Гуревич был в том же звании, что и Борис, но все знали: только он облечен полным доверием Судьи. Гуревича считали серым кардиналом Управления благодаря влиянию, какое инспектор оказывал на его главу. Карьерист, но не коррумпированный. Суровый и безжалостный. Настолько неумолимый, что заслужил репутацию последней сволочи. Немногие его достоинства, доведенные до крайности, обратились в недостатки. Доктору Чану, похоже, претило само присутствие инспектора, и он распрощался: – Приятно позабавиться, извините, но мне еще нужно вывозить трупы. Борис просто проигнорировал Гуревича, получив в ответ то же равнодушие, и обратился к Креппу: – Ну что, твоя версия подтвердилась? Эксперт на секунду задумался. – Я бы сказал, да. Вот, глядите. – Он заметил Милу и, не тратя время на любезности, поднял в знак приветствия бровь. Мила увидела, что на постели лежит револьвер: странно, почему убийца решил оставить оружие? Или это часть какой-то заранее продуманной мизансцены? Валин хотел, чтобы полиция во всех деталях восстановила то, что произошло в этой комнате. Крепп положил револьвер в прозрачный пакет, а потом снова поместил туда, где его нашли. Место было помечено табличкой с литерой «А». Другие две таблички отмечали патрон на тумбочке, чудом уцелевшей среди неистовых попыток взломать дверь, и правую руку покойного: пальцы были сложены в знак «виктории». Крепп покрутился по комнате, дабы удостовериться, что все на месте, и приступил к реконструкции. – Ладно, – начал он, подтягивая перчатки. – Когда мы пришли, сцена в общих чертах выглядела так. Оружие, «Смит-вессон-686», лежало на кровати. В барабане шесть патронов, двух не хватает. Пуля из одного находится в сердце новопреставленного Томаса Белмана. Второй, нетронутый, лежит на прикроватной тумбочке. Все повернулись туда, где находился патрон «357 Магнум». – Так вот, объяснение, на мой взгляд, чрезвычайно простое, – продолжал эксперт. – Валин предоставил хозяину дома шанс. Сыграл в русскую рулетку, только наоборот: вынул из барабана один патрон – тот самый, что на тумбочке, – и велел Белману выбрать число. Мила вновь посмотрела на правую руку убитого. То, что ей показалось знаком «виктории», на самом деле показывало выбранное жертвой число. Два. – У Белмана был один шанс из шести остаться в живых. Ему не повезло, – заключил Крепп. – Валин желал также испытать волю Белмана: захочет ли он оставаться в живых после гибели всех, кого он любил, – вмешалась Мила, к полному изумлению присутствующих. – Заставить надеяться, что однажды он отомстит извергу, уничтожившему его семью. Но также и осознать шаткость своего положения, между жизнью и смертью. Но это совсем не выявляет мотива… Тут инспектор Гуревич вышел из угла, где до тех пор стоял, и негромко похлопал в ладоши. – Хорошо, очень хорошо, – сказал он, подходя ближе. – Рад, что вы смогли приехать, агент Васкес, – добавил Гуревич слащавым тоном. Кажется, мне ничего другого не оставалось, подумала Мила. – Это мой долг. Возможно, Гуревич уловил фальшивую ноту в ее голосе. Он придвинулся совсем близко, так что Мила лучше смогла разглядеть его лицо, на котором выделялся нос, тонкий, словно клинок. Лысеющие виски запали, и костистый лоб стал похож на панцирь. – Скажите-ка, агент Васкес, в свете того, что вы только что сказали, могли бы вы составить профиль убийцы? Мила, которая сделала для себя копию досье, чтобы ознакомиться с ним по дороге, решила попытаться: – Всю жизнь Роджер Валин заботился о больной матери. У него больше не было никого на свете. Женщина страдала редкой дегенеративной патологией и требовала постоянного ухода. Валина приняли бухгалтером в аудиторскую фирму, поэтому днем, пока он был на работе, за матерью смотрела квалифицированная сиделка, и оплата ее услуг почти полностью поглощала его жалованье. Когда опрашивали коллег Валина, никто не смог в точности описать его привычки. Некоторые даже не знали его имени, только фамилию. Валин ни с кем не разговаривал, ни с кем в офисе не поддерживал отношений, его даже нет на фотографиях, сделанных во время рождественских корпоративов. – Это, сдается мне, портрет совершенного психопата, который всю жизнь копит обиду, а в один прекрасный день приходит в офис с автоматом Калашникова, – заключил Гуревич. – Думаю, все гораздо сложнее, – возразила Мила. – Что вас наводит на такие мысли? – Мы смотрим на жизнь Валина с нашей точки зрения. Но то, что нам кажется жалким прозябанием человека, оказавшегося заложником болезни матери, на самом деле нечто совсем иное. – И что именно? – Не сомневаюсь, что вначале такое положение вещей тяготило его, но со временем Роджер Валин преобразил трудности в своего рода миссию. Заботиться о матери, ухаживать за ней стало смыслом его жизни. Иными словами, это и было настоящей его работой. Все остальное – офис, отношения с людьми – его обременяло. Со смертью матери его мир рухнул, он себя почувствовал никому не нужным. – Почему вы в этом уверены? – Потому что совсем недавно наткнулась на одну деталь, которая многое объясняет. Когда мать скончалась, Валин сидел рядом с телом четыре дня. Соседи почувствовали запах и вызвали пожарных. Через три месяца после похорон бухгалтер пропал без следа. Очевидно, что перед нами человек с сильно ограниченной эмотивной сферой, не способный преодолевать боль. В таких случаях субъект задумывается не о том, чтобы убить кого-то, а о том, чтобы покончить с собой. – И вы полагаете, что в конце концов он это сделает, агент Васкес? – задал Гуревич провокационный вопрос. – Не знаю, – растерянно произнесла Мила. Крепп посмотрел на нее, взглядом выражая поддержку. Но тут Мила поняла. – Вам это было известно, да? – Должен признаться, мы обошлись с вами немного некорректно, – согласился Гуревич. Такой поворот дела выбил Милу из колеи. Инспектор вручил ей прозрачную папочку со страницами из научного журнала. Рядом со статьей красовалась фотография Томаса Белмана. – Избавлю вас от чтения: в общем, там написано, что фирма Белмана издавна владеет патентом на производство единственного лекарства, способного поддерживать жизнь больных с одной редкой патологией. – Гуревич скандировал слово за словом, явно наслаждаясь моментом. – Чудесное средство, способное улучшить качество жизни пациентов, порой надолго отсрочивая конец. Жаль только, что оно стоит кучу денег. Догадываетесь, о каком редком заболевании идет речь? – Зарплаты Роджера Валина больше не хватало на лечение матери, – вступил Борис. – Он потратил все, что имел, а потом, когда средства иссякли, был вынужден смотреть, как мать умирает. Вот откуда такая обида, подумала Мила и сразу поняла скрытый смысл русской рулетки наоборот, странного ритуала, который Валин совершил над Белманом: – В барабане не хватает одного патрона: он предоставил жертве шанс спастись, чего не было дано его матери. – Именно так, – подтвердил Борис. – И теперь нам нужен полный отчет об исчезновении Валина, включая его психологический профиль. – Почему вы просите меня? Разве криминолог не сделал бы лучше? – Мила по-прежнему ничего не понимала. Гуревич снова вмешался в разговор: – Кто заявил об исчезновении Валина семнадцать лет назад? Вопрос никак не был связан с колебаниями Милы, но она все равно ответила: – Фирма, на которую он работал, после недельного отсутствия без уважительной причины. Его нигде не могли найти. – Когда его видели в последний раз? – Никто не помнит. Потом инспектор повернулся к Борису: – Ты ведь не сказал ей, правда? – Нет, пока не говорил, – признался тот вполголоса. Мила переводила взгляд с одного на другого: – Чего мне не говорили? 8 Местом, где произошло то, что послужило прологом к бойне, была кухня. Сюда явился Валин, выйдя из сада и замаячив перед застекленной дверью. Но это место было признано «вторичной сценой преступления» совсем по другой причине. Здесь был разыгран также и эпилог этой неимоверно долгой ночи. Вот почему Гуревич, Борис и Мила спустились этажом ниже. Мила следовала за старшими по званию, не задавая вопросов: была уверена, что вскоре все разрешится. Они прошли по лестнице, облицованной деревом, и очутились в просторном помещении, скорее похожем на гостиную, чем на кухню. Его окружала выходившая в сад застекленная веранда, которую, однако, криминалисты не завесили темными полотнищами. Трупов здесь нет, поняла Мила. Но не испытала облегчения, предчувствуя, что встретит кое-что еще хуже. Гуревич повернулся к ней: – Какую фотографию вы использовали для поисков Валина после того, как он пропал? – С беджа, который служил пропуском на работу, он как раз ее обновил. – И как он выглядел на той фотографии? Мила восстановила в памяти снимок, висевший на стене в Зале Затерянных Шагов в Лимбе. – Седеющий, лицо исхудалое. На нем светло-серый костюм, рубашка в тонкую полоску и зеленый галстук. – Светло-серый костюм, рубашка в тонкую полоску и зеленый галстук, – размеренно повторил Гуревич.