Бериш и Мила ждали, затаив дыхание. – Нет, никогда. Агенты постарались скрыть разочарование. – Госпожа Робертсон, еще пара вопросов, если вас не затруднит, – вступила Мила. – Звонков больше не было? – Нет, ни одного. Агент Васкес верила ей. – Да не было и нужды в них, – добавила Камилла. – После того случая я вступила в общину, обратилась в веру. Познакомилась с пастором Робертсоном, и мы поженились. Как видите, я сама нашла выход, – заключила она торжествующим тоном. Улыбнувшись, Бериш простил ей грех гордыни: – Почему через несколько лет вы решили написать заявление на этого типа? – Со временем я изменила мнение о нем. Я уже не уверена, что у того человека были добрые намерения. – Что вас заставило так думать? – Ее точка зрения крайне интересовала Бериша. – Точно не могу сказать. Когда я познакомилась с мужем и увидела, как он посвящает себя ближним, я стала задаваться вопросом, почему человек, преследующий благую цель, должен непременно таиться в тени. И потом… Бериш и Мила затаили дыхание. – Потом… было в этом что-то… зловещее. Бериш задумался над ее словами. Пусть она не считает, что сказала глупость, наоборот, в этом ее замечании прозревается глубокий смысл. – И последний вопрос, – приступила Мила. – Вы не помните название отеля, в который тогда пошли, и номер комнаты? – Да, сейчас… – Камилла Робертсон подняла глаза к потолку, роясь в памяти. – Номер триста семнадцать в отеле «Амбрус». 39 Отель «Амбрус» не задерживался в памяти. Просто узкий параллелепипед в ряду точно таких же зданий. И фасад ничем не отличался от прочих. По четыре окна на каждом этаже, от первого до седьмого. Вид из них открывался на железнодорожный мост, по которому примерно каждые три минуты проходили поезда. На крыше – неоновая вывеска, в этот послеполуденный час не горящая. На улице скопилась целая колонна машин – гудки клаксонов смешивались с музыкой в стиле хаус, которая звучала по дорожному радио. Имеющие работу в центре были вынуждены пересекать эту часть города, чтобы добраться до объездной дороги, ведущей к пригородам, облюбованным представителями среднего класса. Но многие, в особенности мужчины, после службы задерживались здесь на несколько часов. В самом деле, целая россыпь баров с красными фонарями, обещавших стриптиз, лэп-данс и секс-шоп, поджидала клиентов. Роль отеля «Амбрус» в местной экономике была очевидна. Мила и Бериш прошли через вращающуюся дверь и очутились в пыльном холле. Железнодорожный мост не впускал в помещение дневной свет, и желтые бра мало помогали, лишь создавая шафрановый полумрак. Атмосфера была пропитана табачным дымом. Уличный шум доносился приглушенно. Музыка, звучавшая где-то вдали, проникала в холл, и Бериш узнал голос певицы, даже, кажется, старую пластинку Эдит Пиаф – аура романтизма, присущая прóклятой поэзии, обволакивала тех, кто добровольно приговорил себя к пребыванию в этом подневольном аду. На диване, обтянутом гладкой кожей, сидел старый негр в клетчатом пиджаке, рубашке, застегнутой до самого воротничка, но без галстука. Он глядел в одну точку, прямо перед собой, и бормотал слова издали звучавшей песни, опираясь на белую трость. Мила и Бериш прошли мимо слепого по бордовой стрелке, которая пересекала палас и вела к стойке регистрации. За стойкой никого не было. Пришлось подождать. – Гляди, – заметил спецагент, показывая на доску, где висели ключи, каждый с латунной грушей, на которой был выгравирован номер. – Триста семнадцатый свободен. Красная бархатная штора, скрывавшая вход в заднюю комнату, раздвинулась. Показался очень худой мужчина в джинсах и черной футболке, за ним следом вплыла мелодия с проигрывателя. Это он слушает Эдит Пиаф, отметил про себя Бериш. – Салют, – произнес портье, кладя в рот последний кусок сэндвича. – И вам салют, – ответил спецагент на устарелое приветствие. Мужчине было лет пятьдесят. Он вытирал руки полотенцем. Сухожилия вздуты, кожа покрыта выцветшими татуировками. Седеющий ежик волос, золотое колечко в левом ухе, узенькие очечки для чтения, съехавшие на кончик носа, – вылитый портрет постаревшей рок-звезды. – Вам нужна комната? – вопросил он, тут же усаживаясь на свое место за стойкой и опуская взгляд в книгу регистрации. Очевидно, что обычным клиентам этого отеля не нравилось, когда их рассматривает портье. И он старался как можно меньше глядеть на постояльцев. Мила и Бериш мгновенно переглянулись. Он явно принял их за случайную парочку в поисках уединения. – Да, – произнесла Мила, принимая роль. – Благодарю вас. – Вы уже придумали, под какими именами зарегистрироваться, или я сам сочиню? – Давайте вы, – отвечал Бериш. – Полотенца будете брать? – Портье ручкой указал на стопку махровых полотенец, лежавших на тележке для белья. – Нет, обойдемся, – отказалась Мила, но потом добавила: – Можно нам снять триста семнадцатый номер? Портье поднял взгляд от регистрационной книги: – Почему именно этот? – Наше счастливое число, – ответил Бериш, наваливаясь на стойку. – Есть проблемы? – Он изучал реакцию портье. – Вы сатанисты, спириты или просто любопытные? Бериш не понял. – Вас кто-то направил сюда? Иначе не объяснить. – Объяснить – что? – спросила Мила. – Черт, не прикидывайтесь дураками. Предупреждаю: если вы хотите именно этот номер, придется заплатить на пятнадцать процентов больше. Не морочьте мне голову. – Заплатим, без проблем, – успокоил его Бериш. – Но скажите все-таки, что такого особенного в номере триста семнадцать? Портье в сердцах махнул рукой: – Да глупость одна… Говорят, лет тридцать назад там произошло убийство. Время от времени кто-то об этом узнает и спрашивает номер, чтобы там потрахаться. – Тут он пристально взглянул на пару. – Вы, случайно, не любители жесткого секса? На прошлой неделе мне пришлось вышвырнуть одного такого, в кожаных трусах: попросил, видите ли, свою шлюху повесить его в шкафу. – Не волнуйтесь, с нами у вас не будет проблем, – заверил его Бериш, ставя на этом точку. – Ведь эти ненормальные валят гурьбой. Попадись мне тот, кто запустил байку про триста семнадцатый, я бы ему показал, – ворчал портье, снимая с доски нужный ключ с прикрепленной к нему латунной грушей. – Часа вам хватит? – Вполне, – отвечал Бериш. Они расплатились и забрали ключ. Поднялись на лифте. В деревянной кабине едва хватало места двоим. Механизм на шкивах и тросах медленно довез их до третьего этажа. Содрогаясь и дребезжа, лифт остановился. Створки открывались вручную, и, чтобы выйти на этаж, Беришу пришлось раздвинуть решетку. Закрыв кабину, они пошли по коридору, высматривая нужный номер. Наконец нашли: последний по коридору, рядом с грузовым лифтом. Черная дверь – деревянная, покрытая лаком, такая же как все прочие, и на ней выделяются блестящие металлические цифры. 317. – Что ты об этом думаешь? – спросила Мила, прежде чем спецагент успел вставить ключ в замочную скважину. – Что номер подходит как нельзя лучше: рядом грузовой лифт и можно без проблем выносить из здания спящих. – Ты, значит, считаешь, что Господин доброй ночи всегда завлекал своих жертв именно сюда? – Почему бы и нет? Не знаю, правда ли, что там произошло убийство, но слухи явно на руку Кайрусу. – Разумеется, – согласилась агент Васкес. – Часто снимая один и тот же номер, даже под вымышленными именами, он рано или поздно вызвал бы подозрения. Но благодаря своей зловещей славе триста семнадцатый и без того самый востребованный в отеле. Безошибочный выбор, сказала бы я. Бериш повернул ключ в замке. Они вошли. Номер 317 ничем не отличался от прочих гостиничных номеров. На стенах темно-красные обои. На полу ковровое покрытие того же цвета, но с крупными синими цветами – благодаря узору въевшиеся пятна не так бросались в глаза. Пыльная люстра нависала над двуспальной кроватью, коричневой, из лакированного дерева. Бордовое атласное покрывало местами было прожжено сигаретами. Две тумбочки с верхом из серого мрамора. На одной – черный телефонный аппарат. Над кроватью, на стене, можно было различить тень распятия, долго провисевшего здесь, а затем убранного. Оба окна выходили на запад, прямо на улицу. Метрах в тридцати возвышался железнодорожный мост, туда-сюда сновали вагоны.