— Без комментариев. Он даже не пытался смотреть на нас. Уже нет. Белые глаза уставились в стену между нами. Все теперь было для него далеким лепетом. Я уже видела такой взгляд — у убийц и насильников. Взгляд, означающий, что они окончательно все поняли и перестали сопротивляться. — Где ты был вечером в субботу? — спросил Стив. — Без комментариев. От щелчка дверного замка мы со Стивом дернулись. Маккэнн не пошевелился. В дверях стоял Бреслин, дождевые капли стекали с его пальто, он улыбался. 17 — Мак, тебя там обыскались. Маккэнн поднял на него взгляд. Их глаза на секунду встретились, и мы со Стивом оказались вне игры. — Иди, — сказал Бреслин. — Я присоединюсь через пару минут. Маккэнн сустав за суставом поднял себя со стула и побрел к двери. Бреслин легонько потрепал его по плечу, когда тот проходил мимо. Маккэнн автоматически кивнул. — Допрос прерван в пятнадцать двадцать четыре, — сказал Бреслин, подходя к камере. Он выключил ее, повернулся к кулеру и налил воды. — Так-так-так. Вы только посмотрите, кто снова стал лучшими друзьями. Мило. — Хотелось бы знать, с чего ты взял, что мы не были ими все время? — Ты простишь меня, если я скажу, что мне наплевать на ваши отношения? У вас только что хватило наглости обвинить моего напарника… — Я решу, когда мы побеседуем об этом. Сейчас я хочу знать, кто из практикантов вчера утром настучал тебе, что мы с Мораном поругались. — Райли, — сказал Стив. — Правда? Мы начали спорить, и он перестал печатать. Я вспомнила эту внезапно наступившую тишину, эти умолкшие тупые удары, что долбили мою голову. — Я же говорил, что Райли там самый умный, — сказал Бреслин. — Не то что я. Я просидел в этом «Топ Хаусе» двадцать минут, прежде чем до меня дошло. Молодец, Конвей. Ты прекрасно научилась изображать южнодублинских дурочек. — Он отсалютовал стаканом с водой. — Но мне повезло с пробками. Приехал как раз вовремя, чтобы понаблюдать лучшую часть представления. Один из нас, наверное, удивленно моргнул, потому что он рассмеялся. — А вы думали, что я прямо с дороги кинулся спасать Маккэнна из рук страшных разгневанных мстителей? Я был в наблюдательной комнате. Потому что знал, что Маккэнна спасать не надо, он ведь ничего не сделал, ну кроме того, что совал шланг куда не надо. А про это в уголовном кодексе ничего не написано. Я думаю, что мы можем сойтись на том, что он пережил несколько тяжелых дней, поэтому, увидев, что вы вот-вот оторвете ему голову, я решил, что самое время вмешаться. Он подошел к столу, подхватил фото семейства Мюррей и внимательно вгляделся. — Хм. Неудивительно, что он ее не узнал. Потом кинул фотографию обратно на стол. Бросок был неточным, снимок упал на пол, но Бреслин не обратил на это внимания. — Итак, в то время как я был убежден, что мы работаем вместе, в то время как я радовался, как прекрасно мы провели допрос Рори, ты, Конвей, думала о другом. Скажи, когда ты смотрела в зеркало этим утром, тебе ничего странным не показалось? Бреслин в своей любимой роли. Непривычное и даже чуточку печальное чувство возникло от того, что не было во мне острого желания заехать ему в морду. — И в то время, пока я думала, что мы работаем вместе, пока я наслаждалась прекрасными допросами, ты держал этот камень за пазухой. И теперь хочешь швырнуть его в меня? Бреслин округлил глаза, ткнул в меня пальцем: — Нет, нет, нет, Конвей. Не пытайся обратить это против меня. Ты только что доказала, что я, черт возьми, был прав, ничего тебе не рассказывая. Этот допрос… — Он передернулся от отвращения, глотнул воды, чтобы смыть омерзение. — Вперед. Скажи мне, чего, по твоему мнению, вы добились этим? — Достаточно для получения ордера на обыск в квартире Маккэнна. — Ордер. Прекрасно. И что ты намереваешься там найти? — Коричневые кожаные перчатки, в которых Маккэнн ходит всю зиму. Те самые, которых я не видела в последнюю неделю. Мы или найдем на них кровь Ашлин, или не найдем их вовсе. — Ух ты. Впечатляет. Я бы сказал, Маккэнн полные штаны навалял бы, услышь он. Можно я сэкономлю тебе силы? Хотите услышать, что же произошло на самом деле? — С удовольствием. Только от Маккэнна. — Этого не случится. У Маккэнна достаточно мозгов не рассказывать под запись. Да и сомневаюсь я, честно говоря, что после вашей маленькой проделки он когда-нибудь согласится разговаривать с вами под запись или без записи. Но полагаю, если вы будете знать все факты, то жизнь ваша станет заметно проще. — И все это будут незапротоколированные, неподтвержденные, непроверенные слухи, — заметил Стив. — Уж как есть. Так хотите выслушать или нет? В глубине души я не хотела. Когда Маккэнн покидал комнату, он кое-что унес. Свирепое и темное кипение в воздухе. Без него все стало пусто и глупо. Мне хотелось только одного — уйти отсюда, бежать прочь от мыслей, что же дальше, от фарисейских речей Бреслина. Я откинулась на стуле и потерла ладонями лицо, пытаясь вернуть хоть немного растворившегося напряжения. — Хорошо, — сказал Стив. — Давай послушаем. — Вот только одолжения мне делать не стоит. — Мы хотим тебя выслушать. — Конвей? — Почему бы нет. Бреслин так и не сел. Выкинул стаканчик в мусорную корзину и, сунув руки в карманы, стал неторопливо прохаживаться — ну вылитый профессор перед восторженными студиозусами. — В субботу вечером у Мака был семейный ужин. Потом он решил заскочить к Ашлин. К ее дому он подошел без четверти восемь. Приблизительно. На часы он не смотрел. Прошел, как обычно, через заднюю дверь на кухню. Везде горел свет, и он увидел, что на плите что-то готовится, но Ашлин не окликнула его, не вышла ему навстречу. Мак прошел в гостиную и нашел ее лежащей там с проломленной головой. — Наверное, шок испытал, — сказал Стив. Бреслин быстро взглянул на него, но лицо Стива оставалось бесстрастным. — Конечно. — Кто-то другой был бы просто повержен. — Большинство гражданских наверняка. Мак был потрясен, но сумел собраться с мыслями. Это не делает его убийцей. Это делает его полицейским. — Тут же он обнаружил стол, накрытый на двоих, — сказала я. — И снова шок. И кем это делает его? Тон Бреслина уведомил, что терпение не будет длиться вечно: — Это никем его не делает, Конвей. Едва ли он вообще в тот момент способен был соображать — с трупом возлюбленной перед глазами. Он решил, что ужин готовился для него, на случай, если он зайдет. Иногда ведь он заскакивал без предупреждения. Подумал, что кто-то пробрался в дом — извращенец, наркоман, грабитель. Давайте признаем, это не самый безопасный район. И с Ашлин случилось непоправимое. Уже позже он сообразил, что Ашлин могла встречаться с кем-то еще и что-то у них там произошло. Но в тот момент такое ему и в голову не могло прийти. Как правильно заметил только что Моран, он был в шоке. — Ашлин была жива? — спросил Стив. Бреслин покачал головой. — Мак тут же проверил ей пульс и дыхание, поэтому, да, возможно, на его перчатках есть кровь, и, возможно, он избавился от них. Она была мертва. — И он, конечно же, позвонил в полицию и вызвал отряд детективов на место преступления, — сказала я. Бреслин уставился на меня. В его светлых глазах было столько холода, что я даже моргнуть не смогла, так оцепенела. — Не выеживайся, Конвей. Не самый подходящий момент. Может, ты искренне веришь, что так на его месте и поступила бы, но это чушь. Если бы Мак позвонил в полицию, он оказался бы в самом центре расследования убийства, его сослали бы перебирать бумажки, пока расследование не закончится, сколько бы времени это ни заняло. А если бы убийство так и не раскрыли, это означало бы конец его карьеры детектива. Ты не можешь нормально вести дела, если находишься под подозрением. Он бы потерял жену и детей. Возможно, оказался бы под судом, а потом и в тюрьме. Пожизненно. И из-за чего? Он ничего не делал. У него не было никакой информации, которая могла бы помочь расследованию. Он попросту покончил бы с собой. Если ты действительно считаешь себя настолько святой, остается только порадоваться за тебя. Но я в этом не уверен. Понятия не имею, что стала бы делать в такой ситуации. Вот только Бреслину я говорить об этом не собиралась. Но этот ночной кошмар был мне хорошо знаком. Я стою посреди обломков чьей-то чертовой жизни, и они затягивают меня — по щиколотки, по колени, по грудь, а я все стою и стою, и в голове лишь одно: «Нет!» — Неважно, как бы я поступила. Важно, как поступил Маккэнн. — Он осмотрел дом — на случай, если преступник еще там, но никого не нашел. Убедившись в этом, Маккэнн все вытер, чтобы не оставалось его отпечатков пальцев. Ради бога, Конвей, прошу, убери это высокомерное осуждение с лица. У меня от него мысли в голове путаются. — Если тебе не нравится выражение моего лица, иди любоваться Маккэнном. Или закрой глаза. Мне-то что. Бреслин вздохнул, покачал головой, демонстративно повернулся к Стиву: — Итак, Маккэнн стер свои отпечатки. Он осмотрел спальню Ашлин, чтобы убедиться, что она не вела дневник. Дневника не оказалось — по крайней мере, при беглом осмотре. Он подумывал, а не остаться ли на случай, если нападавший вернется, но решил, что это достаточно маловероятно. Стив нахмурился: — Зачем он выключил плиту? Это с самого начала сбивало меня с толку. — Тем более что все улики уже были уничтожены, — добавила я. — Отпечатки пальцев — это еще не все улики, Конвей. Маккэнн знал, что убийца мог оставить ДНК, волосы, волокна и еще кучу всего. Он не хотел, чтобы это пропало. И он не хотел, чтобы вспыхнул пожар и Ашлин сгорела заживо — в том невероятном случае, если она все еще была жива. И… — Бреслин печально улыбнулся. — Он не стал этого говорить мне, потому что любит выглядеть размазней ничуть не больше, чем ты, но я почти уверен, что для него была непереносима мысль, что тело Ашлин сгорит. Он ведь был без ума от нее. Сами знаете.