– Ну, если хочешь убить на это весь вечер – вперед. Дело твое, в конце концов. А меня ждут жена и двое детей. Гильем, человек прагматичный, поинтересовался у Лудивины: – Как ты собираешься сформулировать запрос для САС? У нас нет точной картины преступления, никаких конкретных обстоятельств. Да, по сути, вообще ничего нет и не будет до тех пор, пока мы не получим хотя бы заключение судмедэксперта… С чего ты собираешься начать? Забить в базу слова «идеальное убийство»? У тебя же нет данных, пригодных для обработки! Что ты будешь искать? Лудивина постучала по столу фломастером, который так и не выпустила из рук, после того как закончилось совещание. – Возможно, это покажется странным, – с загадочным видом произнесла она, – но я хочу проверить, не умирал ли кто-нибудь еще от страха в последнее время. Вот что я буду искать. Слова, означающие то, что, в принципе, невозможно, эхом отдались в сознании трех следователей. Умереть от страха. 17 Разноцветные неоновые огни магазинов и ресторанов в районе Порт-де-Баньоле переливались в ночи, смешиваясь с сиянием фонарей и освещенных окон на фасадах жилых домов. Дорожный поток заметно снизился, и Лудивина по отсутствию пробок на площади поняла, что час уже очень поздний. Она чувствовала себя разбитой, ломило поясницу и плечи, болели даже пальцы, оттого что она долго просидела за компьютером, печатая на клавиатуре, – несколько часов строчка за строчкой составляла досье, чтобы передать его по Интранету в Нантер аналитикам САС, которые проведут сравнение на предмет совпадений и смогут отослать ее к другим делам, содержащим схожие детали. Лудивина не ограничилась описанием смерти от страха или убийства, замаскированного под сердечный приступ, – она добавила упоминание об отсутствии взлома и следов борьбы, а также привела полный, насколько это было возможно, и подробный виктимологический анализ, основываясь на отчетах Магали и ее коллег, работавших на месте преступления. Кроме того, Лудивина запросила у СТОУРД[34] в Рони-су-Буа[35] всю информацию об известных сатанинских сектах, которой они располагают. В этом направлении она тоже собиралась что-нибудь нарыть, ведь ГФЛ определенно встретил своего «хозяина» не на улице или, возможно, вовсе не встречал, а просто наслушался баек других адептов. Все службы, напрямую или косвенно связанные с ее расследованием, были задействованы или оповещены, Лудивина разослала имейлы с описанием двух преступлений, чтобы призвать коллег к бдительности. Группа «666» этим вечером получила официальный статус, и Лудивина закинула сразу десяток удочек в надежде, что хоть на один крючок клюнет ценная добыча. Она неспешно шла по улице, одной рукой массируя затылок, чтобы немного унять тянущую боль в шее. Возвращаться сразу домой не хотелось. Собственно, почему бы не завернуть по дороге в бар – выпить стаканчик и посмотреть новости по телевизору? Совсем ненадолго, ровно настолько, чтобы расслабиться, пройти декомпрессию, как в барокамере. А почему бы и не прикончить бутылку, раз уж на то пошло? Чтобы все закончилось как в прошлое воскресенье? Лудивина решила, что она слишком строга с собой, и сама на себя за это обиделась. Должна же быть золотая середина между запоем и полным воздержанием! Поразмыслив немного, она поняла, что уже не в настроении идти в бар – самоосуждение все-таки сработало – и, шагая по бульвару Даву, подумала, что с удовольствием провела бы этот вечер с Сеньоном и его женой. Они были приятной парой и всегда благотворно действовали на ее психику. Лудивина успела хорошо их узнать, после того как они все вместе ездили к Ришару Микелису, криминологу, в конце расследования по делу «*е», и с тех пор не раз чудесно проводила время в их компании. Для Сеньона семья была самым главным в жизни, его надежной опорой. Днем он мог попадать в смертельно опасные ситуации и становиться свидетелем худших деяний рода людского, но пока у него была возможность каждый вечер возвращаться к жене и детям, Сеньон терпел, потому что это давало ему силы продолжать свою работу. Как когда-то Ришару Микелису. Криминолог, чья душа была до основания пропитана, изъязвлена, отравлена насилием, закончил свою карьеру. Он все бросил ради родных – из страха принести эту мерзость в дом, накопить ее в себе до такой степени, что она инфицирует его близких людей. Лудивина завидовала им обоим. Мне, в отличие от них, нечего терять. Итогом главного расследования в ее жизни стала смерть многих коллег… Алексис. Перед глазами встало лицо молодого жандарма. Она скучала по Алексису, по его теплу, его голосу. Его телу. Их сближало что-то особенное в отношении к одиночеству и к работе, некоторый цинизм… С Алексисом она была знакома совсем недолго, но он оставил в ее душе след глубже, чем другие мужчины, и после смерти постоянно присутствовал где-то на окраине сознания. Как призрак. Лудивина боялась, что начнет его идеализировать, но совсем не думать об Алексисе тоже не могла – это было выше ее сил, он появлялся перед глазами, как данность, прежде всего в такие моменты, когда она остро чувствовала себя одинокой. Девушка глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы немного расслабиться и изгнать печальные мысли из головы. После того расследования Лудивина поняла, что в мире есть некие наблюдатели. Она называла их Ночными Стражами. Это группа мужчин и женщин, не вписывающихся в рамки, неспособных раствориться в повседневности и стоящих чуть в стороне – они не уходят полностью в тень, но и не показываются на ярком свету. Их задача – внимательно следить за тем, чтобы цивилизация продолжала свое существование, а насилие не распространилось повсеместно. Ибо теперь Лудивина была твердо убеждена, что насилие распространяется как эпидемия – оно в высшей степени заразно. Стоит обществу ослабнуть – и недуг начинает расползаться стараниями его многочисленных носителей. А нынешние времена в этом плане оптимизма не внушают. Стрельба в скоростном поезде и в ресторане – первые симптомы болезни, которая уже подтачивает общественный организм. Нужно внимательно следить за их развитием, сопоставлять с другими признаками. Соединенные Штаты безнадежно заражены, если учесть с каким коротким промежутком времени там произошли два случая массовых расстрелов – два гнусных преступления были совершены одно за другим. В Европе такого еще не бывало, но нельзя терять бдительности. А дальше-то что? Что нам делать, если насилие распространится? Лудивина потерла ладонью лицо. Надо было расслабиться, на время выкинуть эти мысли из головы и переключиться на что-нибудь другое. Потому что сейчас, учитывая последние события, ей все виделось в черном свете. Она уже подошла к своему дому на улице Баньоле. Набрала код подъезда и поднялась в квартиру. Надо было поспать. Час был неподходящий, для того чтобы вести воображаемую битву против себя самой. «Да и день тоже неподходящий», – с иронией подумала она, но, войдя в квартиру, взглянула на электронные часы – оказалось, уже далеко за полночь, то есть восьмое мая закончилось. День Победы отпразднован, внутренняя война может продолжаться. Она хлопнула за собой входной дверью, добрела до спальни, раздеваясь по дороге. В ящике прикроватной тумбочки лежала упаковка снотворного. Лудивина, объявив себе о капитуляции, выпила две таблетки, упала голая на кровать и завернулась в одеяло. Она устала от непрерывного мыслительного процесса. Вот было бы здорово изобрести специальную кнопку «OFF», чтобы выключать мозг время от времени… Как только глаза закрылись, в сознании нарисовался парень с перерезанным горлом из Ла-Курнев, а за ним – искаженное гримасой ужаса и пожираемое червями лицо Жозе Солиса. Если такая кнопка существует, она называется «смерть». * * * Сеньон приехал в ОР к десяти утра в отличном настроении – вчерашний вечер, хоть и очень короткий, для него прошел чудесно. Лети выглядела восхитительно, он успел расцеловать близнецов, которые еще не спали, потом они с женой поужинали – она наготовила всяких вкусностей, – ночью занимались любовью, а утром Сеньон, позавтракав в кругу семьи, еще и провел целый час в спортивном клубе. В общем, все было прекрасно в этом прекраснейшем из миров. В перерывах между преступлениями. Но едва он вошел в тесную комнатушку, служившую кабинетом трем жандармам, стало ясно: случилось что-то нехорошее. Гильем лихорадочно молотил по клавиатуре, Лудивина, прижав плечом телефонную трубку, строчила в блокноте. – И что я пропустил? – поинтересовался Сеньон. – Рано утром звонили из лаборатории, которая проводила генетическую экспертизу. Они пробили по базе ДНК нашего сатаниста. – ГФЛ? Лудивина помахала блокнотом: – Можешь называть его Кевен Бланше. – Звучит гораздо приличнее. И почему же он оказался в базе? – Тебе зачитать весь список? Ладно, я выберу самое увлекательное: развратные действия в девяносто восьмом и двухтысячном годах, нападение на бездомного в две тысячи четвертом, в том же году кражи со взломом, сразу после этого нанесение ранения «розочкой». В две тысячи пятом был арестован, после судебно-психиатрической экспертизы признан невменяемым и несколько лет провел в разных психушках. Выпущен в две тысячи двенадцатом. Его ДНК также нашли на оскверненном кладбище, но полиции с тех пор не удавалось его задержать. Короче, неслабый послужной список. – Ну, я не удивлен. – Мы с Гильемом тут уже немного покопались в досье и нашли имя психиатра, у которого Бланше проходил лечение. Я собираюсь съездить к нему в гости. Ты со мной? Сеньон покосился на Гильема, поглощенного работой на компе. Не отрывая взгляда от экрана, он бросил через плечо: – Езжайте, развлекайтесь. Я предпочитаю общество машин, с ними гораздо интереснее. Сеньон повернулся к Лудивине и покорно кивнул, смирившись с ее планами. * * * Доктор Каршан принял двух жандармов в белоснежном кабинете ОПТД – отделения для пациентов с тяжелыми диагнозами – психиатрической больницы Вильжюифа[36]. Психиатру было лет пятьдесят. Из примет – лысый, густая черная борода и импозантные очки. Под безупречно белым халатом – рубашка и галстук-бабочка. Доктор вышел их встретить в коридоре, и Лудивина заметила, что при ходьбе он странно подволакивает ногу, а затем обратила внимание, что у него разные ботинки – один ортопедический, для искривленной ступни. – Присаживайтесь. Чем могу помочь? – бесстрастно произнес он. Лудивина представилась и вкратце изложила ситуацию, упомянув об утренних открытиях по поводу личности подозреваемого в серии зверских убийств. – Вам ведь известно, что все разговоры между медицинским работником и пациентом составляют врачебную тайну? Зачем вы приехали? – Любезностью доктор Каршан, похоже, не отличался. – Нам необходимо как можно скорее установить сообщников подозреваемого, пока они не убили еще кого-нибудь. Я решила, что ситуация слишком серьезна и личная встреча с вами не помешает. – Без судебного постановления? Без представителя прокуратуры? Сожалею, но ничего не могу для вас сделать. Сеньон, будто не расслышав отказа, спросил: – Кевен Бланше проходил лечение в вашем заведении? Каршан поставил локти на стол и соединил кончики пальцев у себя под носом. – Так значит, речь идет о Кевене? – все так же бесстрастно уточнил он. – Помните такого? – Разумеется. – Он причастен к торговле человеческой кожей. Как минимум три человека были освежеваны заживо. Возможно, Бланше не принимал в этом непосредственного участия, но убийца – кто-то из его хороших знакомых. Из его ближайшего окружения. Каршан уставился на Сеньона поверх пирамиды из пальцев. – Послушайте, если вы хотите получить его историю болезни, вам нужна личная встреча не со мной, а со следственным судьей. После этого вы должны позвонить в секретариат и договориться о том, чтобы я вас принял. По своей инициативе я действовать не могу и никаких показаний давать не буду. – Мы и не требуем от вас показаний, доктор Каршан, – заверила Лудивина. – Нам нужна всего лишь информация о вашем пациенте, которая поможет выиграть время в расследовании. Подумайте о том, что это может спасти кому-то жизнь.