Стоя там, в коридоре больницы, она приняла решение оставить все и больше никогда не оборачиваться назад. Она любила Рика, но он был ее прошлым, и они оба уже жили своей жизнью. Джаки вышла на улицу, глубоко вдохнув холодный ночной воздух, который прочистил мысли и дал возможность трезво мыслить. Девушка не стала пытаться поймать такси и пешком пошла домой, желая просто забыть обо всем случившемся. Она медленно шла вдоль улицы, срезая путь через узенькие улочки. И вот, спустя некоторое время, она уже стояла на порожках своего дома. Сквозь стеклянную, затонированную панель в двери на улицу лился тусклый свет из коридора. Джаки постучала в дверь и, прислонившись к перилам, стала ждать. Сначала заскрипела лестница в доме, а после скрипнула половица возле входа, а вот повернулся замок и скрипнула дверь, открываясь. — Марта, — Джаки вымучено улыбнулась и ступила через порог. — Как Тим? — Температура спала. Сейчас он спит, — Марта отступила в сторону, предоставив Джаки пространство для действий. Та разулась, поставила обувь на полку и сняла куртку. — Как отец? — Он читает… Ох, милая, я переживаю за Тима. Эта его акклиматизация меня пугает, — встревожено лепетала Марта. — Он просто никогда не был в холодных… м… странах… Так что, я думаю, к утру все нормализуется, — ответила Джаки. Она была слишком усталой, и все, чего сейчас хотела, — это просто лечь на кровать и забыть обо всем случившемся. — Знаешь, Марта, приготовь мне, пожалуйста, кофе и принеси его ко мне в комнату. — Хорошо, — женщина удивленно посмотрела на Джаки. — Сахар или молоко нужно? — Нет, ничего не надо, просто кофе. Джаки поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Из-за работающего кондиционера там было довольно прохладно, но девушка не стала его выключать. Она подошла к шкафу и на ощупь стянула с вешалки шерстяную кофту, закуталась в нее. Единственным источником света в комнате была тусклая настольная лампа у кровати. Но этого света было достаточно, чтобы разглядеть малыша. Свернувшись клубочком, Тим спал, укрытый одеялом, но дыхание его было неровным, а щеки все еще пылали от жара. Стараясь не разбудить сына, Джаки подошла к кровати и забралась на нее. Залезла под одеяло и притянула Тима к себе. Она зарылась носом в его волосы и глубоко вдохнула их запах, отдающий детским шампунем с ароматом яблока. Так, прижимая к себе сына, она и не заметила, как заснула. Проснулась же Джаки посреди ночи от того, что замерзла. Она выбралась из кровати и выключила кондиционер. На прикроватной тумбе стояла кружка с кофе, которую, скорее всего, принесла Марта, пока она спала. Джаки выключила лампу и взяла холодную кружку. Она села в кресло и поджала под себя колени. Она сделала глоток холодного кофе, затем еще один и еще один. А после на ее глаза навернулись слезы. Что-то внутри сломалось, и они неудержимым потоком хлынули вниз по щекам. Но это не была истерика, это были лишь беззвучные слезы, которые она глотала, мешая с горьким и холодным кофе. Отдаленно отметив, что Марта готовила отвратительный кофе. Джаки не хотела этого признавать, но все же она была плаксой, и со временем ничего не изменилось. Но так же неожиданно, как эти слезы начались, так же они и закончились, оставив после себя лишь опустошение. Джаки сидела в кресле и смотрела на кровать. Тим спал глубоким и спокойным сном. Жар окончательно спал и дыхание выровнялось. Это было хорошо: и то, что ему стало лучше, и то, что он спал и не видел ее слез. Джаки не хотела быть слабой в глазах сына, раз уж сама приняла решение оставить его без отца. Она понимала, что он был уже достаточно взрослым и все прекрасно осознавал. Джаки сделала еще один глоток, но оказалось, что кофе уже кончился. Она поставила кружку на пол и откинулась на спинку кресла. — Черт! — в сердцах выпалила она. Еще некоторое время Джаки просто сидела в кресле и смотрела, как за окном медленно кружились снежинки. Первый снег в этом году. И вот, находясь в некотором раздражении и смятении чувств, она достала из-под кресла свой ноутбук и принялась печатать. Она всегда печатала ночью. И нет, она соврала Рику. Сейчас, в Лондоне, она писала гораздо больше, чем обычно, и гораздо быстрее. Все те черновые главы, что она отослала ему, были написаны здесь за эту неделю. И всю эту ночь, как и всю прошлую, она сидела и писала. ========== Глава 27 ========== За окном едва забрезжил рассвет, когда Джаки закончила главу и отложила ноутбук. Это удивительно, но она была настолько поглощена работой, что даже не заметила того, как прошла целая ночь. Девушка встала из кресла и потянулась, разминая затекшее от долгого сидения в одной позе тело. Как ни странно, она не чувствовала никакой усталости, хоть и практически не спала. Джаки подошла к мирно спящему Тиму, который во сне скинул с себя одеяло, и укрыла его. Мальчишка настолько крепко спал, что даже не заметил этого, продолжая сопеть. Джаки улыбнулась. Она была рада его умиротворению. Не желая мешать сыну, девушка, стараясь ступать как можно тише, направилась к двери. Открыла ее и выскользнула из комнаты, бесшумно прикрыв за собой. В доме было абсолютно тихо, все еще спали. И в этой тишине скрип половиц под ногами был особенно пронзителен. Да и в предрассветном сумраке весь дом был еще более опустошенным, чем ей казалось до этого. Сумрак съедал краски и все выглядело серым и безжизненным, но сейчас Джаки не нужны были эти краски. Дом как раз соответствовал ее душевному состоянию. Джаки босыми ногами ступала по холодным половицам, желая лишь одного — чтобы от их скрипа кто-нибудь не проснулся и не нарушил ее тихое уединение. Но лестница скрипела просто безбожно, и девушке даже показалось, что отец в своей спальне перевернулся и скорее всего проснулся, но нет, ничего подобного не произошло и ничто не нарушило ее идиллии. Джаки спустилась вниз по лестнице и побрела на кухню, радуясь тому, что здесь половицы не так провисли от времени, а потому меньше скрипели. На кухне, как и всегда, продолжал гореть ночник, который Марта включала каждую ночь на случай, если кто-то проснется и захочет выпить воды, но, как показывала практика, подобное случалось крайне редко. Джаки достала из кармана джинсов телефон и бросила его на стол. Выключила ночник, чтобы на кухне стало чуть темнее. Она не хотела, чтобы что-то нарушало ее спокойствие. Девушка плохо знала обстановку кухни, все же хозяйничала здесь не она, а Марта. Поэтому ей пришлось изрядно повозиться, прежде чем она смогла выудить из какого-то ящика маленькую турку. С кофе ей повезло гораздо больше, ведь он стоял в маленькой железной баночке над газом. Там было очень много баночек и большинство из них были подписаны. Кофе был в коричневой с надписью «нерастворимый», написанный по-детски корявым и даже забавным почерком Марты. Она открутила крышку и вдохнула пряный аромат. Джаки не знала, когда конкретно начала пить кофе, просто однажды отвращение к нему исчезло. Ей даже казалось, что это случилось в период беременности. И если быть честной, Джаки не придавала этому особого значения. Просто произошло и все. Она сварила кофе и перелила его в кружку, поставила турку в раковину. Сливок или молока в холодильнике не обнаружилось, поэтому ей пришлось использовать сухие сливки. Размешав их в кружке, Джаки села на барный стул. Это могло быть абсолютно идеальное утро, если бы на душе у нее не было так паршиво. Джаки сидела на табурете, болтая ногами, и маленькими глотками отхлебывала свой кофе, радуясь тому, что у нее он получился гораздо вкуснее, чем у Марты. Это была ее маленькая, ничего не значащая победа. Экран смартфона загорелся, разрывая остатки утреннего сумрака. И это не понравилось Джаки, ведь он буквально ударил по непривыкшим к яркому свету глазам. Девушка взяла телефон, понизила его яркость, а после открыла сообщение, пришедшее от Алексис. Ничего лишнего или замудренного, коротко и по теме, лишь несколько слов. «Мальчик. Четыре сто.» Джаки не стала особо оригинальной, просто ответив: «Рада за тебя» А после добавила: «Мне приехать?» «Пока нет. Ко мне еще не пускают,» — сразу же ответила Алексис. «Напиши, как начнут» Джаки, конечно, была рада за подругу, но не испытывала той феерической радости, как могла бы, потому что к этому моменту она была уже морально истощена. Она абсолютно не хотела ехать к ней, даже если бы пускали, она просто боялась взглянуть ей в глаза. Черт, а ведь она предупреждала, что не стоило возвращаться домой. Алексис, если можно так сказать, была ее совестью. И Джаки все же знала, что Алексис осудит ее за это решение. Дружба дружбе рознь, но Алексис всегда, как ни странно, оставалась права. Джаки отчаянно вздохнула, взъерошив не первой свежести волосы. Да, ей определенно требовался душ перед новым рабочем днем и, возможно, еще одна порция горячего кофе. Девушка спрыгнула с табурета, положила телефон в карман, поставила кружку в раковину и пошла в комнату. Тим все еще спал, когда она забрала свои вещи и поспешила в ванну. С появлением сына в ее жизни, она буквально забыла о том, что такое принимать долгую и горячую ванную с пеной. Джаки воспитывала Тима одна, и первые два года у нее практически не было времени для самой себя, ведь сына нельзя было оставить одного ни на минуту. Все дни она проводила с сыном, а ночью писала. Оглядываясь назад, она видела себя, живущую в коконе и старающуюся огородиться от всего, не желающую выбраться из него. Так было проще. В Италии было проще. Джаки настроила воду и кинула в нее пенную бомбочку, привезенную из Италии. По комнате поплыл приятный аромат вербены и цитрусов. Ей нравился этот запах. Она села в ванну и откинулась на бортик. Блаженное тепло обволакивало ее, унося с собой напряжение минувшего дня. Тело расслаблялось и вот ей уже казалось, что она и вовсе не ощущает его. Это было блаженством, дарующим недолгое спокойствие. И она жаждала этого спокойствия. Того самого спокойствия, похожего на ее жизнь в последние пару лет. Но Джаки не была дурой и прекрасно знала, что ее блаженство не может длиться вечно. Вскоре из коридора послышалось шарканье чьих-то ног. Так что Джаки не стала больше залеживаться и выбралась из ванной. Следующие пару дней для нее прошли в состояние прострации. Дом — работа, работа — дом, вечера с Тимом у телевизора с попкорном и детскими мультфильмами, а после она писала. Писала помногу, писала и практически не спала. Она не могла сказать точно, насколько много кофе пила за эти дни, порой ей казалось, что она поглощала его литрами, без остановки. Однако это не то, что характеризовало ее прострацию. Она не помнила ни одного решения касаемо ремонта, она вообще не знала, что там происходило. Так называемая работа сводилась к тому, что она либо бесцельно сидела в кабинете матери или слонялась по залам, где велись ремонтные работы, стараясь не мешаться под ногами. Пару раз к ней подходил главный прораб и что-то спрашивал, но Джаки не знала даже того, что он спросил. Не знала она и то, что за мультфильмы смотрела с сыном. Они были просто фоном, когда она ела попкорн, время от времени улыбаясь Тиму, который радостно подпрыгивал, счастливый из-за того, что увидел что-то, что ему понравилось. Единственное, чему Джаки отдавала себя с полна в последнее время — роман. Она писала взапой, не останавливаясь, не замечая, как пролетали целые ночи, а потом наставал очередной рабочий день, полный прострации и бесчисленного количества кружек с кофе. Но вскоре произошло то, что буквально пошатнуло ее и заставило выползти из кокона прострации. За день до Рождества на порожках ее дома появилась Алексис с ребенком на руках. На улице лил сильный дождь, словно бы говоря зиме, что осень не собирается никуда уходить. И это было немного неприятно, ведь Тим так хотел увидеть снег. А в этом году уже падал снег, но к тому моменту, когда Тим проснулся, жестокая реальность в перемешку с неустойчивой погодой взяли свое и к утру он растаял. Джаки не без труда затащила в дом коляску подруги, оставляя огромные следы грязи от шин на полу. Отстраненно подметив, что Марте это определенно не понравится. Алексис уже устроилась с грудным младенцем, которому и недели-то не было, на руках в гостиной, когда Джаки вошла туда. И то, с каким выражением лица подруга смотрела на нее, не предвещало ничего хорошего. Девушка села на кресло напротив Алексис, наблюдая за тем, как она покачивает младенца на руках. Джаки отчетливо помнила это тепло. Тепло от маленького слабого тельца на руках. И ей даже не верилось, что когда-то Тим был таким же крошечным и беззащитным. Конечно, он и сейчас был беззащитным, но тем не менее Джаки казалось, что он был рожден таким, как сейчас. И эти мысли не могли не вызвать у нее улыбки. — Какой он у тебя крошечный, — Джаки подалась немного вперед, чтобы лучше разглядеть маленькую морщинистую мордашку. — Крошечный? — скептически переспросила Алексис. — Ты так говоришь только потому, что не видела тех котят по два с половиной килограмма, которых даже на руки взять страшно. — Алексис, если что, я тоже была в этом чудесном месте под названием роддом, и даже держала на руках такого трехкилограммового котенка. Тим родился всего лишь два восемьсот, но, если мне не изменяет память, за первые пару месяцев он набрал около четырех килограмм. Малыш причмокивал во сне, и это выглядело безумно мило. — Как вы его назвали? — Эрик Джонатан Скорокер. Джаки поморщилась, услышав фамилию. — Неплохое имя. — Определенно лучше, чем Тимати Мортимер Трот, — фыркнула Алексис. Глаза Джаки округлились. — Ты фыркнула! Да что у вас всех за реакция? Что плохого в имени Мортимер? — вспылила девушка. — Ничего. Оно просто странное. Кстати, а где наш Мортимер? — Он с отцом пошел выбирать ель, — пожала плечами Джаки. — С отцом? — несколько удивленно переспросила Алексис, даже перестав качать сына. — С моим отцом, — резко ответила девушка, и вся легкость из их разговора сразу же испарилась. — И нет, мы не будем продолжать, — отрезала Джаки и встала с кресла. — Хорошо… подай мне, пожалуйста, одеяло из сумки, я положу Эрика. У меня руки устали. Джаки выполнила просьбу подруги и расстелила небольшое серое одеяльце на диванчике рядом с ней. Алексис испытала невероятное удовольствие, когда освободила руки и смогла наконец-то расслабиться, откинувшись на спинку дивана. — Эй, а он не упадет? — Джаки настороженно посмотрела на малыша, который во сне ворочался и размахивал руками. — Нет, Эрик ещё очень маленький, он практически не ворочается, — откликнулась Алексис. — Ладно, — протянула Джаки. — Кофе будешь? — Да, давай, — на автомате ответила девушка.