Без каких-либо комментариев Бериш принялся обыскивать комнату. – Ты серьезно думаешь, что мы найдем какие-то улики, которые помогут понять мотивы Кайруса? – спросила Мила. – Видишь ли, – сказал Бериш, открывая шкаф и выдвигая ящики, – он связывался с жертвами по телефону и мало-помалу пленял их обещанием новой жизни. Немного нужно было, чтобы они поддались, ведь обращался он по преимуществу к людям, не знавшим ничего, кроме боли и равнодушия. Достаточно отнестись к ним по-дружески, проявить внимание, какого их никто не удостаивал. Потом, в определенный момент, он приглашал их прийти сюда с упаковкой снотворного. Во сне мы все наиболее беззащитны. Этих ранимых людей он уговаривал во всем положиться на него, предаться его воле. Представляешь, какая требуется сила убеждения? Вот он, Кайрус. Кроме шеренги пустых вешалок, нескольких пропыленных одеял и старой Библии в переплете из кожзаменителя с логотипом отеля, Бериш ничего не нашел. Но не отступился и продолжил поиски в ванной. Стены там были отделаны белым глазурованным кафелем, пол выложен плиткой, черной и белой, в шахматном порядке. Раковина, унитаз, вместо душа – ванна. Стоя на пороге, Мила наблюдала, как спецагент извлекает из шкафчика с зеркальной дверцей наполовину использованный флакон геля для душа и пустую коробку из-под презервативов. – Ты не ответил на мой вопрос… Зачем Господину доброй ночи все эти люди? – Он сколачивает войско… Армада теней, помнишь? – Да, но зачем они возвращаются, чтобы убивать, с какой целью? Бериш только собрался отвечать, как пронзительный звонок – дребезжащий, назойливый – разорвал тишину. Агенты высунулись из ванной и заглянули в комнату. Черный телефон на тумбочке требовал внимания к себе. Бериш шагнул на ковровое покрытие, но Мила никак не решалась переступить порог ванной комнаты. Спецагент обернулся, указывая на аппарат: – Нужно ответить. Мила посмотрела на него так, будто он предложил вдвоем выпрыгнуть из окна. Между тем телефон все звонил, призывая их. Мила, сделав над собой усилие, направилась к аппарату. Подошла к тумбочке, коснулась трубки, и тут в памяти всплыли слова, которые Господин доброй ночи обращал к своим жертвам. Ты хотела бы начать новую жизнь? Она была уверена, что услышит именно эти слова. Подняла трубку, трезвон прекратился. Поднесла ее к уху, вслушиваясь в пустоту, сотканную из молчания. Будто разверзся темный бездонный колодец. Бериш вопросительно взглянул, хотел уже что-то сказать, положить конец давящему безмолвию. Но слова замерли на его губах, растворенные в музыке. Отрывок из классики, старая, далекая мелодия. Мила протянула трубку коллеге, чтобы и он мог послушать. Загадочное послание подтверждало, что они взяли верный след. Может быть, даже представляло собой зацепку, которая выведет их на следующее убийство. И несомненно, являлось доказательством того, что Кайрус был заранее осведомлен о каждом их шаге. И наблюдал за ними на расстоянии. На другом конце провода положили трубку. В тот самый миг Милу охватила никогда ранее не испытанная дрожь. Она посмотрела на спецагента и повторила вопрос, который то так, то этак уже дважды задавала с тех пор, как они переступили порог номера 317, но не получила ответа. – Бериш, что такое армада теней? – Одно могу сказать: это не террористы. – Тогда кто они? – Последователи культа. 40 – Ты когда-нибудь слышала о Теории зла? Голос Саймона Бериша гулко звучал в просторном зале библиотеки. Мила глядела на него, сидя за одним из длинных столов читального зала, стены которого, вплоть до потолка, были заняты старинными шкафами, битком набитыми книгами. На столе красного дерева россыпью лежали тома, которые спецагент выудил с полок. Хич тем временем бродил по залу, радуясь тому, что тут так вольготно. Они были одни. – Честно говоря, нет, – призналась Мила, отвечая на вопрос спецагента. – Прежде всего должен уточнить, что в этой истории не замешаны ни демоны, ни Сатана, ни Бог, ни святые. – Тогда в чем суть дела? – Суть дела в том, что это – культ, и он не имеет ничего общего с религией, иначе мы имели бы ритуальные убийства с очевидной символикой и повторением одной и той же литургии смерти. Разумеется, между нашими убийствами много общего, но нас больше интересуют различия. Мила увидела, что глаза спецагента загорелись, как будто ему явилось некое откровение. – Ну, сходные черты нам известны, – сказала она. – Убивают люди, пропавшие без вести и вернувшиеся через много лет. В первых двух случаях мотив – обида, месть. – Так может показаться, – поправил ее Бериш, – но это неверно. – Он рассуждал вслух, на ходу. – Роджер Валин уничтожает семью владельца фармацевтической фирмы, потому что лекарство, которое могло бы продлить жизнь его матери, стоило слишком дорого? Да ладно тебе: это ни в какие ворота не лезет. – Спецагент упер руки в боки. – Надя Ниверман убивает адвоката мужа. Но, внимание: самого супруга не трогает. – Она хотела, чтобы тот жил в вечном страхе. – И поэтому покончила с собой? Мила умолкла. В самом деле, она об этом не подумала. Мучения Джона Нивермана закончились слишком быстро. – Как видишь, мотив обиды, повлекшей за собой месть, слишком слаб в обоих случаях. Теперь перейдем к двум другим убийствам… Эрик Винченти расправляется с Могильщиком, ростовщиком, с которым никогда не имел дела. – Но связи нет и в преступлении, совершенном Андре Гарсия, – заметила Мила. – Что ему сделал толкач? Нет сведений, что до исчезновения бывший военный употреблял наркотики. Полная картина всех несообразностей впервые возникла перед глазами агента Васкес. Она так старалась опровергнуть версию о терроризме, что не позаботилась критически оценить свою собственную. – Значит, ты хочешь сказать, что эти люди были убиты потому, что того заслуживали? – Нет, не так. – Бериш оперся о стол, наклонился к ней. – Ответ – в самой сути Теории зла. Спецагент схватил одну из книг и повернул ее к Миле. То был старый труд по зоологии, Бериш открыл его на главе, посвященной поведенческой этике животных: – Один из постулатов антропологии основан на этих предпосылках. Он указал на иллюстрацию, где изображалось, как львица нападает на детенышей зебры. Рисунок был черно-белый, но крайне выразительный. – Какие чувства вызывает у тебя это изображение? – Сама не знаю, – пожала плечами Мила. – Ужас и еще протест против того, что творится несправедливость. – Хорошо, – сухо заметил Бериш. Потом перевернул страницу. На втором рисунке та же самая львица кормила своих детенышей мясом зебры. – И что ты чувствуешь сейчас? Мила немного подумала: – Во всяком случае, это оправдание. – В этом-то и суть. Львица, которая убивает детенышей зебры, чтобы накормить своих, творит добро или зло? Зебра, конечно, будет страдать, потеряв своих малышей, но единственная альтернатива – то, что львята погибнут голодной смертью. Категории добра и зла смешиваются, потому что среди львов не бывает вегетарианцев, так ведь? В мире животных, где выбора нет, однозначное суждение вынести невозможно. Но для человеческого рода? – Мы прошли долгий путь эволюции. Нам должно быть проще выбирать между добром и злом. – Ответ на самом деле заключает в себе другой вопрос. Если бы на земле существовал только один человек, был бы он добрым или злым? – Ни тем ни другим… или и тем и другим. – Вот именно, – подхватил Бериш. – Эти две силы не исключают одна другую, это – необходимые противоположности: без зла не существует добра и наоборот. Порой добро и зло – условные понятия, но главное: они не бывают абсолютными. И Теория зла формулируется так: «Добро для одних всегда означает зло для других, но и обратное верно». – Это как утверждать, что, творя зло, можно также сотворить добро, а чтобы сотворить добро, иногда необходимо сотворить зло. Бериш кивнул, довольный успехами новой ученицы. Милу восхитил ход его рассуждений. Она сама никогда об этом не задумывалась. Теория зла оказалась умопомрачительным синтезом того, что она, агент полиции, наблюдала каждый день. И объясняла многое в ней самой. Я пришла из тьмы и в тьму время от времени должна возвращаться.