Обернулась. Перед ней стоял ее старый знакомый Свен Хаппах. Анке знала, что лет пять назад он женился на какой-то богатой девице, которую сосватал за него его собственный папочка. Возражать Свен не мог, так как полностью зависел от воли своего родителя — и морально и материально, поэтому безропотно ему повиновался. От общих знакомых Анке также слышала, что у молодой семьи родилось то ли два, то ли три ребенка, что, впрочем, Анке не удивило: единственное, что Свен умел делать хорошо, так это трахаться. Анке подошла к столику, за которым расположилась довольно многочисленная компания, однако кроме Свена она здесь никого не знала. — Хай! Как твои дела? — поздоровалась она. — До меня дошли слухи, что ты женился. Это правда? Тот поморщился, как будто проглотил жабу. — Слушай, но хоть ты не напоминай мне больше об этом! — Развелись? Он пожал плечами: — Зачем — развелись? Просто живем врозь. Нахлебался я семейной жизни — во! — он выразительно попилил себя по горлу. Анке хрипло засмеялась. — Как я тебя понимаю! Мой старик тоже как с ума спрыгнул, каждый день долдонит одно и то же: надо выходить замуж, рожать, воспитывать. Ему, видишь ли, наследники нужны. А я даже думать о такой перспективе без тошноты не могу. — Во-во! — подхватил он. — Давай-ка лучше выпьем! Как в старые добрые времена. Эй, кельнер! Два по двести виски. За встречу, если ты не против. Она и не собиралась возражать; тут же подсела за столик и принялась знакомиться с друзьями своего старого приятеля. Виски оказалось очень кстати. Злость немного притупилась и Анке попыталась мыслить логически. В конце концов, Марика не такая дура. Она не может не понимать, что у Анке есть убойные доказательства ее причастности к преступлению. И она не побрезгует сдать ее со всеми потрохами. Ладно, подождем еще немного, и будем действовать. Во всяком случае сегодня можно и нужно расслабиться, — недаром же она заплатила такие деньги за входной билет! В этот момент в зале поднялся дикий шум — на сцене появились музыканты. Крики публики и виски совершенно заглушили ее переживания. По телу разлилась приятная легкость. Анке залпом допила остатки, болтающиеся на дне стакана, и тут же заказала еще. VI Вот уже как два дня в воздухе запахло весной. Прозрачные, торопливые ручейки наперегонки бежали по улицам. Сугробы, еще совсем недавно огромные, тяжелые, упрямые, совсем осели и съежились. Солнце, наконец, вышло из зимнего плена и светило ярко, весело, как-то по-детски радостно. И весь город, как будто встрепенулся, очнулся от долгого, тягучего забытья. Он как будто потягивался, прихорашивался и удивлялся, почему это он так долго спал. И даже отсюда, из мутных окон больницы чувствовалось это дыхание новой жизни под название весна. Макс осторожно присел на стул рядом с кроватью, на которой лежала Елена. Соседняя койка пустовала, аккуратно прикрытая худосочным одеялом в застиранном ситцевом пододеяльнике. Подушка топорщилась уголком вверх, и не хватало только мещанской кружевной накидки. Елена спала. Лицо ее было спокойным, а дыхание ровным и чистым. Почему-то он боялся снова увидеть ее. В памяти все время вставали бледные, как мел, щеки и синяя жилка на тонкой длинной шее… Рыжие кудряшки разбросались по плоской маленькой подушке и он, не удержавшись, провел по ним ладонью. Ему казалось, что на ощупь они будут жесткими, но они оказались мягкими, как лебяжий пух. От смущения Макс покраснел, как мальчишка, застигнутый врасплох у вазочки с конфетами. Оглянувшись, словно его кто-то мог увидеть, он резко отдернул руку. Королев мог поклясться, что у нее такие же карие, как у ее матери глаза, но когда она, наконец, проснулась, то на него из-под густых светлых ресниц взглянули два ярко-зеленых огонька. Она проснулась как-то сразу, без предупреждения и сразу увидела Макса. — Здравствуйте, Елена Сергеевна! — преувеличенно бодро начал он. Она, чуть прищурившись, внимательно смотрела на него. — Если помните, мы с вами уже заочно знакомы. Меня зовут Королев Максим Викторович. — Помню, мы с вами по телефону говорили. Вы тогда подумали, что я хочу проследить за своим мужем и отсудить у него немного рублей, — сказала она чистым голосом, совсем не охрипшим со сна. И в голосе этом Максу почудилась насмешка. — А больше ничего не помню. Макс смутился и ляпнул первое, что пришло в голову: — Вы в больнице. Конечно, он понял, что сморозил глупость. Естественно, она знает, где она, ведь она пришла в себя уже вчера вечером, и врач наверняка ей обо всем рассказал. — Да, но что и как произошло, я совершенно не поняла. В этот момент вошла медсестра, и Максу пришлось встать, чтобы не мешать. На сей раз это была не та долговязая зубастая девица с заложенным носом, в компании с которой он пару дней назад маялся неизвестностью, сидя под закрытой дверью ординаторской. Нынешняя сестра была миловидной женщиной, лет пятидесяти, с пухлыми, ухоженными руками и доброй улыбкой. — Ну, что, проснулась, красавица? Давай-ка свои ручки, посмотрим, что можно сделать. Елена вытащила из-под тонкого одеяла руки. Локтевой сгиб с левой стороны был совершенно исколотым, с безобразными иссиня-черными синяками. Сестра, покачала головой и, заметив испуганный взгляд Макса, сказала: — Вены очень тонкие и глубокие, попасть сложно. Ничего, сейчас поставим катетер в другую руку. Не больно? — спросила она у Елены. Та улыбнулась: — Терпимо. И сестра продолжила экзекуцию. Наконец, с третьей попытки ей все-таки удалось ввести иглу. Макс отвернулся к окну. Ему казалось, что Елене очень-очень больно, и от этого почему-то больно становилось и ему самому. Наконец сестра наладила капельницу и вышла за дверь. Макс снова присел на стул. — Елена Сергеевна, а вы совсем-совсем ничего не помните? — Только предысторию. Я приехала в Ясенево, чтобы захватить на встречу с вами письмо и карту памяти. Карта была в телефоне, а вот письмо я искала очень долго. Колобок засунула его куда-то в шкаф, под тряпки. Я пыталась ей дозвониться, но она не взяла трубку. В общем, когда закончила, я взмокла, как суслик. На трюмо лежала Полькина шапка. Я решила надеть ее, чтобы не продуло, пока буду бежать до машины. — А дальше? — А дальше — все. На этом кино заканчивается. Титры. — Понятно. Елена Сергеевна, у вас есть какие-нибудь подозрения? Кто это мог сделать? Она немного помолчала, будто собираясь с мыслями. — Знаете, Максим Викторович, я думала об этом. Но, честно говоря, из наших общих знакомых никто на убийцу не тянет. Да вы, наверное, уже и сами с ними говорили, я права? Макс кивнул. И он, и Емельяненко, и Ромка Егоров в последние пару дней уже успели пообщаться с большинством Полиных и Елениных знакомых: коллегами по работе, соседями, приятельницами. А Королев лично имел беседу с неким Кравцовым Денисом Павловичем, сердечным другом Колобовой. И, пожалуй, он один вызвал в Максе сомнения и какую-то брезгливость. Они договорились встретиться в кафе, неподалеку от конторы, в которой работал Денис. Узнав, что Елена была ранена, да еще и в квартире Полины, он очень удивился и, как показалось Королеву, даже испугался. «Как ранена?! Мне Поля говорила, что она в больнице, но я думал, что Лена просто заболела, ну, там воспаление легких, или еще что-нибудь такое же безобидное, но чтоб такое!» На протяжении всего разговора Кравцов был как-то взвинчен, не знал, куда деть руки, а когда Макс напрямую спросил его, отчего он так нервничает, Денис Павлович неподдельно возмутился: «А вы как думаете! Это вы, товарищ майор, привыкли на своей работе, что каждый день кого-то убивают или насилуют, а меня, как человека сугубо мирного, это не может не напугать. Причем я боюсь не за себя, а за Полю, ведь именно в ее квартире произошло это ужасное и бесчеловечное — (он так и сказал — «ужасное и бесчеловечное!») — преступление!» Еще тогда Королев мысленно удивился: и как это можно любить такого клоуна?! Конечно, парень он фигуристый, лицо холеное, правильное, можно даже сказать — красивое, но ведь жить-то придется не с фотографией, а со всем его нутром, от которого так и потягивает гнильцой. В который раз Макс убедился, что совершенно не понимает женщин. После встречи с Кравцовым ему почему-то очень захотелось вымыть руки… — Елена Сергеевна, а что вы можете сказать о Кравцове? Макс заметил презрительную ухмылку, которую у нее вызвало это имя. — Это вы о Дениске, что ли? — Именно, о Денисе Павловиче. — Боже мой, как официально! — сказала она тихо, как будто себе под нос. — Так вот. Не буду от вас скрывать, что этот тип никогда мне не нравился. Колобова познакомилась с ним у себя в больнице, когда тот носил апельсины-мандарины дочке своего начальника, или что-то вроде того, я уже не очень хорошо помню. Понравилась этому хлыщу наша Полюшка, вот и решил он за ней приударить. А эта дурочка наивная втрескалась в него по уши. Поначалу все вроде было хорошо, они даже жить начали вместе. Колобова планы строила — ну, там, семья, дети. Но было в этой истории то, что меня сразу насторожило, а именно, почему живут они только на Полькины деньги? Он вроде как хорошо зарабатывал, а на хозяйство не давал ни копейки. Говорила я ей, что это ненормально, а она знай свое талдычит: главное, что он меня любит! А потом, видно, надоела Дениске старая игрушка, решил новую поискать. И — началось! Знаете, как говорят: понесло кобылу в щавель! Он то уходил, то приходил, то уходил, то снова приходил, а Колобова его все время ждала. Плакала и ждала. А ему — все как с гуся вода! Короче, не мужик, а дерьмо, простите! Перпетуум кобеле. Макс хмыкнул. Он слушал Елену и удивлялся, насколько ее мысли похожи не его собственные. — Но чтобы убить — это вряд ли, — продолжала она. — Он по натуре — слабак. Да и потом, зачем ему это нужно? Наоборот, Колобова для него всегда была вроде запасного аэродрома. Он использовал ее, когда чувствовал, что нужно взять передышку в своих бесконечных похождениях. Этакая уютная теплая норка, где можно отсидеться, отъесться, где всегда примут, поймут, накормят, приголубят. А потом — опять навстречу приключениям. — Да уж, я смотрю, «любите» вы его, Елена Сергеевна! — Это точно! — улыбнулась она и глаза ее снова блеснули зелеными угольками. — Но если серьезно, то ведь как у вас говорится: ищи, кому выгодно. Так вот, у Дениса не было этого самого пресловутого мотива. А с Ольгой вы уже общались? — С какой такой Ольгой? — насторожился Макс и вытащил из кармана список, который написала Полина. Но ни среди ее коллег, ни среди друзей или соседей такого имени не оказалось. — С Сабуровой Ольгой Львовной. В замужестве — Смит. Это наша общая приятельница. В свое время она вышла замуж за американца и укатила в Штаты, но пару дней назад вернулась. — Почему? — Развод и девичья фамилия. Банальная история. Дверь распахнулась, и в палату вошел уже знакомый Королеву доктор Капустин, неся под мышкой пухлую папку и смешно пришлепывая кожаными тапочками. На голове его пристроилась забавная шапочка, больше напоминающая косынку, а к карману голубого халата было прицеплено штук пять разнокалиберных ручек. Но удивительно, как такой наряд шел ему! Максу вспомнилась детская книжка про доктора Айболита. Правда там у него была бородка и усы, а Капустин был чисто, почти до синевы выбрит. Несмотря на свое дружелюбие и простоту, во всем, что касалось работы, этот человек весь был сделан из китового уса и железа. В этом Макс имел возможность убедиться, так как именно с Олегом Валентиновичем он договаривался о сегодняшнем визите. Предыдущие пару дней Капустин стоял насмерть и наотрез отказывался пропускать к Елене посетителей. Не действовали ни удостоверения, ни увещевания, ни даже звонок генерала. «Реанимация, господа сыщики, не место для допросов. Вот переведем в палату, тогда — милости прошу, а пока — извините!» — Добрый день всем! — поздоровался Капустин веселым басом, и протянул Максу свою огромную, красную, как лапа у гуся, руку. Пожатие было крепким, мужским. — С вами, молодой человек, мы уже знакомы. Максим Викторович, если не ошибаюсь? Королев кивнул. — Ну, и как дела наши грешные? — Вы сейчас кого спрашиваете, Олег Валентинович? — подала голос Лена. — А всех и спрашиваю. Вот вы, мадемуазель, как себя сегодня чувствуете? — Спасибо, уже лучше. Немного побаливает, а в целом — хорошо. — Ну, побаливает «немного», как вы сказали, это потому, что мы вам болеутоляющие еще не сняли, — он немного поизучал капельницу и сделал какую-то пометку в своих записях. — А вас, Максим Викторович, я попрошу выйти. У нас, знаете ли, с госпожой Куприяновой тут небольшой интим намечается. Будем делать осмотр ее боевых ран! — Конечно, — Макс смутился, покраснел как вареный рак и поспешно ретировался. «Ну, прекрасно, прекрасно!.. Тут не больно?.. Нет, вы только полюбуйтесь, какая работа, а? А вот здесь не тянет?… Ну-ка, а теперь спинку покажем! Ювелиры отдыхают!» — то и дело слышался из-за двери низкий, словно рокочущий, довольный голос доктора. Макс прошелся туда-сюда. Какие-то два мужика, присев в другом конце коридора на лавочку, резались в домино и так азартно переживали, что медсестра грозилась выгнать их из отделения. — Милая! Да ведь в палате с тоски помереть можно! Я вот уже третью неделю здесь кукую, — жалобно оправдывался один, с забинтованной головой и разбитым носом. Товарищ его молчал и баюкал загипсованную руку. — И что? Мне теперь здесь для тебя игорный дом, что ли, открыть? Ты, Лопатников, в следующий раз думай, на какой свет дорогу переходить, и проблем не будет. Сидел бы сейчас дома, попивал пивко и забивал своего «козла». Какого лешего на красный полез, а? — выговаривала медсестра.