– Да, у Яна случился инсульт, причем довольно давно. – Вы знали, что он занимался делом “Аэроликса”? – Ян вел все дела, связанные с исламскими террористами. – Так что же? – В 1998 году я уже там не служил. – Да, незадолго до этого перешли в подразделение радиоперехвата. Человек бросает ответственную работу, чтобы сутками вкалывать, сидя в бункере. Очень странно. Лола догадывалась, о чем думает Женан. – Господин судья, можете не беспокоиться, – отозвался Берлен. – Управление не поручало мне подставлять вас или вытягивать из вас информацию. Слышно было только, как секретарша перекладывает бумаги. – Значит, мне придется вам довериться. Женан несколько секунд обдумывал ситуацию, потом взглянул на них, словно предвкушая поживу. Лола подумала, что он привносит свежесть и новизну в этот мир старых шпионов и старых секретов. – Официальный план расследования вызывал у вашего начальника большие сомнения, – снова заговорил он. – Когда Министерство обороны рассекретило некоторые документы, я обнаружил служебную записку Ренье, адресованную судье Мальбуру, в которой предлагалось подвергнуть пересмотру террористическую версию. Лола чуть не ослепла, сидя в интернете, зато теперь она наизусть знала официальный сценарий этого дела. Небольшая группа, имевшая отношение к пресловутой Аль-Каиде, взорвала отель, где было полным-полно приезжих из стран Запада, особенно американцев, что неудивительно, поскольку в двух шагах от этого самого “Мэдисона” расположено американское посольство. Тридцать погибших, из них восемнадцать французов. Сотня раненых. Главная ответственность возложена на судьбу. Женан заявил, что Ренье опирался на информацию, полученную от американского должностного лица. Этот человек оказался на месте преступления вскоре после того, как оно произошло, благо посольство США совсем рядом. – Вам известно имя этого американца, господин судья? – спросила она. – В служебной записке оно не упоминалось. Может, потому что Ренье не хотел его раскрывать, или потому, что из документов что-то изъяли. В довершение всего, американцев у отеля побывало множество. Военные, посольский персонал, агенты ЦРУ – да мало ли кто еще? – Однако ничего нового американцы не сообщили, не так ли? – подхватил Берлен. – Записка попала ко мне лишь три месяца назад. С тех пор я постоянно на связи с американскими чиновниками. Но дело там почти не сдвинулось с мертвой точки, как и здесь. – Почему? – удивилась Лола. – История в Дамаске – это 1998 год. Иначе говоря, другая эпоха. Потом случилось 11 сентября 2001 года, атака на башни-близнецы. Финансирование борьбы с терроризмом резко увеличилось и… – Одновременно – их паранойя. Вы это имели в виду? – Скажем так, мадам Жост: беспокоить их на основании зыбких предположений не стоит. Выходить на них можно, только имея на руках железобетонные доказательства. Мне все же удалось переговорить с менеджером по персоналу американского посольства. Он тогда там не работал и не знает, о ком может идти речь. На самом деле нет оснований полагать, что знакомый Ренье занимал какой-то пост в Дамаске. Лола начала понимать суть проблемы. Имя нужного им человека затерялось в разрушенном инсультом мозгу Яна Ренье, бывшей легенды разведки. – На самом деле, мадам, это работа не на один день. Надеюсь однажды поехать в Дамаск, лично встретиться с адвокатами, попытаться разговорить тамошних следователей. Кроме того, тысячи фрагментов информации прячутся в мобильных телефонах, компьютерах, разного рода документах, например, в мифических дневниках Ришара Грасьена. Так почему бы не принять вашу ниспосланную провидением помощь? Только поймите меня правильно: вы для меня – лишь один след среди сотен других. Спасибо за помощь, и держите меня в курсе. А теперь извините, у меня совещание. Секретарша, уже стоявшая рядом, проводила их. Берлен не мог скрыть разочарования. Он вышел из ступора, только когда Лола похлопала его по руке. Они остановились у высокой лестницы, над которой завывал ветер. Небо пепельно-серое, в мелких точках снежных хлопьев. Она подумала о Яне Ренье и его мозге. Звездная пустота – или искры еще не потухли? – Вот это, Лола, я и называю провалом. Она предложила ему навестить бывшего начальника. – Он ни на что не годен, бедняга. – Ты у него был? – Да, после инсульта – дважды. Он в таком состоянии… На него смотреть жалко. Как бы то ни было, общаться невозможно. Судья ведь тоже пытался… – У тебя есть идея получше? Они зашли в ближайшее кафе, расположились у стойки. Тягостное молчание нарушил звонок Лолиного мобильника. Она сначала слушала, потом задала несколько вопросов и попросила собеседника подождать. Она сообщила Берлену, что механик из Ренна нашел “какую-то странную штучку, приделанную под кузовом «твинго»”. Жозеф в свою очередь расспросил мастера и в бешенстве нажал на отбой. – Нам “жучок” поставили. Система навигации, связанная с компьютером. – Теперь мы знаем, как нас выследили. По крайней мере, что-то прояснилось. Берлен закрыл глаза и принялся глубоко дышать через нос. Успокоившись, он позвонил божественной посланнице Габриэль. Она продиктовала ему адрес пансионата-лечебницы для престарелых неподалеку от Парижа, в Перре. Глава 36 – Ингрид? Входи. Чем обязан? – Мондо, я скоро возвращаюсь в Штаты. Приехала последний раз сделать тебе массаж. Он крепко обнял ее, пробормотал, что ради нее и ее золотых рук он готов совершить путешествие в Вегас. – Твоего босса нет дома? – Он уехал на конференцию в Коллеж де Франс. Жильдас не позволяет своим мозгам расслабляться. Они расположились в комнате Мондо, почти военную строгость которой нарушала картина в красных тонах. – Только не говори мне, что это Ротко… – Так и есть. Жильдас зарабатывал много, очень много денег на всех этих делах. – А я думала, он просто слуга государства. – Он и хотел стать госслужащим, но привык к определенному уровню жизни, а потому после Бореля ему пришлось взять клиентов. – Неужели? – Ты слышала о высокопоставленном чиновнике, у которого был счет за границей? – Это незаконно? – Не очень, особенно если работаешь в Министерстве финансов и забываешь указать в налоговой декларации этот злополучный счет. Массмедиа рвали парня на куски, пока он не вызвал на подмогу Жильдаса. Он не хотел, чтобы его карьера пошла прахом. Старик посоветовал ему публично исповедаться. Съемочный павильон, известный журналист-стрингер, голубоватый таинственный свет, простые слова, сдержанные признания, просьба его простить… Человек обращается напрямую к людям – своим братьям. Никаких шуточек, никакого унижения. В роли священника не журналист, а народ: он либо отпустит грехи, либо нет. – И что, получилось? – Это бы прокатило в восьмидесятых, ну, может, еще в девяностых. С тех пор люди многому научились, стали подозрительны. Исповедальная атмосфера больше никого не впечатляет. Жильдас и его методы устарели. Он молится на телевидение, а сегодня все события происходят в интернете. Ты слышала о Пятидесятицентовой партии? – Нет. – Это полчища китайцев, которым платят по пятьдесят центов за комментарий в интернете, чтобы они хвалили свое правительство и коммунистическую партию, направляли умы в нужную сторону и стирали в порошок политических противников или экономических конкурентов. Политтехнологии давно изменились, а Жильдас этого даже не заметил. Что, впрочем, не мешает ему получать солидные чеки. На самом деле его до сих пор считают гуру. И платят соответственно. Ингрид немного прошлась по квартире. Простор, тишина, остановившееся время – идеальное место, чтобы слышать свои мысли. Настоящая роскошь. Она кончиком пальца тронула полотно Ротко. В музее от этого прикосновения включилась бы сигнализация. Мондо улыбался. – И ты можешь все это бросить? – Да. Это безнравственно, потому что старик дряхлеет и все больше нуждается во мне. Но частных сиделок пруд пруди, а я хочу снова уехать в горы. – Понимаю. Она попросила его раздеться и остаться в одних трусах. Нашла большое полотенце и расстелила на кровати. Положила Мондо на живот. Она принесла с собой массажное масло с ароматом жасмина. – Ингрид, ты еще даже ко мне не прикоснулась, а я уже как в раю. – Знаю. * * * Проговорила что-то. Светлый ангел,