– А почему ты всегда ходишь без оружия? – поинтересовался князь. – Мои руки – оружие, – уклончиво произнес Курт. – К тому же мне некого бояться: врагов у меня нет… – Часто такая мысль оказывается ошибочной, и дело заканчивается кинжалом в спине, – усмехнулся князь и выразительно посмотрел на Кёнига, который бросал на соперника отнюдь не дружеские взгляды. Курт не стал спорить и, почтительно поклонившись, отправился за арбалетом. Результаты стрельб напомнили бой на мечах: каждый участник поразил свою мишень всеми пятью стрелами. Дело шло к повторной ничьей, но князь предложил посчитать – у кого больше попаданий ближе к центру мишени, и все-таки выявить победителя. Но «ближе-дальше» это приблизительные категории, они оставляют место сомнениям. А в соревнованиях нужна чистая победа! – У меня есть другое предложение, Ваша Светлость! – внезапно сказал Курт. – Кто собьет яблоко с головы любого из здесь присутствующих – тот и победитель! И крикнул в толпу: – Эй, кто подарит мне яблоко? – Держи! – крикнул Горбонос. Курт поймал на лету крупный, краснобокий плод. – Спасибо, не пожалел! – крикнул он в ответ. – Мне нравится твоя придумка! Только вряд ли ты с такой же легкостью найдешь желающего подставить свою голову! – засмеялся князь. – Голову каждый пожалеет! Хотя смельчака ждет награда! Ну, кто смелый? Слуги князя подошли к зрителям, предлагая показать свою смелость и решительность. Глашатай три раза громко объявил о награде для храбреца – двадцать крейцеров! Толпа безмолвствовала. Все хотели оставаться зрителями, а не становиться участниками опасного представления. – Неужели в замке нет отчаянных голов? – вскричал Иозеф Вагнер. – Есть! – раздался мелодичный голос, и среди стоящих отдельно женщин прошло какое-то движение. Вагнер осекся, Кёниг насторожился. Только Курт, как всегда, был невозмутим. Желающий рискнуть своей головой все же нашелся. Точнее, нашлась. Из толпы нарядно одетых ради праздника женщин вышла Клара в новом платье и платке, подошла к рубежу мишеней и, прислонившись спиной к соломенным матам, остановилась, выжидая. Справа и слева от нее торчали стрелы, ушедшие в прессованную солому по самое оперение. Проворный шут, сменивший Колокольчика, подбежал к ней и водрузил яблоко на покрытую платком голову. Она подумала, что будет жалко, если обновку зальет кровь. – Приготовиться! – князь поднял платок. Кёниг нагнулся и положил арбалет на землю. – Ваша Светлость, прошу всемилостивейше извинить вашего верного слугу, но я стреляю в людей, только если они враги моего государя, – хрипло сказал он. У Вагнера настроение тоже изменилось. – Ваша Светлость, использовать в качестве мишени женщину, да еще главного счетовода замка, мне кажется не очень разумно… – А ты, Курт, что скажешь? – спросил князь, который явно не хотел отказываться от щекочущего нервы зрелища. Тот невозмутимо натягивал тетиву, накладывал и закреплял стрелу, поправлял оперение, а закончив это занятие, ответил: – Я готов к стрельбе, Ваша Светлость! – Но в стрельбе уже нет необходимости! – вмешался Вагнер. – Раз один стрелок выбыл из состязания, то победителем считается второй! – Нет, это не победа! – скривился князь. – Это позор для всех. В том числе и для меня. Ведь сегодня мое рождение. Разве я вас плохо развлекал в этот день? – Хорошо, Ваша Светлость, – потухшим голосом сказал Вагнер и замолчал. Дальнейшие возражения – это уже спор. А спор с князем может привести только к одному – к эшафоту! – Спасибо светлейшему князю! – кричала толпа. – Спасибо Господину! – Так теперь вы развлеките меня и сделайте этот день незабываемым! – повысил голос князь. Курт, держа арбалет опущенным вниз, ждал команды. Кёниг тоже поднял с земли заряженный арбалет. Но на это никто не обратил внимания: все взгляды были прикованы только к одному человеку. Точнее, к двум. Клара стояла как всегда ровно, словно статуя – иначе яблоко могло упасть. – Ты готов, Курт? – спросил князь. – Готов, Ваша Светлость! – Но ты ведь знаешь, что за убийство главного счетовода замка тебя казнят? К такому обороту Курт не был готов, он впервые услышал о новом условии, которое все меняло. Но он никогда не отступал. – Знаю, Ваша Светлость! Князь, конечно, удивился такому ответу, но виду не подал. – Тогда стреляй, и да поможет тебе Всевышний! Курт зачем-то зажал зубами вторую стрелу, вскинул арбалет и прицелился. Расстояние до яблока было около шестидесяти шагов. Сколько шагов было до Клары, он не знал, так как сейчас ее не видел. Только яблоко в прицельной щели, только легкий ветерок, который на таком расстоянии не требовал корректировки прицела, только отвлекающий шум толпы, который постепенно стихал и, наконец, полностью растворился в сгустившейся атмосфере. Он нажал спусковой рычаг. – Дзынн! – грубо зазвенела сорвавшаяся тетива. Стрела мгновенно пронеслась сквозь разделяющее арбалет и цель пространство и рассекла яблоко пополам. Толпа взорвалась криками, свистом, аплодисментами, топаньем ног. Кёниг громко, с облегчением вздохнул и разрядил свой арбалет. – Молодец, Курт! – от души, как простой плотник, крикнул Вагнер. Курт бросил свою вторую стрелу на землю. Неспешным шагом к ним подошла Клара. Она ела половинку рассеченного яблока. Вторую половинку протянула Курту. – Ну, как? – спросил он. – Вкусно! – кивнула она. – Попробуй! Князь наклонился к Вагнеру и что-то пошептал на ухо. – Как твоя фамилия, Курт? – спросил управляющий. – Шефер. Князь фон Бауэрштейн встал, вид у него был торжественный. – Награждаю Курта Шефера пятьюдесятью крейцерами, как и было обещано, а Клару Майер – двадцатью крейцерами! Кроме того, назначаю Курта Шефера своим персональным стрелком! Соответствующий указ будет подписан завтра! И я надеюсь, что Курт уничтожит, наконец, того черного волка, который держит в страхе всю округу! Я даже уверен в этом! Независимо от того, обычный это волк или оборотень! Смеркалось. Иозеф Вагнер и другие высокопоставленные чиновники отправились на пир в Княжескую башню. Раймунд Кёниг был обязан обеспечивать безопасность Господина, а потому двинулся за ними. Плотники со стуком разбирали трибуну, слуги уносили ковры в покои князя. А Клара и Курт, впервые за долгое время, вместе зашли в «Единорог», где ужинали, пили вино и веселились. Клару смешил Горбонос, который все расспрашивал, зачем Курт приготовил вторую стрелу и почему Кёниг то бросал свой арбалет, то заряжал его. – Да что тут непонятного? – смеялась Клара. – Если бы Курт промахнулся, то выстрелил бы еще раз! А начальник стражи то собрался стрелять, то передумал, потом опять собрался… – Гм… – Горбоноса явно мучили сомнения. – Ну, а если бы он тебе в лоб угодил?! Клара перестала смеяться. – Тогда бы хоронили сразу троих, – серьезно сказала она. – Кого? – Какой ты непонятливый! Меня, Курта и еще одного человека… – Кого? – продолжал уточнять хозяин «Единорога». – Тебя, конечно! – она снова засмеялась, на этот раз нервно, с надрывом. – Меня?! – ошарашенно переспросил Горбонос. – А меня-то за что? Но ему уже никто не стал отвечать. * * * Поджидая Клару после работы, Раймунд Кёниг изо всех сил старался показать, что находится у здания канцелярии по службе. Он медленным шагом прохаживался по улице туда-сюда, делая вид, что рассматривает снизу крыши, как будто там мог затаиться враг. Однако, кроме слепленных из комочков глины и травинок ласточкиных гнёзд, под козырьками крыш ничего не было, а со стороны его действия выглядели нелепо и смешно. Дело усугублялось подвешенной к поясу за задние лапы тушкой зайца, поэтому Кёнигу казалось, что всё население замка сейчас наблюдает за ним и от души потешается. Никто, однако, за ним не наблюдал, и тем более не потешался – должность начальника стражи к этому не располагала. Наоборот, случайные прохожие опускали глаза и старались поскорее пройти мимо. Ходит главный страж с зайцем на боку, значит, так надо. А то ведь на месте зайца может оказаться отрубленная острым мечом голова шпиона, а именно Кёниг должен выявлять изменников и прочих врагов! Наконец-то хлопнула дверь, и на улицу вышла Клара, но не одна, а с Эммой. Так что перед Кёнигом встал выбор: подойти сейчас или плестись за женщинами, ожидая, пока они разойдутся, и рискуя попасть в неловкое положение, если вдруг Клара заметит его раньше времени. Но офицер привык к решительным действиям и, недолго думая, пошёл наперерез.