Наконец рация у Лудивины на коленях подала голос. – Приехали, номер тринадцать, – сказал Сеньон. Она поднесла устройство к губам, чтобы дать общий сигнал: – Не останавливаемся, проезжаем мимо, осматриваемся, затем возвращаемся и паркуемся в сотне метров. Дом номер 13 оказался скромным особнячком из рыжего песчаника с выкрашенными в белый цвет оконными рамами и дверью; вся эта невеликая роскошь была увенчана крышей в форме перевернутой буквы V. Цветущая вишня раскинула ветви, заняв почти все пространство крошечного садика между домом и черной железной оградой. Сбоку притулился запертый гараж. – Почтовый ящик набит рекламой, – сообщил по рации Бен, жандарм из группы сопровождения в третьей машине. – Либо тут давно никого не было, либо жилец перестал забирать корреспонденцию. Лудивина, не ответив ему, позвонила на мобильный Сеньону: – Он что-нибудь говорит? – Не особенно. – Спроси, сколько человек живет в доме. Сеньон задал вопрос ГФЛ, и Лудивина услышала ответ: «Один. Хозяин берет на службу в основном одиноких, они более внимательны к его речам. Хотите, я схожу в дом и попрошу нас принять?» Жандармский конвой, сделав круг по кварталу, остановился поодаль от дома номер 13; Лудивина, осмотревшись, вышла и направилась к машине Сеньона. Задняя дверца была приоткрыта, ГФЛ сидел, сложив руки в наручниках на коленях, зажатый между Сеньоном и Франком – высоким жандармом лет пятидесяти, с седыми усами. Франк, наклонившись, улыбнулся Лудивине и помахал. – Твой хозяин часто навещает своего новообращенного? – спросила она у ГФЛ. – Не знаю, но думаю, что нет. – Почему? ГФЛ пожал плечами: – Он поступает, как ему заблагорассудится. Это же хозяин. – А ваш новообращенный где-нибудь работает? – Без понятия. Честно говоря, я с ним плохо знаком, был здесь всего один раз вместе с хозяином, к тому же оставался за дверью, в саду, пока он меня не позвал, чтобы показать свое деяние – нового адепта. Лудивина одарила Сеньона сердитым взглядом – похоже, ГФЛ их все-таки обманул, но просто так убраться восвояси было бы неправильно. – Бенжамен займет твое место в машине, а мы с тобой, Сеньон, заглянем в гости к соседям. Когда здоровяк выбрался из автомобиля, Лудивина стащила с него толстовку и бросила ее на заднее сиденье. – Я как-то не так выгляжу? – растерялся Сеньон. – Слишком современно и неблагочестиво. – Не понял… – Ты ведь носишь цепочку с распятием? Повесь ее поверх футболки, чтобы крестик было видно. – У тебя есть какой-то план? – Пройдемся по кварталу под видом свидетелей Иеговы, чтобы не вызывать подозрений, и опросим местных жителей. Поглядывая на номер 13, двое жандармов позвонили в особняки справа и слева от дома подозреваемого. В трех никто не ответил, хозяйка четвертого вышла на крыльцо и согласилась поговорить, когда Лудивина объяснила ей, что они проводят расследование. Выяснилось, что новообращенного зовут Жозе Солис, человек он приятный, много лет назад овдовел, с тех пор так и не женился второй раз; работал электриком, недавно ушел на пенсию. Жизнь ведет размеренную, постоянным привычкам не изменяет: к примеру, три раза в неделю закупается на рынке, а по средам делает скромные ставки на ипподроме. Еще пожилая соседка сказала, что последние десять дней не видела, чтобы он выходил из дома. Сеньон предположил, что Солис уехал к кому-нибудь в гости, и спросил, нет ли у него родственников, но соседка не знала. А когда Лудивина начала ее расспрашивать, не происходило ли тут что-нибудь странное в недавнее время, не было ли подозрительных гостей, старушка заявила, что она не шпионит за соседями и ей вообще ничего не известно. Двое жандармов вернулись на улицу. – А если этот Жозе Солис все бросил и переселился в какой-нибудь сквот по примеру ГФЛ? – сказал Сеньон. Лудивина так не считала. – Если наш сатанист не врет, сейчас Жозе Солис, скорее всего, расписывает стены у себя дома кровью местных собак и кошек… – Не исключено. Надо было спросить у старухи, не пропадали ли тут в последнее время домашние животные. – Могу поспорить, что пропадали. Идем. – Куда? – К Солису. – Вот так сразу? Ты уверена? А если он поджидает нас за дверью с карабином? – Вряд ли. Этот человек всю жизнь возился с розетками и кабелями, он не мог превратиться за десять дней в убийцу жандармов, даже после тщательной психологической обработки. Она без колебаний зашагала к черной металлической калитке и нажала на кнопку звонка под табличкой с числом 13. Потом позвонила еще несколько раз. Не дождавшись ответа, помахала рукой, подзывая Гильема, сидевшего в машине. – Ты правда хочешь туда войти? – не унимался Сеньон. – Магали, Франк, Бен и Жан-Ми останутся с Чудилой, а мы втроем заглянем в дом одним глазком. – Без разрешения от прокурора? – У нас чрезвычайная ситуация – может, месье Солис в этот самый момент умирает у себя в гостиной, учитывая, что соседка не видела его уже десять дней. Сеньон покачал головой: – Ты же сама себе не веришь… Вместо ответа Лудивина дернула ручку калитки, ожидая, что она окажется запертой, но дверца неожиданно поддалась и открылась со скрипом. Лудивина решительно поднялась на крыльцо, сделав Гильему знак остаться на дорожке. Сеньон двинулся за ней. Несколько раз постучав в дверь, он наклонился к окну, пытаясь рассмотреть, что там внутри. – Мы не имеем права вламываться в дом, ты же знаешь, Лулу. Сделали что могли, и хватит. – Я пойду загляну в окно гаража, проверю, на месте ли машина. Сеньон вдруг ухватил ее за руку, когда она уже повернулась к ступенькам. – Не надо, – сказал здоровяк севшим голосом. – Он там… Черный указательный палец уткнулся в стекло. Лудивина наклонилась и тоже заглянула в окно гостиной. Почти напротив, в центре комнаты, в кресле, развернутом к входной двери, сидел человек. Не было необходимости иметь диплом врача, чтобы понять: с ним что-то не так. Лицо странным образом шевелилось, каждая его часть подрагивала в разнобой с остальными. А потом Лудивина поняла: то, что она приняла за густую россыпь родимых пятен, – это мухи. Десяток жирных мух ползали по лицу мужчины, и это не мышцы ходуном ходили под кожей, а извивались черви. – О’кей, входим, – приказала Лудивина, подергав ручку запертой двери. Сеньон, спрыгнув с крыльца, побежал искать какой-нибудь инструмент, исчез за гаражом, вернулся с лопатой и, поддев ею замок, как ломом, открыл дверь. Когда они вошли в дом, у всех перехватило дыхание от омерзительной вони – смесь гниющего мяса и экскрементов, сдобренная нотками железа и характерным сладковатым запахом разлагающегося трупа. Аромат смерти. Жозе Солис сидел перед ними, разинув рот в безмолвном крике, обращенном в вечность. Несмотря на копошащихся по всему телу насекомых, отчетливо была видна гримаса страха, в которой застыли его черты, натянутые сухожилия шеи и скрюченные пальцы, вонзившиеся в кожаные подлокотники кресла. И если бы глазные впадины Жозе Солиса не превратились в гнезда для личинок, Лудивина могла бы поклясться, что в его глазах они увидели бы выражение смертельного ужаса. 16 У Лудивины возникло ощущение, что история вновь повторяется – одно и то же происходит снова и снова с предельной точностью: разворачивается все тот же затейливый балет подъезжающих автомобилей, той же вереницей тянутся к месту преступления криминалисты, офицеры полиции, представители судебного ведомства и жандармерии Эври. Скучая на переднем пассажирском сиденье в одной машине с ГФЛ, она ждала, когда все отчеты будут заполнены до последних страниц и парижским жандармам разрешат вернуться в дом номер 13, чтобы начать собственное расследование. СИПы, специалисты по идентификации преступников, собирают улики, ищут малейшие следы, которые могут стать вещественными доказательствами; следователи, в отличие от них, ищут смысл. Их задача – воссоздать картину преступления на основе того, что они увидят на месте. Лудивина повернулась к ГФЛ, зажатому с двух сторон на заднем сиденье Бенжаменом и Франком. – Ты нас все-таки развел, как последних лохов, – с раздражением бросила она. Сатанист вздернул подбородок. Пирсинг, густо усеивающий его лицо, отблескивал на солнце и неприятно выделялся на фоне черных глаз, которые тонули в тени выступающих надбровных дуг.