ты сердишься на меня… — Я не сержусь. Я просто закончила. Уходи. — И указала пистолетом на дверь. — Нет. — Руки протянулись ко мне. — Позволь остаться. Пожалуйста. Ненадолго. На час. Или на полчаса. Если потом захочешь, чтобы я ушел, я уйду. — Вон. Немедленно. — Погоди. — Он не тронулся с места, но голос прозвучал так, будто он уже закрывал дверь. — Пожалуйста. Я не собираюсь ничего выпытывать. Ты можешь рассказать мне столько, сколько захочешь, или вообще ничего. А я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать. У тебя наверняка много вопросов. Я все расскажу, только спрашивай. Вот оно. Все мое самое темное и сокровенное, то, что никогда не узнает ни друг, ни напарник, ни любовник. Тень, присутствие которой я всегда ощущала за своей спиной. В ту секунду я видела то же, что и Ашлин. Я видела то, что она так долго искала наперекор всем препятствиям, всей грязи, даже самой смерти наперекор. Эта возможность ворвалась в мой дом шаровой молнией, выла сиреной, я могла коснуться ее, только руку протяни. А как тебя зовут, как вы познакомились с мамочкой, почему ты ушел, а где ты был, а чем ты занимаешься, расскажи мне все-все… Я видела, как парю ястребом в струях теплого воздуха, а подо мной расстилаются все мои если бы, и я могу кружить над ними сколько угодно, пока каждый кусочек и осколочек не будет подобран, описан и уложен в голове. Я уже видела, как он приподнимает покровы, чтобы показать мне все утерянные страницы моей жизни, написанные серебром на ночном небе. Я видела, как тень обретает плоть. — Хорошо, — сказала я и опустила пистолет. — Да. У меня есть вопросы. — А я могу остаться? На полчаса. — Конечно. Почему бы и нет. Он кивнул. Стоял и смотрел на меня, боясь моргнуть, и жаждал услышать вопросы, как будто то был лучший подарок, который он мог от меня получить. Это и был подарок. Именно об этом пыталась сообщить мне ма, скармливая свои дрянные сказки. Если я позволю ему ответить, то окажусь у него в плену. Вся моя жизнь, прошлая и будущая, будет принадлежать ему. И он примется крутить ею, как захочет. — Как ты меня нашел? Он моргнул. — Ты же сказал — все, что я захочу знать. Он посмотрел на диван: — Могу я присесть? — Нет. Сперва ответь. А там посмотрим. Он повел бровью, словно подшучивал над капризным ребенком. Иногда и я использовала такой трюк со свидетелями. — Ну ладно. Я зашел в соседнюю лавку вечером в воскресенье, чтобы купить газету. Пока стоял в очереди, разглядывал другие газеты на стенде. Твоя фотография была на первой странице. Я понял, что это ты, сразу. Меня будто током ударило. — И что же ты сделал? — Заглянул в телефонный справочник, но тебя там не нашел. Я был уверен, что на твоей работе мне ничего о тебе не сообщат, и позвонил в газету, попросил журналиста, написавшего ту статью, сказал ему, кто я, иначе с чего бы ему делиться такими сведениями, а потом стал караулить тебя, надеялся на встречу, хотя и сомневался, что буду желанным гостем. — Взгляд переместился на пистолет. — И сейчас понимаю — не зря сомневался. — И он запросто выдал тебе мой адрес? Даже для Краули не особо достоверно, Краули ничего не делает бесплатно. — Что ты дал взамен? — Ничего. Этот сухой щелчок запирательства был мне знаком. Слишком знаком, чтобы в это поверить. — И все-таки. Что ты ему пообещал? Он хотел соврать, но был достаточно умен, чтобы так не рисковать. — Журналист сказал, что даст мне твой адрес, а взамен — интервью после нашей встречи. Я представила. Тяжелое детство полицейского. И фото паршивенького моего многоквартирного дома и его приличного дома в тенистом пригороде. На работе она всегда ищет правду, но на самом деле она искала меня, — всхлипнул давно утерянный отец. Не на первой полосе даже. На сиропном развороте о женщинах, выросших без отца. От одной мысли об этом меня затошнило. Краули даже не нужно это публиковать, достаточно просто помахать у меня перед носом, а затем потребовать сливать ему все сенсации до конца жизни, и я бы сливала. — А ты ответил: да, конечно, не вопрос. — Мне тоже не понравилось. Продать свою душу таблоиду — не то, о чем я мечтал. Но я бы на что угодно пошел, только бы найти тебя. Он не был идиотом и на лжи не попался, хотя ничего нельзя знать наверняка. — Ты мог бы позвонить мне на работу и попросить меня к телефону. Или отправить мне письмо.