То, что следовало увидеть, было сосредоточено на верхнем этаже, но, прежде чем допустить туда, Милу заставили надеть бахилы, латексные перчатки и спрятать волосы под шапочку. Мила заметила, что один из коллег передал Борису мобильник. – Да, приехала, она здесь, – услышала Мила. Она была готова побиться об заклад на любую сумму, что друг-инспектор говорил с Судьей. На самом деле новый руководитель отдела не имел ничего общего с судебным ведомством и процессами. Прозвище, намекавшее на суровый, неприступный вид, прилипло много лет назад. Вместо того чтобы вызвать обиду, эта насмешливая кличка была воспринята как почетное звание. По мере восхождения Судьи по иерархической лестнице издевка улетучилась, сменившись боязливым почтением. И тот, кто пустил в ход это прозвище, наверное, жил в постоянном страхе, что рано или поздно придется платить по счетам. Но Судья не таила зла на врагов, предпочитая держать их на коротком поводке. Мила и Судья пересеклись всего единожды, когда четыре года назад инфаркт положил конец пребыванию Теренса Моски на посту начальника Управления. Последовал стремительный визит нового руководителя в Лимб, знакомство с сотрудниками, приветствие, воодушевляющая речь. Далее – ничего. Вплоть до этого утра. Борис сбросил звонок, привел себя в надлежащий вид и подошел к Миле: – Готова? Они втиснулись в кабинку лифта, который ходил между тремя этажами дома, – скорее роскошь, нежели необходимость. Инспектор надел наушники и, ожидая, пока сверху по рации дадут разрешение подняться, снова обратился к Миле: – Спасибо, что приехала. Но ей надоели эти ужимки. – Рассказывай, что произошло вчера вечером. – Все сидели за столом, около девяти, во всяком случае, как запомнил Джес, наш маленький свидетель. Столовая на втором этаже, одна из дверей ведет на веранду. Валин пришел из леса, поэтому никто не видел, как он поднялся по внешней лестнице. Мальчик говорит, что они заметили, как человек стоит не шевелясь за дверью на веранду, но вначале никто не понял, что он там делает. Вначале – никакой паники, подумала Мила. Они просто прервали разговор и повернулись к незнакомцу. В опасных ситуациях самая обычная реакция – не страх, а недоумение: люди не верят, что с ними происходит нечто чрезвычайное. – Тогда Белман встал из-за стола и открыл дверь, выяснить, в чем дело. – Сам открыл? Разве он не заметил ружья? – Заметил, конечно, но думал, что держит ситуацию под контролем. Властный человек, одно слово, раздумывала Мила. Такие уверены, что всегда одержат верх. Томас Белман не мог смириться с тем, что кто-то пытается заставить его играть по своим правилам, тем более в его собственном доме. Особенно если этот кто-то держит в руках полуавтоматическую винтовку «Бушмастер .223». Как истинный делец, он тут же вступил в переговоры, будто мог предложить что-то такое, от чего нельзя отказаться. Но Роджер Валин на переговоры не пошел. Тут Мила заметила, как Борис прижимает наушник пальцем. Кажется, их пропускают. И правда, он повернулся к панели и нажал кнопку третьего этажа. – По телефону мальчик сказал только, что Валин начал стрелять, – продолжал инспектор, пока они поднимались. – В действительности события развивались немного не так. Вначале хозяин и гость немного поспорили, потом убийца запер Джеса в кладовке, а всех прочих загнал наверх. Между этажами кабина замедлила ход. Эти несколько секунд Мила использовала, чтобы перевести дух. Начинается, подумала она. 6 Двери лифта растворились. Бориса и Милу сразу ослепили галогенные лампы, расставленные на штативах по всему коридору: на месте преступления работают при закрытых ставнях или задернутых шторах, ибо при дневном свете эксперты могут чего-то не заметить. Миле было памятно ощущение: будто входишь в ледяную пещеру. Здесь оно еще усиливалось оттого, что кондиционер работал на полную мощность. Тепло сентябрьского утра не должно было проникнуть в помещение, на то существовала особая причина. Тела все еще здесь, осознала Мила. Близко. В коридоре и в комнатах хлопотали криминологи, изучая сцену преступления: в своих белых комбинезонах они походили на молчаливых расторопных инопланетян. Мила переступила границу между миром живых и миром мертвых. Двери затворились за ее спиной, и лифт поехал вниз, создавая ощущение, что все пути к отступлению отрезаны. Борис пошел впереди, показывая дорогу. – Убийца не расстрелял всех сразу. Он разделил их и уничтожил одного за другим. Мила насчитала на этаже четыре двери. – Привет, – поздоровался судмедэксперт Леонард Вросс, которого за восточные черты лица все называли Чаном. – Здорово, доктор, – отозвался Борис. – Готовы посетить волшебный мир Роджера Валина? – Эксперт, хотя и шутил не к месту, был надежным, проверенным специалистом. Он протянул коллегам баночку с камфарной мазью, потереть под носом, чтобы перебить смрад. – У нас тут на третьем этаже четыре первичные сцены. Плюс внизу еще одна вторичная. Как видите, полный комплект. Различие между первичными и вторичными сценами заключалось в способе, каким было совершено преступление. Во вторичных не так четко проявлялась динамика действий, но они могли оказаться важными для определения мотива преступления. Поскольку Борис не упоминал о вторичных сценах, Мила задумалась, что же такое ждет их на нижнем этаже. Тем временем судмедэксперт провел их в комнату Криса, шестнадцатилетнего сына Белманов. Постеры тяжелого рока. Несколько пар кроссовок. Спортивная сумка, брошенная в углу. Компьютер, телевизор с плазменным экраном, игровая приставка. На спинке стула футболка с принтом, чествующим Сатану. Но дьявол на футболке не настоящий. Настоящий явился в эту комнату под видом безобидного бухгалтера. Баллистик замерял расстояние между вращающимся креслом и трупом, распростертым на простынях, пропитанных кровью. – На теле жертвы обширное огнестрельное ранение в брюшную полость. Мила разглядела насквозь промокшую, заскорузлую одежду: парень истек кровью. – Убийца не стал стрелять в голову или в сердце, – заметила она. – Выстрелил в живот, чтобы продлить агонию. – Валин хотел насладиться сценой. – Борис указал на стул перед кроватью. – Но спектакль он поставил не для себя, – поправила его Мила. – Для отца, который из своей комнаты слышал, как сын плачет и кричит. Она вообразила весь ход бесконечно длящегося страдания. Жертвы заперты, каждая в собственной комнате, превращенной в тюрьму, в месте, с которым связаны самые дорогие воспоминания; они слышат, что происходит с родными людьми, и содрогаются, зная, что скоро наступит и их черед. – Роджер Валин – поганый садист, – заключил Чан. – Скорее всего, он не спешил, разговаривал с ними, переходил из комнаты в комнату. Наверное, даже позволял им надеяться, что возможно спасение. Если они найдут правильные слова и будут себя хорошо вести, их участь переменится. – Что-то вроде суда, – вставила Мила. – Скорее, пытки, – поправил ее Чан. Выстрел – и Валин идет дальше. Так же поступили и они. Следующая – комната девушки. Лиза, девятнадцать лет. Розовые занавески и обои с лиловыми маргаритками. Хотя Лиза и выросла, она не захотела слишком многое менять в своей комнате. Куклы и плюшевые зверюшки уживались с косметичками и тюбиками губной помады. Школьные похвальные грамоты и фотография из Диснейленда между псом Плуто и Русалочкой соседствовали на стенах с постерами разных рок-групп. Тело девушки на светлом паласе приняло какую-то странную позу. Перед роковым выстрелом ей удалось разбить окно, она пыталась бежать, но мужества, какое в нее вселило отчаяние, все-таки не хватило, чтобы отважиться на прыжок с четырехметровой высоты. Она отказалась от своего намерения, она тщетно молила о милосердии: тело так и осталось коленопреклоненным. – Рана в области правого легкого. – Чан показал выходное отверстие на спине. – Валин не имел при себе холодного оружия, так ведь? – У Милы были особые причины задать этот вопрос. – Никаких физических контактов, – подтвердил Чан, улавливая ее сомнения. – Он не соприкасался с жертвами, все время сохранял дистанцию. Речь шла о важной детали. Тот факт, что убийца не хотел пачкать руки в крови, исключал психопатическую составляющую. Миле на ум пришло слово, в совершенстве описывающее то, что произошло в этих стенах. Казнь. Они прошли в третью комнату, ванную. Госпожа Белман лежала, привалившись к двери. Судмедэксперт указал на окно: – Оно выходит на насыпь. В отличие от других комнат этого этажа, здесь высота до земли – пара метров, не больше. Женщина могла бы выпрыгнуть. Может, сломала бы ногу, а может, и нет, и тогда добралась бы до шоссе, остановила машину и попросила помощи. Мила, однако, знала, почему госпожа Белман не сделала этого. И то, что труп лежал у двери, было тому доказательством. Она и не отходила отсюда, представляла себе Мила: плакала и умоляла убийцу или звала детей, говорила с ними, чтобы они знали, что мама здесь. Она ни за что бы их не покинула, даже ради того, чтобы попытаться их же спасти. Материнский инстинкт оказался сильней инстинкта самосохранения. Убийца обошелся с ней безжалостно: несколько раз выстрелил в ноги. И опять из винтовки. Зачем тогда он принес с собой револьвер? Мила не могла этого объяснить. – Уверен, конец экскурсии не разочарует вас, господа, – заявил Чан. – Ибо самое лучшее Валин приберег напоследок. 7 Супружеская спальня располагалась в конце коридора. Сейчас ею завладел лучший эксперт-криминалист Управления. Стерильный комбинезон полностью скрывал его, из-под капюшона виднелся только овал лица. Но старика Креппа сразу можно было узнать по пирсингам в носу и над бровью. На Милу всегда производил впечатление этот человек с изысканными манерами, с видом знатока, но весь покрытый татуировками и гвоздиками. Правда, экстравагантность Креппа не уступала его талантам и компетентности. В комнате все было вверх дном. Очевидно, Томас Белман, пытаясь освободиться, в ярости колотил по двери чем попало. Труп лежал на кровати, опираясь спиной о мягкое изголовье. Вытаращенные глаза, раскинутые руки: он как будто ждал выстрела, несущего избавление. Входное отверстие располагалось в области сердца. В комнате, кроме команды экспертов, присутствовал человек в обычной одежде: как Мила и Борис, он надел только бахилы, перчатки и шапочку. Темный костюм, маленькие глазки, орлиный нос. Сунув руки в карманы, он наблюдал за работой криминалистов. Потом обернулся, и Мила его узнала.