– О нет, вот тут логики как раз хоть отбавляй. Банда Жозефа, помимо наркотиков, брала на продажу человеческую кожу. А ты помнишь, что еще у них нашли при обыске? – Оружие, – вспомнил Сеньон. – ГФЛ продавал кожу еще одной банде, той, что занимается собачьими боями, и делал он это исключительно ради денег, потому что Жозеф со своими дружками платили ему не наличными, а оружием. Жозеф нам лгал, чтобы скрыть свой второй бизнес. За посредничество в сделках с Баленски ГФЛ получал от них вовсе не деньги. Они торговцы оружием, и как раз такие партнеры нужны были ГФЛ. Подростки из поезда и Людовик Мерсье получили стволы именно от него. – Черт побери… – Согласна. Сеньон нервно помассировал переносицу длинными пальцами. Он пока не мог оценить в полной мере масштаб этого открытия Лудивины – если допустить ее правоту, – но уже догадывался, что дело вырисовывается колоссальное. – Так мы куда едем? – спросил он наконец. – В Санте, допрашивать Жозефа? Или прямиком к ГФЛ? – Нет, ГФЛ нам ничего не скажет. Он с самого начал хранил свой маленький секрет не для того, чтобы выболтать его сейчас. А побеседовать с Жозефом я отправлю Ива. – А мы куда? – Повидаться с родителями двух убийц из скоростного поезда. Если они действовали под чьим-то влиянием, возможно, родители знают, кто это мог быть. – Это не наше расследование, Лулу. И коллеги уже, наверно, сделали свою работу. – Не сомневаюсь. Но они не показывали родителям фотографию ГФЛ, – сказала Лудивина и выскочила в коридор. – Блин, Лулу, какая же ты зануда! – взвыл Сеньон, устремляясь за ней. – Может, и зануда, но признай, что я ничего не упускаю! – Зверюга ты, Лулу, – проворчал здоровяк. – Стервятница и буквоедша. Вот поэтому у тебя и нет личной жизни. 33 Горе не соблюдает приличий. Семья Силаса Журдена жила в небольшом многоквартирном доме в Булони. Мать убийцы встретила двух жандармов, закутанная в поношенный светло-сиреневый махровый халат. Это была миниатюрная сорокалетняя женщина – грязные рыжие волосы стянуты резинкой в хвост на затылке, их искусственный цвет выдают темные корни; под глазами черные круги. Глаза у нее были красные, как будто она не спала с тех пор, как разыгралась трагедия. Десять дней назад. От следователей по делу о стрельбе в поезде Лудивина знала, что мадам Журден вела себя не слишком любезно по отношению к представителям сил правопорядка, но со второй матерью все обстояло еще хуже – она была настолько потрясена и раздавлена случившимся, что вообще не могла говорить. По телефону Лудивина объяснила Линде Журден, что разрабатывает другую версию – о манипуляции и преступном сговоре, поэтому та сразу согласилась с ней встретиться. Для родителей самоубийство ребенка – страшное испытание, но если в последние минуты жизни он превращается в кровавого убийцу, с этим уже никак невозможно смириться, и Лудивина знала: если дать обезумевшим от горя родителям надежду на понимание поступка сына и даже на его мнимое оправдание, она найдет в их лице лучших союзников. При условии, что сама она не ошибается. Линда Журден привела их с Сеньоном в гостиную, заваленную старыми журналами и бельем для глажки, предложила сесть и подала теплый кофе. В комнате было не продохнуть от густого табачного дыма. Повсюду, на стенах и полках комода, висели и стояли фотографии Силаса. Худой, болезненно бледный мальчик – вампир с необычно светлыми, золотистыми волосами – смотрел в объектив отсутствующим взглядом с фальшивой улыбкой. После короткой преамбулы в виде слов соболезнования Лудивина решительно перешла к делу: – У вашего сына был широкий круг общения? Много друзей? – Кроме Пьера, вы хотите сказать? Пьер Галинэ был вторым убийцей из скоростного поезда. – Да. – Силас был одиночкой. За исключением музыки, книг и Пьера, у него в жизни ничего не было. Лудивина достала фотографию Кевена Бланше, сделанную после ареста: – Вам знаком этот человек? – Нет. – Вы никогда не видели его с вашим сыном? – Никогда. Он выглядит… необычно, я бы запомнила. Но Силас ни с кем не общался, кроме Пьера. Вы думаете, этот человек, – Линда кивнула на снимок, – мог как-то повлиять на моего сына? Лудивина понимала: она затеяла сомнительную игру. Рассказывать матери Силаса слишком много было нельзя – если не удастся осторожно изложить гипотезу о манипуляции подростками, все это сегодня же вечером окажется в газетах. – Мы рассматриваем разные версии. – Кто он? – Человек, связанный с торговцами оружием. Мы хотим понять, каким образом ваш сын и Пьер приобрели винтовки. – Ваши коллеги уже задавали мне этот вопрос. Я не знаю. У Силаса никогда не было больших денег – мы не слишком богаты, видите ли. Он получал иногда от нас мелочь на карманные расходы, но в основном сам подрабатывал по воскресеньям. Но он никогда не смог бы накопить столько, чтобы купить оружие. – А Пьер? – Вряд ли. У него не было ни гроша, Силас всегда за него платил. Мать Пьера – вдова, похоронила мужа год назад. Если бы не дочь, она бы сейчас… страшно подумать… А у нас был только Силас… Линда Журден подавила рыдание, прижав ко рту кулак. Лудивину вдруг охватило глубокое сочувствие к этой женщине, все потерявшей в один миг, и она погладила ее по спине, не решившись обнять. – Мадам Журден, простите, что мы донимаем вас вопросами, но нам необходимо понять, какие отношения были у вашего сына с Пьером Галинэ, – сказала Лудивина, немного поколебавшись. – Пьер занимал у него деньги? Линда помедлила, стараясь успокоиться, и достала сигарету из мятой пачки, валявшейся на столике. – Пьер присосался к нему как пиявка, – заговорила она, сделав глубокую затяжку. – Это он заморочил Силасу голову, я уверена. До знакомства с ним Силас был хорошим мальчиком, может быть, слишком замкнутым, интровертом, но он бы и мухи не обидел. – А Пьер был экстравертом? Лудивина знала, что в преступных дуэтах всегда есть главный и ведомый. Их союз основан на взаимодополняемости. Когда этот союз добровольный и два человека преднамеренно идут на убийство, в момент непосредственного действия нужна решимость, которая легко может исчезнуть, если у них нет какой-то исключительной мотивации, общей навязчивой идеи или не возникнет мощный неконтролируемый импульс. Психологическое состояние обоих тут должно идеально совпасть, что практически невозможно. Либо один должен увлечь за собой другого. Ведомый находит в соучастнике опору, наставника, надежного компаньона, за которым он готов следовать повсюду и вместе с ним совершать самые ужасные поступки. А главного, того, кто доминирует в этих отношениях, подстегивает присутствие ведомого, толкает на то, чтобы превзойти самого себя и достичь точки невозврата. Но помимо того, Лудивина знала, что некоторые ведомые намеренно принимают на себя эту роль и пользуются умело созданными отношениями с напарником в своих интересах, изображая жертву, чтобы удобнее было манипулировать тем, кто считает себя главным. Порой такие преступники, умышленно держащиеся на втором плане, куда извращеннее и опаснее своих властных командиров с тираническими замашками. – Я бы не назвала его экстравертом, но вел он себя отвратительно, был хулиганом и последним хамом. Даже здоровался со мной так, что казалось, будто он издевается. – Почему? – спросил Сеньон, до этого молчавший и вообще ухитрившийся каким-то образом сделаться незаметным, вопреки своим огромным габаритам. – Потому что я пыталась отвадить его от Силаса полтора года назад. Я чувствовала, что его влияние не идет на пользу моему сыну. – Линда снова подавила рыдание и сделала две долгие затяжки табаком, чтобы это скрыть. – То есть вы считали, что Пьер плохо на него влияет? – уточнила Лудивина. – Да. Очень плохо. Надо было тогда настоять на своем, добиться, чтобы они перестали видеться, но у Пьера как раз умер отец – и что мне оставалось? Не могла же я запретить Силасу поддержать друга… Если бы я только знала… – Вашего мужа нет дома? – Он уехал к брату. Брату и его жене сейчас тоже тяжело – они в Силасе души не чаяли. Наш сын жил у них, когда ему было шесть лет. Мужа тогда отправили в командировку в Германию на восемь месяцев – это было посреди учебного года, мы не могли забрать Силаса с собой. Трудное было решение. – Я бы хотела показать вашему мужу ту же фотографию. – Оставьте ее мне, я у него спрошу. Но едва ли он знает об этом больше, чем я, потому что много работает и редко бывает дома. – Лучше мы вернемся и сами покажем снимок. Чем занимается ваш муж? – Работает в фирме, которая торгует электронными компонентами. Лудивина помолчала, глядя, как мадам Журден делает очередную затяжку. – Можно нам взглянуть на комнату вашего сына? Линда обратила на нее усталый взгляд и некоторое время неотрывно смотрела в глаза, будто это был единственный живой ориентир в ее опустевшей вселенной, потом встала и проводила жандармов к двери, обклеенной стикерами, постерами музыкальных групп и вызывающими предупреждениями вроде «Моя комната – мои правила. Кто не согласен, пусть валит на фиг». Толкнув створку, она пропустила Сеньона и Лудивину внутрь, а сама осталась стоять на пороге. Кровать была в полном беспорядке, на полу вперемешку валялись музыкальные журналы, компакт-диски и книги; ящики шкафа были наполовину выдвинуты, из некоторых торчала скомканная одежда, будто здесь пронесся ураган. На обоях висели афиши фильмов – «Властелин колец», «Паранормальное явление», «Джанго освобожденный». Заметив, что стол не до конца придвинут к стене, этажерка стоит криво и кровать тоже недавно передвигали, Лудивина догадалась, что бардак в комнате подростка – не что иное, как результат тщательно проведенного обыска. После этого никто не решился сюда войти, чтобы навести порядок. Ей вдруг сделалось стыдно за фликов. Иногда трудно выполнять свою работу так, чтобы никого не обидеть, – выслеживать виновного, собирать информацию о жертве, стараясь не оскорбить при этом ее память. Фликов такому не обучают. – Ищите что вам нужно, – сказала Линда. – Как видите, ваши предшественники не церемонились. Лудивина сомневалась, что здесь можно найти хоть что-то полезное – коллеги потрудились на славу. Однако ей было интересно взглянуть на тесный мирок Силаса, чтобы понять, что толкнуло его на преступление. Глядя под ноги, она осторожно пробралась в середину комнаты и склонилась над развалившейся стопкой книг. Там были два первых романа о Гарри Поттере – интересно, он забросил сагу или дочитал до конца? Еще нашлись воспоминания Раймона Доменека и Златана Ибрагимовича – значит, мальчишка увлекался футболом. Следующая книга привлекла ее особое внимание – «Над пропастью во ржи» Сэлинджера со смятыми страницами. Лудивина подняла томик и перелистала. – Это его любимая книга, – сказала с порога Линда Журден, стоявшая рядом с Сеньоном. История о трудном взрослении, лишенный иллюзий взгляд на отрочество. «Роман, подходящий для его возраста», – подумала Лудивина. Значит, Силас любил читать. Под небольшим телевизором валялась опрокинутая коробка с развалившимися DVD, рядом стояла PlayStation, но дисков с играми почему-то не было – только фильмы, в большинстве боевики, и несколько комедий. – Я вижу тут игровую приставку… А игр у него не было? – спросила Лудивина. – Ваши коллеги все забрали. У него были в основном спортивные игры и пара… «стрелялок».