— Дело сделано, хозяйка. Неплохо бы расплатиться, — сказал прямо в ухо надтреснутый гнусавый голос. Дыхание на мгновение остановилось, в голове зашумело, и горло перехватило, как будто она только что залпом выпила стакан водки. — Эй, хозяйка, слышишь? Что, в зобу от радости дыханье сперло? — противно засмеялся невидимый собеседник. — Я не поняла, как это вы все сделали? Ведь мне известно, что она вообще не должна была прийти сегодня домой. — Не знаю, что тебе там известно, но я свою работу закончил. — Вы сделали все, как я говорила? — В лучшем виде, можешь не сомневаться. — Фотографии? — Есть. Пара снимков. Так что, когда увидимся? — Давайте через час на старом месте. — Не забудь бабки, красавица, и доплату за срочность никто не отменял! Марика отшвырнула телефон. Пытаясь унять дрожь, она обхватила себя руками и несколько раз медленно, размеренно вздохнула. Она разом выпила вино до дна, даже не почувствовав вкуса, но озноб не прошел. Все. Все кончилось. Оказывается, действительно просто! Ни сожаления, ни раскаяния, ни пошлых мук совести. Просто невероятное, ни с чем несравнимое облегчение! Она просто восстановила справедливость. А оттого, что какая-то бледная заплесневелая тля вдруг перестала быть, никто не заплачет. Она сама виновата. Не надо было вставать на ее пути. Марика вытащила из пачки длинную тонкую сигарету и открыла окно. В свете фонаря в медленном танце опять закружились то ли снежинки, то ли мелкие капли дождя, однако ей показалось, что на улице потеплело. * * * А ведь там, дома, уже совсем весна. Под окнами ее бывшего особняка наверняка пестреют разноцветные крокусы, а совсем скоро расцветут голландские махровые тюльпаны, посаженные еще осенью. Тимофей любил проводить время в саду, где была устроена симпатичная открытая веранда. Он мог часами сидеть с книгой (этого Марика никогда не понимала!), пить чай и курить сигары. Как-то раз он признался, что в детстве мечтал стать садовником. В свободные часы он и теперь мог подрезать кусты, расчистить дорожку от снега или скосить траву на лужайке. — Тим, ведь у нас есть специально нанятые люди, которые, между прочим, получают за это деньги! Зачем ты сам занимаешься такой ерундой? — искренне удивлялась Марика. — Понимаешь, Машенька (он всегда называл ее русским именем, не признавая «Марику»), я так отдыхаю, — улыбаясь, отвечал он. — Ты — в фитнес-клубе, в магазинах, а я — здесь, на природе. Ты почувствуй, какой воздух! — и он шумно вдыхал. Марика тоже послушно вдыхала, но ничего, кроме скуки и недоумения не чувствовала. Только теперь, в сырой мартовской, мрачной и неприветливой Москве, с ее вечной толчеей, пробками и дорожной хлябью она вдруг поняла, что он имел в виду. Там воздух пахнет свободой и спокойствием. И его можно и нужно пить, как пьют самое дорогое вино, наслаждаясь и смакуя каждый глоток. Она затушила сигарету и закрыла форточку. Руки уже не дрожали, сердце билось спокойно и ровно. Она все сделала правильно. Остался последний шаг. X Макс стоял на улице и смотрел вслед удаляющейся «Скорой». Хорошо, что время уже позднее, пробок на дорогах будет меньше. Сейчас дорога каждая минута. Пожилой врач на вопросы отвечал сухо и неохотно: «Ранение навылет, но шансы невелики. Большая кровопотеря. Не знаю, довезем ли…» Вот, пожалуй, и все. Вот тебе и экзальтированная дамочка с пустяковыми проблемами! Макс закурил, глубоко затянулся и выпустил в морозный воздух бесформенный сизый клубок сигаретного дыма. Он поднял глаза: на небе сквозь мутные клокастые тучи чуть просвечивала тусклая щербатая луна. Она был такого же цвета, как лицо Елены — мертвенно-бледная и такая же безжизненная. Вспомнилась рука, как плеть, безвольно свесившаяся с носилок. И синяя жилка на шее, которая так слабо и неуверенно билась. Максу казалось, что именно от нее зависит жизнь не только Елены, но и его собственная. Все то время, пока ждал бригаду «Скорой помощи», он как завороженный смотрел на этот еле заметный вздрагивающий узелок. Макс уговаривал его не останавливаться, не уставать, потерпеть… Казалось, что стоит ему хоть на секунду прекратить эту безмолвную молитву, как все закончится. Огненно-рыжие волосы, выбившиеся из-под серой вязаной шапочки, разметались по полу, на который натекла лужица талого снега от сброшенных под трюмо изящных лакированных сапог, и Макс осторожно вытер грязь носовым платком… * * * — Эй, Королев! Ты чего здесь застыл? — услышал он голос Вовки Емельяненко, своего друга и коллеги. — Сам нас вызвал и смылся! Имей совесть, там Погодин уже почти закончил, а ты все прохлаждаешься. Погодин Лев Валентинович был экспертом, с которым Максим любил работать больше всего. Неторопливый, но очень дотошный сухопарый старичок с острой бородкой клинышком и неизменным чемоданчиком в руках. Он всегда понимал оперативников и частенько выручал их, выезжая на работу в свои законные выходные. Вот и сегодня Королев попросил его подъехать лично, и Погодин, поворчав положенные пять минут, прибыл вместе с остальными. Но как бы в равновесие с Погодиным, следователем по делу был назначен нелюбимый Королевым Игорь Арсеньевич Машков — нудный крючкотвор, которому важнее всего был не результат, а правильно и вовремя отписанные бумажки. — Сейчас иду, — отозвался Макс, щелчком отбросив недокуренную сигарету в урну. Он резко развернулся и зашагал к подъезду, под козырьком которого жался от холода раздетый Вовка. — Ты-то как в эту историю угодил? — спросил Емельяненко, войдя в допотопный лифт, который затрясся всем своим усталым телом, натужно загудел и медленно поволок их на седьмой этаж. — Ты же мне все уши прожужжал сегодня о том, что вечером будешь попивать пивко и пялиться в телек. — Так и хотел, но, как видишь, не получилось, — неохотно отозвался Макс. Ему было неприятно, что Вовка такой бодрый, если не сказать веселый, и ему в сущности, все равно — спасут Елену или нет. Это и понятно. На их поганой работе иначе нельзя. Если каждый случай будешь принимать близко к сердцу, то можно просто свихнуться. Он и сам уже давно привык к подобного рода происшествиям: обычное дело, рутина, повседневность, не более того. Но сейчас Королев даже самому себе не мог объяснить, почему ему так важно было, чтобы эта девушка с рыжими кудрявыми волосами, синей жилкой на тонкой шее и мягким голосом несмотря ни на что выжила. — И все-таки, как получилось, что ты здесь оказался? — повторил свой вопрос Емельяненко, когда двери лифта нехотя, с металлическим скрипом разъехались в стороны. Они поднялись пролетом выше и встали возле приоткрытого окна. — Короче, так. Мне сегодня позвонила некая Куприянова Елена Сергеевна и попросила о встрече. Номер мой ей дала моя матушка, которая в свою очередь в незапамятные времена училась с матерью этой самой Елены. — Ого, как все запущено! — протянул Вовка, но встретив холодный взгляд Макса, тут же осекся. — А дальше? — А дальше все, как в бульварном романе. Я приехал в кафе, где прождал ее полтора часа, а потом приехал сюда. Дальше ты знаешь. — Погоди, насколько я понял, барышня, которую подстрелили, и есть Куприянова Елена Сергеевна, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения — у нее в сумке были права и паспорт. Но квартира эта зарегистрирована на некую Колобову Полину Тимофеевну. Это как? — А так. Куприянова по телефону успела мне сказать, что проблемы на самом деле не у нее, а у ее подруги. Потом я узнал, что и проживают они сейчас обе здесь. Мать Куприяновой уверена, что это оттого, что Елене удобнее и ближе отсюда добираться на работу. Но мне почему-то кажется, что дело не в этом… — А в том, что на ее подружку наехали, — закончил Вовка. — Но тогда непонятно, почему подстрелили Куприянову, а не Полину Тимофеевну. Макс неопределенно пожал плечами. — Надо бы с этой самой Колобовой пообщаться. Судя по мобильному телефону пострадавшей, — Макс невольно поморщился от казенности произнесенной Вовкой фразы, — эта Полина звонила ей раз пятнадцать за сегодняшний вечер. Кстати, ей уже сообщили. Она едет сюда, скоро будет. — Одна?! — А что, мне самому надо было за ней отправляться? — возмутился Вовка. — Я ж ничего не знал! Макс раздраженно махнул рукой: — Ладно, пойдем в квартиру, послушаем Валентиныча. Они спустились вниз и вошли в квартиру, где уже заканчивали работу их коллеги. — Ну, что я тебе могу сказать, голубь мой, — начал Погодин своим скрипучим голосом, сидя на коленях и собирая свой чемоданчик. — Стреляли из «Макарова» с глушаком, калибр девять миллиметров. Короче — классика! Пуля застряла в стене, я ее достал, но сам понимаешь, ствол наверняка левый и уже валяется где-нибудь в мусорном бачке на просторах нашей необъятной столицы, а может и еще где подальше. Шансы отследить владельца минимальные. Выстрел был сделан от входа. Могу предположить, что Елена Сергеевна сама облегчила ему задачу, потому что не заперла дверь. Видимо, очень куда-то торопилась. Убийца тихо вошел, всадил ей пулю в спину и также тихо вышел. «Я даже знаю, куда она так спешила. Пока я наслаждался бифштексом, жалел себя любимого и проклинал ее и вместе с ней заодно всех баб скопом, она лежала здесь, в этом пятиметровом коридоре в луже крови. И ей наверняка было очень больно и страшно», — мрачно подумал Макс и стиснул зубы так, что они заскрипели. — Может еще что-нибудь? — спросил Емельяненко. — Думаю, нет, я даже уверен, что работал не профессионал. Те обычно стреляют в голову и осечек, как в нашем случае, не допускают. Словом, доводят начатое до логичного, то бишь, до фатального финала. — Согласен. А пальцы? — Отпечатков много, надо обкатать жильцов и уже потом вычислять неизвестные. Посмотрю пулю, но не обольщайтесь. Сейчас даже первокласснику известно, что на такое дело надо идти в перчатках. — Ясно. Это все? — Пока да. Я, конечно, поработаю с письмом и картой. Может что-нибудь и нарою для вас, ребятки. — Что за письмо? — вскинулся Королев. Емельяненко презрительно хмыкнул: — Пока некоторые на улице прогулку прогуливали, мы тут, между прочим, делом занимались. В сумочке у Куприяновой мы нашли очень интересную записку с угрозами, а еще там лежала карта памяти из телефона, где, кроме всего прочего, записан занимательный монолог, в котором некто обещает абоненту скорую и лютую смерть. — Охренеть! — кратко резюмировал Макс. — Все страньше и страньше… Погодин щелкнул замками и Королев подал ему руку, чтобы помочь встать. — Э, нет, молодой человек, я еще не совсем старик, на ноги встать и сам смогу, — оскорбился Лев Валентинович. — Ладно, мне здесь делать больше нечего, поеду я. — Может, вас подвезти? — Нет, Максим Викторович, сегодня я и сам на колесах. Ты же меня из дома выдернул, — проворчал он, надевая дубленку и нахлобучивая меховую шапку на самые глаза. — Спешу напомнить, что такса моя за незапланированный вызов и испорченный вечер остается прежней — бутылка хорошего виски. Честь имею! Когда за Погодиным захлопнулась дверь, Емельяненко и Макс прошли на тесную, но довольно уютную, кухню, где Машков с недовольным выражением на лице заканчивал писать протокол осмотра места преступления. — Поздравляю вас, господа сыщики, с очередным глухарем! — язвительно проговорил он. — Ладно, я свою работу сделал. Жду результатов.