Мила резко затормозила, и мотор «хендая» заглох. Она стояла посреди пустынной улицы, слушала тарахтенье из-под капота и отголоски фразы, пришедшей из неведомых глубин памяти. Снотворное, исчезнувшее вместе с Дианой, не могло быть простым совпадением. Нет, неправда. Это невозможно. Я в это не верю, твердила она. На этот раз необходимо предупредить Бориса. Она не вправе так рисковать. Но ты уже зашла слишком далеко, заговорил внутренний голос. Тебя окончательно отстранят от расследования. Сигнал, посланный с мобильника, включившегося через девять лет, служил приглашением, адресованным только ей. Не важно что или кто, но ее там ждали. Мила запустила мотор «хендая». Она не могла не явиться на свидание. 30 Деловая зона располагалась вдоль реки. В высоких серебристых зданиях в основном размещались офисы, и в этот вечерний час они казались пустыми, прозрачными соборами. Вместо сотрудников можно было различить внутри персонал, занятый уборкой: люди толкали электрополотеры и пылесосы, опорожняли корзины для мусора. Мила проехала три квартала, прежде чем обнаружила нужную улицу. Свернула налево, доехала до забора из листового железа, который возвышался между двумя зданиями, перегораживая путь. Написанное крупными буквами объявление предупреждало о том, что ведутся работы. Мила припарковалась и вышла из машины, оглядываясь вокруг. Нужный ей дом находился за оградой. Она снова позвонила операторам, получить подтверждение, что сигнал с сотового Дианы все еще поступает и никуда не переместился. – Он все еще там, – заверил оператор. Мила прервала связь и стала искать проход. Нашла неподалеку от здания, расположенного справа. Наклонилась и пролезла под железный лист, загнутый внутрь. Выпрямившись, обтерла руки, стряхнула пыль с джинсов. Строительная площадка перед ней была пуста. Мила ожидала, что ей встретится по крайней мере охранник, но никто не сторожил это место. Строящийся дом был доведен до десятого этажа, но, учитывая толщину фундамента, ему предстояло вознестись гораздо выше. Рядом зиял котлован для фундамента здания-близнеца, чье строительство еще не было начато. В глубине – другие постройки, в разной степени готовности, призванные, вероятно, обслуживать два основных здания. Ровно посредине виднелся домик из красного кирпича, относившийся к прошлому столетию, – все, что осталось от старого квартала, сметенного скреперами с лица земли, чтобы расчистить место для небоскребов. Мила приметила номер на фасаде и зашагала по площадке, обходя машины и оборудование. Невидимая рука страха, вместо того чтобы сдерживать, толкала ее вперед. Она двигалась к дому. Но и дом двигался ей навстречу. Дом из красного кирпича был трехэтажным. Окна забиты изнутри фанерными щитами, всюду надписи спреем, предупреждающие об опасности обрушения. Между новых построек низенький домик был похож на пораженный кариесом зуб. И казался совершенно заброшенным. Агент полиции подошла к тяжелой деревянной двери, к которой был прикреплен листок. Распоряжение об экспроприации, изданное муниципалитетом около месяца назад. Согласно распоряжению мэра, домик предполагалось снести, а на его месте построить новые здания, следуя вновь утвержденному плану градостроительства. Поэтому владельцам предписывалось освободить помещение в трехнедельный срок. Мила задумалась. Если верить распоряжению, работы по сносу начнутся завтра. Она подергала ручку двери, пробуя, нельзя ли здесь войти. Косяк не шелохнулся. Попыталась взломать замок, но тщетно. Тогда отступила на несколько шагов и с разбега ударила в дверь плечом. Раз-другой. Крепкая древесина не поддавалась. Мила огляделась вокруг в поисках предмета, который мог бы служить рычагом. В нескольких метрах увидела лопату. Подобрала ее, просунула режущую кромку между створок. Загнала поглубже, так что полетели щепки. Потом всем своим весом навалилась на рукоятку. Дерево заскрипело, дверь начала подаваться. Мила старалась, не щадя сил. Капли пота выступили у нее на лбу. Потом что-то хрустнуло, и дверь распахнулась. Мила отбросила лопату и пошла вперед. При входе в темный вестибюль ее приветствовало эхо. Окутал резкий смрад. Пахло чем-то сладковатым, будто где-то гнил гигантский плод. Природу запаха Мила определить не могла. Прежде всего она вытащила фонарик из кармана кожаной куртки. Включила его, направила луч перед собой. Высветилось единственное помещение, пустое, и лестница, ведущая наверх. Мила повернулась к двери, которую только что взломала. В самом деле изнутри была приколочена доска. Она так и не раскололась, это проржавевшие петли слетели под воздействием рычага. Мила снова прислушалась к эху, надеясь обнаружить чье-то присутствие. Звук, запах и густота тьмы наводили на мысль о потайном колодце, куда сбрасывают ненужный хлам или вещи, которые мы не можем забыть, а потому предпочитаем убрать с глаз подальше. Вонь становилась невыносимой. Мила поискала в кармане платок, который Саймон Бериш дал ей в китайской забегаловке, чтобы вытереть с куртки ошметки яичницы. Нашла, завязала нос и рот. Платок все еще пах одеколоном. Потом бестрепетно вгляделась в темноту, представшую перед ней. Мила не боялась темноты, ибо с детских лет чувствовала свою к ней сопричастность. Но отважной себя не считала. Просто страх не заставлял ее бежать, она в нем нуждалась. Мила сознавала, что зависимость от этого чувства гасит всякую осторожность. Следовало бы развернуться, пойти к машине, вызвать коллег из Управления. Вместо того она вынула пистолет и стала медленно подниматься по ступенькам, посмотреть, что ждет ее наверху. 31 На лестничную площадку выходила дверь. Тошнотворные миазмы просачивались оттуда, они проникали даже через платок, закрывавший нос и рот. Мила протянула руку, попробовать, насколько крепко заперта дверь, но та отворилась от легкого касания. Мила посветила фонариком. Кипы старых газет громоздились до потолка, почти трехметровой высоты. Они тесно примыкали одна к другой, образуя плотную, непроходимую стену; едва оставалось место, чтобы могла открыться дверь. Мила проникла в этот закуток, недоумевая, как преодолеть преграду, но, посветив по сторонам, обнаружила проход. И, не колеблясь, пошла. Узкий коридор, в который едва мог протиснуться один человек, казался ущельем между двух стен, состоящих из разного хлама. Мила двинулась по этой тропе. Как укротитель, щелкая хлыстом, заставляет яростного зверя держаться на расстоянии, так и она размахивала фонариком, отгоняя тьму, угрожающую, готовую к нападению. Чего только не было вокруг! Пластиковые контейнеры, пустые бутылки, жестянки. Ржавые железяки. Одежда всяких фасонов и цветов. Швейная машинка двадцатых годов. Старинные книги в кожаных переплетах и современные в потрепанных цветных обложках. Головы кукол. Смятые пачки из-под сигарет. Шляпы. Чемоданы. Коробки. Старый стереомагнитофон. Запчасти для мотора. Чучело птицы. Это походило на склад сумасшедшего старьевщика. Или на желудок огромного кита, за время долгих странствий по морям заглотившего много всякой всячины. В беспорядке, однако, просматривался некий скрытый смысл. Понять его Миле не удавалось, но он был налицо. Бросался в глаза, хотя с трудом поддавался объяснению. Во всем этом как будто наличествовал какой-то метод. Словно бы всякой вещи было назначено то самое место, где она должна лежать. Словно бы кто-то попытался, из каких-то неясных соображений, навести порядок на гигантской свалке, сортируя отбросы согласно тайной системе, в которой всякая вещь играет свою роль и имеет значение. Определить то, что предстало перед ее глазами, было просто: диспозофобия. Обсессивно-компульсивное расстройство Дианы Мюллер. Но на этот раз масштаб был куда грандиозней. Огромный склад, набитый битком, под завязку. Единственное обширное помещение, в котором выстроен лабиринт. Двигаясь по узкому проходу, Мила то и дело наступала на какой-то хлам. Предметы, скатившиеся с груды, наводили на мысль о том, насколько шатко все, что ее окружает. Осознав это, Мила старалась ступать осторожнее. Пройдя порядочное расстояние, увидела, что каньон раздваивается. Посветила фонариком в том и в другом направлении, прикидывая, куда свернуть. В конце концов выбрала правую сторону, решив, что этот путь ведет к центру лабиринта. Казалось, здесь, как в архиве Лимба, остатки тысяч человеческих жизней спрессованы, собраны в кучу. Единственное доказательство того, что люди, которых больше нет, существовали в этом мире. Армада теней, припомнила Мила. Куда я попала? Где мобильник Дианы Мюллер? Где сама девушка? Внезапный шорох заставил ее остановиться. Крысы. Наверняка они здесь повсюду, и тараканы тоже. Посветив вниз, Мила утвердилась в своих подозрениях. Пол был усеян мелкими катышками экскрементов. Мила чувствовала, что на нее уставилось множество глаз – может быть, тысячи. Наблюдают за ней из укрытий, следя за тем, что она станет делать, представляет ли угрозу или возможность попировать. Чтобы отделаться от таких мыслей, Мила ускорила шаг и зацепила коленом выступающий край стены. Едва успела поднять голову и заметить, что груда хлама сдвинулась и лавина готова обрушиться на нее с высоты. Прикрылась как могла руками, и каскад предметов, твердых и мягких, с шелестом посыпался сверху. Фонарик выбило у нее из рук, и он, погребенный под кучей мусора, погас. Пистолет тоже упал, раздался выстрел, и грохот его, усиленный эхом в тесном пространстве, совершенно оглушил Милу. Она сжалась в комок и несколько долгих секунд дожидалась, пока лавина сойдет. Наконец все завершилось. И Мила медленно, робко приоткрыла глаза. В ушах сильно шумело – монотонно, назойливо, пронзительно. Было больно и страшно одновременно. Спина и плечи ныли, хотя кожаная куртка отчасти смягчила удар. Сердце бешено колотилось в груди. Нужно было глубоко вздохнуть: Мила, несмотря на смрад, сорвала платок с лица, и яростные толчки, буравившие грудь, унялись понемногу. Опыт прошлых лет, когда она то и дело наносила себе увечья, подсказывал, что кости целы. Мила поднялась, разгребла накрывший ее хлам. Темнота воспользовалась случаем, чтобы напасть, – на лице ощущалось ее злобное дыхание. Поэтому прежде всего Мила принялась рыться в завалах, пытаясь отыскать фонарь. Хуже, чем погибнуть под лавиной отбросов, могло быть только одно: заблудиться здесь в темноте и не найти выхода. Наконец фонарик отыскался. Дрожащими руками Мила нажала кнопку, и, когда свет зажегся не сразу, в этот единственный миг чуть не остановилось сердце. Она посветила вокруг себя, чтобы оценить масштаб разрушений, а также и найти пистолет. В проходе образовался целый холм. Мила погрузила туда руки, надеясь нащупать оружие. Нагнулась так низко, как могла, и наконец увидела. Пистолет лежал в метре от нее, но гора мусора, наваленная сверху, подпирала стену. Стоит вынуть оттуда хоть один предмет, как обрушится еще одна лавина. Проклятье. Мила поднесла руку ко рту, другой оперлась о саднящее бедро. Попробовала что-то придумать. Это оказалось нелегко, если учесть непрекращающийся свист в ушах. Надо идти вперед, за пистолетом она вернется позже. Ничего другого не остается. Мила огляделась в поисках хотя бы какого-то оружия. Подобрала железный прут, взвесила в руке. Сойдет. Лавина, обрушив стену, пробила брешь. Мила проникла туда, ибо то был единственный оставшийся путь, и оказалась в параллельном коридоре.