Лудивина уперлась обеими руками в запотевшую стенку душевой кабины. Горячая вода заливала лицо, но глаза были широко открыты. Она вспомнила разговор с Сеньоном в кафе, напротив телевизора, и одновременно в памяти всплыла фраза, произнесенная сестрой Людовика Мерсье в тесной депрессивной квартирке. Лудивина дышала ртом, поглощенная и взволнованная собственными умозаключениями. Кажется, ей наконец удалось найти общий знаменатель. 32 Берлога превратилась в улей. Жандармские казармы, хорошо защищенные от внешнего шума, гудели изнутри от разговоров и споров, суеты в коридорах на каждом этаже, треска клавиатур и звонков всех видов и уровней громкости… Полковник Жиан и майор Рейно без умолку общались по телефону с их начальством, и каждый жандарм чувствовал воцарившуюся в здании напряженную атмосферу, почти осязаемую. Теракт в кинотеатре всех взбудоражил. Теперь уже ни у кого не осталось сомнений. Пока Лудивина тщетно пыталась убедить себя в том, что не стоит искать связь между недавними преступлениями, представители власти смирились с очевидным фактом: во Франции происходит что-то нехорошее, и криминально-социологические потрясения, заставившие всех граждан обеспокоиться своей безопасностью, грозят быстрыми откликами народа. Правительству нужны были немедленные результаты по каждому расследованию. И в первую очередь им необходимо было показать населению, что сделано все возможное для предотвращения новых преступлений. Полицию, жандармерию и всех-всех-всех подняли по тревоге. Дабы не подливать масла в огонь, решено было не объявлять официально о максимальном уровне по «Вижипирату»[49]. Однако полиция и жандармерия усилили патрули в общественных местах, ужесточили контроль за правопорядком и распространили призывы ко всеобщей бдительности. Сначала был атакован общественный транспорт, затем общепит и торговый центр – общество никогда еще не чувствовало себя таким уязвимым со времен терактов 1995 года. Бойня в поезде получила широкий резонанс, но когда за ней последовала еще одна – в ресторане, а затем кошмар в торговом центре и взрывы в кинотеатре, это уже перестало быть медийной сенсацией – события впечатались в общественное сознание дымящимся клеймом, и отчетливо запахло паникой. Проходя мимо кабинета Магали и двух ее сотрудников, Лудивина услышала громкий монолог Бенжамена. Он говорил, грустно качая головой: – Сегодня утром арестовали какого-то психа на автозаправке в пригороде Тулузы – он поливал бензином из заправочного шланга машины и людей, которые пытались к нему приблизиться. Его повязали как раз в тот момент, когда он доставал из кармана зажигалку. Случись это чуть позже – и была бы трагедия, потому что в автомобиле рядом с ним сидела целая семья. Когда общественные устои слабеют, все поехавшие полудурки срываются с цепи. Теперь это не скоро закончится – нас завалят делами психопатов! – Медийный закон серийности, – дал объяснение Франк, сорокалетний жандарм с ежиком седеющих волос и тонкими усиками. – Нет, это цепная реакция! – возразил Бен. – Медийный закон серийности действует, когда внимание публики привлекает какое-то отдельно взятое явление и о нем начинают говорить повсюду на разные лады – например, как о недавних нападениях собак. Но то, с чем мы имеем дело, – настоящая цепная реакция, которая развивается по нарастающей, по спирали. Одно или два отдельных преступления – не так страшно в масштабах общества, но их постоянное повторение создает благоприятную среду для распространения явления. Говорю вам – если мы не покончим с этим как можно скорее, потом сами пожалеем! – Эй, остыньте, парни! – вмешалась Магали, привычно сдув со лба черную челку. Лудивина, оставив их кабинет позади, направилась в свой закуток и оказалась первой – ни Сеньон, ни Гильем еще не пришли. У казармы караулила толпа журналистов, Лудивине пришлось прошмыгнуть мимо них, не поднимая головы, чтобы избежать вопросов, и она надеялась, что ее коллеги тоже не попадутся в лапы этих мозгоедов, умеющих высасывать информацию до капли. Она бросила на спинку стула куртку цвета хаки и взялась за телефон – нужно было срочно кое-что выяснить. Но взгляд зацепился за тему одного из новых писем в электронном почтовом ящике на компе, и Лудивина отложила мобильник. Прислали первые результаты анализов образцов, собранных спецами из Экспертно-криминалистической службы в доме Жозе Солиса. Филипп Николя, криминалист-координатор, собрал все данные в одном подробном документе, но Лудивина для начала сразу прочитала его заключение. Ничего. Большинство отпечатков пальцев принадлежит покойному хозяину дома, а чужие не дали никаких совпадений в АДИС – Автоматизированной дактилоскопической информационной системе. То же самое и с генетическим материалом. Криминалисты обработали всю гостиную «Блюстаром» на предмет смытых следов крови и мельчайших капель, невидимых для невооруженного глаза, и ничего не нашли. Если в доме и была борьба, никто не поранился, а все вещи аккуратно поставили на место. Кем бы ты ни был, коварства и предусмотрительности тебе не занимать. Ты ловкий и осторожный мерзавец. И это не первое твое преступление. Ты выбрал своей жертвой одинокого пенсионера, но расправился с ним не где-нибудь, а в городе. Мог бы найти добычу попроще и подальше от возможных свидетелей – девчонку на обочине дороги, проститутку возле леса, пьяницу, бредущего ночью домой, или беззаботного прохожего. Но нет, ты напал на пенсионера в его собственном доме, который находится совсем не в глуши. Зачем ты это сделал? Почему выбрал именно его? Лудивина обдумала возможность случайного выбора. Если убийца не имел четких критериев, намечая жертвой Жозе Солиса, стало быть, он не только в высшей степени собран и сосредоточен, но еще и чрезвычайно уверен в себе – не побоялся рискнуть и совершить преступление на тихой, густо населенной улочке, где полно соседей и все друг друга знают. Своего рода провокация. Вызов, брошенный обществу. Желание посеять страх, доказать самому себе, что он на это способен. Проблема раздутого эго. Этот человек не может подавить собственное стремление к доминированию и не выносит фрустрации. Или все-таки Солиса устранили, потому что он был напрямую связан с убийцей? Гильем получил из Оранжа распечатки звонков по стационарной линии в доме жертвы и из «Буига»[50] – по его мобильному. Однако программа Analyst Notebook не выдала никаких совпадений с уже имевшимися номерами и именами людей, которые Гильем вносил туда с самого начала расследования. Нужно было поговорить с родственниками Солиса, но его дети жили в окрестностях Лиона, а братья и сестры – в Португалии. К тому же Лудивина чувствовала, что это будет пустая трата времени. Солис стал случайной жертвой. Просто попался на пути хищника, искавшего добычу. Убийца столкнулся с ним на улице или в супермаркете, пошел следом, понаблюдал, изучил привычки и образ жизни. Сколько времени он на это потратил? Максимум несколько дней, чтобы не мозолить глаза соседям. Убийца действовал быстро. И очень сильно рисковал. Он в высшей степени организован, склонен к провокациям, уверен в себе и решителен при переходе к действию. В повседневной жизни занимается работой, которую считает ниже своего достоинства, и это приводит его в ярость. В доме Солиса не обнаружено следов взлома – значит, тот сам впустил убийцу. Никто из соседей не слышал криков и вообще ничего не заметил. Вероятно, он тот еще трепач, способный уболтать и усыпить любые подозрения. Легко добивается, чтобы ему открыли дверь. Первоклассный лжец. Мифоман. Умеет внушить доверие и расположить к себе. Когда ему нужно, остается незаметным, а если что, ловко вводит в заблуждение. Скорее всего, навык общения связан с его профессией. Да, наверняка. Торговый представитель, мастер по вызову, специалист по установке какого-нибудь оборудования… Лудивина вдруг спохватилась: она даже не подумала, что это может быть женщина, а между тем никаких улик, указывающих на сексуальный характер преступления, не обнаружено. Нет, вряд ли. Преступник должен был подчинить Солиса своей воле… Экспертизы свидетельствовали, что убийца мог и вовсе не прикасаться к жертве. Напугать до смерти… В любом случае Лудивине трудно было представить себе женщину, стоящую за всем этим разгулом насилия. Преступницы обычно действуют втихомолку, убивают тайком, не устраивая из этого спектакля. Серийные убийства, совершаемые женщинами, мотивированы глубочайшей подавленностью и… …и начисто лишены сексуального характера. Точно как в Брюнуа. Как и с другими жертвами в Париже и в Таверни. Три человека умерли от страха. Ни изнасилования, ни взлома не было. От этого можно было рехнуться – Лудивина понимала, что все ее умозаключения основаны на догадках и предположениях, ни одно не выдерживает критики и, по сути, ни к чему не ведет. Все это непрофессионально. Какой-то дилетантский профайлинг. Микелис, как же мне тебя не хватает… Сейчас, прочитав кучу книг по криминалистике и психиатрии, потратив уйму времени на изучение работ выдающихся криминологов, Лудивина должна была признаться самой себе: она не справляется. По крайней мере, именно в этом аспекте дела. Она старалась изо всех сил, стремилась выйти за пределы нормальной логики, но ее умозаключения не имели никакого смысла. Нельзя же стать профессиональным профайлером всего за несколько месяцев, – старалась она себя утешить, чувствуя, как наваливается усталость. Еще столько нужно сделать. Слишком много параллельных расследований, тьма-тьмущая следов. Мы распыляемся, в группе мало людей, нам не хватает следователей… Лудивина захрустела пальцами, потянулась в кресле. Не время для упражнений в судебно-психиатрическом анализе, и уж точно не время впадать в депрессию и жалеть себя – надо проверить кое-какую информацию. Под душем ей пришла в голову идея. Это была вспышка озарения, прямо как в романах, то, о чем мечтают многие следователи – гениальная догадка, основанная на чутье и дедукции на подсознательном уровне, открытие, которое может все изменить. Нельзя было исключать, что она ошиблась, но Лудивина чувствовала – нет, не ошиблась, попала в яблочко. Она наклонилась к экрану и начала искать имена, адреса и номера телефонов. А потом позвонила по мобильному. Когда пришел Сеньон в хлопковых спортивных штанах антрацитового цвета и в толстовке с капюшоном – к таким толстовкам он питал неодолимое пристрастие, – Лудивина бросила ему ключи от служебной машины: – Не садись, мы уезжаем. Здоровяк, до этого напевавший что-то от избытка хорошего настроения, уставился на нее: – Куда это? – У меня есть зацепка, Сеньон. Кажется, я нашла связь между подростками из скоростного поезда и убийцей в ресторане. – Ты шутишь? – Хорошего настроения как не бывало. Сеньон смотрел на Лудивину, и было видно: он колеблется между беспокойством за коллегу с ее навязчивыми идеями и допущением, что она может оказаться права. Если так, последствия будут ужасными. Если преступления в поезде, в ресторане, в торговом центре и в кинотеатре – результат большого сговора, тогда дело принимает немыслимые масштабы. – Помнишь, что ты сказал мне на прошлой неделе, когда мы сидели в кафе после Института судебно-медицинской экспертизы? – Как я мог это запомнить?! – Ты сказал, что дробовики, из которых стреляли те два пацана в поезде, принадлежат дяде одного из них, но неизвестно, где они раздобыли винтовки. – Ну да, может, и сказал. И что? – От Маргариты Мерсье я узнала, что ее брат терпеть не мог оружие. Сомневаюсь, что он держал в доме стволы. И откуда же у него взялось помповое ружье с обрезом? – С черного рынка. Сама прекрасно знаешь: сейчас что угодно можно купить, были бы деньги. – Ты представляешь себе этого парня в криминальном квартале? Приезжает такой задохлик в какой-нибудь Ла-Курнев и просит местных пацанов продать ему ствол? Вот уж вряд ли… Сеньон слишком хорошо знал Лудивину и сразу догадался, что у нее появилась вполне конкретная идея. – Давай колись, что ты накопала. – Зачем ГФЛ понадобилось так рисковать, затевая торговлю кожей с двумя разными бандами? И зачем ему вообще нужны были лишние деньги, при его-то скромных потребностях, если он и так неплохо зарабатывал благодаря наркодилерам? – Жажда наживы, Лулу, элементарная жажда наживы. – Это не в его духе. Он жил в трущобах, и ему должно было хватать того бабла, что он получал от Жозефа с его подельниками. Почему он пошел на еще один риск? – Погоди-ка, давай восстановим общую картину. ГФЛ знал свежевателя и свел его с бандой Жозефа. Казалось бы, на этом миссия выполнена, но он продолжал служить посредником во всех их сделках. Тоже вопрос: почему? – Потому что Баленски был конченым психопатом и параноиком – возможно, он никому не доверял, кроме ГФЛ, и не мог обойтись без посредника, который за него назначал время обмена товаром и деньгами. Кроме того, сам Баленски никогда не появлялся на месте обмена – он оставлял сумку с кусками кожи, а потом забирал деньги, поэтому в обязанности ГФЛ входило звонить ему и сообщать, что товар прибыл в пункт назначения. Наутро после неудавшегося гоу-фаста ГФЛ не позвонил. Баленски всполошился, запрыгнул в тачку и примчался в Ла-Курнев, чтобы убрать единственного свидетеля, способного вывести на его след. – Не слишком ли быстрая реакция? – Если бы речь шла о нормальном человеке, я бы с тобой согласилась. Но ты же видел, что творилось на ферме Баленски? Он сумасшедший. И если паранойя заставляла его назначать сделки исключительно с помощью ГФЛ, он вполне мог слететь с катушек настолько, чтобы броситься убивать человека, который знал его в лицо. – О’кей. Дальше. Параллельно ГФЛ сам покупал у Баленски кожу, чтобы приторговывать на стороне, и сливал товар организаторам собачьих боев. – Точно. Только вот зачем ему это надо было? Зачем так рисковать? Сеньон пожал плечами: – Не знаю. Не во всем же можно найти логику… Лудивина энергично помотала головой: