На этом обмен любезностями кончился. Я велел ему двигать в обход опасного леса и при этом смотреть под ноги и по сторонам. Наученный горьким опытом, Байкер теперь являл собой образец осторожности. Он то и дело останавливался, поворачивал голову, глядя на подозрительные участки местности под разными углами, бросал позаимствованные у меня болты и гайки, проверяя дорогу. На самом деле зря он так сильно перестраховывался. Не считая «хищного» пролеска, никаких аномалий тут больше не было. Самыми ближними к нам были «студень» (его выдавало слабое зеленоватое мерцание над заросшей лютиками луговиной метрах в трёхстах впереди) и цепочка «разрядников» на склоне далёкого холма. На таком расстоянии слабые вспышки аномальных молний были практически незаметны. Лишь когда ветер дул с той стороны, в пахнущем медвяным разнотравьем воздухе появлялись едва уловимые нотки озона. Из-за предосторожностей Байкера скорость передвижения нашего отряда заметно снизилась, но я не торопил его. «Пусть вспоминает былые навыки. Постоянные тренировки и пребывание в повышенном тонусе – прямой путь к счастливому долголетию в Зоне», – подумал я. Сразу за плотоядным леском начиналось широкое поле. За ним простиралась усеянная крупными валунами равнина, в самом центре которой располагалась научная база. При желании, если присмотреться, её можно было увидеть и с того места, где мы в данный момент находились, правда, на таком расстоянии приземистые постройки выглядели совсем маленькими, размером с фасолины, и практически сливались с фоном окружающего пейзажа. Ближе к вечеру распогодилось. Низкие тучи куда-то расползлись, теперь вместо них по лазурному небу лениво плыли кудрявые облака. Словно их отражение, по бескрайнему зелёному морю медленно крались бесформенные тени. Внезапно ярко-жёлтый диск солнца скрылся за белой пеленой. Стало сумрачно. Поднялся ветер. Беспокойно зашепталась трава. Хрипло закаркали кружащие в небе вороны. Стоило солнышку вынырнуть из-за облаков, как пасторальная идиллия вернулась, расхолаживая и усыпляя бдительность. Байкер усвоил преподанный ему Зоной урок и остановился, ожидая дальнейшей команды. Со стороны поля потянуло смесью неприятных запахов, среди которых отчётливо проступали нотки сероводорода и аммиака. Я достал из подсумка противогаз, надел его и велел попутчикам следовать моему примеру. Потом отправил Байкера в хвост цепочки, а сам занял место проводника и шагнул в густую траву, как в воду. Идти по полю было легко и трудно одновременно. Легко, потому что трава с головой выдавала притаившиеся в ней аномалии, а трудно – из-за длинных, цепляющихся за ноги стеблей. Насчёт аномалий я немного лукавил. Безусловно, растительность помогала определить гравитационные, термические или электрические ловушки по так или иначе повреждённым побегам, но она же мешала выявить те же «студни», «желе» или «шипучки»: ядовитые испарения деструктивов сливались с цветом травы. И если над луговиной, мимо которой мы прошли с полчаса назад, зеленоватый туман ещё можно было различить в силу низкого роста лютиков-цветочков, то здесь трава местами вымахала выше моей головы, начисто скрывая опасные места. Определить по запаху близость ловушек и обойти их стороной тоже не представлялось возможным: над полем висел густой химический смрад, потому и шли мы в противогазах. Постоянно сверяясь с данными ПДА, я вёл отряд широким зигзагом. Трава постепенно становилась всё ниже и ниже. Это заметно облегчило путь, поскольку теперь были заметны не только обычные аномалии, но и пузырящиеся на земле, в окружении кустиков чахлой растительности, лужи зеленоватой гадости. Поле плавно перешло в слабохолмистую равнину с выступающими из земли то тут, то там валунами. Пройдя ещё с сотню шагов, я остановился, снял противогаз и с наслаждением втянул полной грудью свежий воздух. Позади шумно пыхтел Байкер. Настя тоже скинула маску и щурилась, подставляя лицо ласковым лучам солнца. Оно ещё сильнее склонилось к горизонту и теперь находилось по левую руку от нас. – Далеко ещё? – поинтересовалась девушка, убирая противогаз. – Нет, – помотал я головой и показал рукой на изогнутый длинным полумесяцем овраг впереди. На краю глубокой промоины жались друг к другу бревенчатые домишки без крыш с торчащими, словно пальцы, облезлыми печными трубами. Окна зияли выбитыми стёклами, чем-то напоминая щербатые рты, громко хлопали уцелевшими ставнями. Распахнутые двери тоскливо поскрипывали на ветру. – Видишь вон ту деревеньку? За ней будет небольшое озерцо. От него ещё с километр на северо-восток – и мы на месте. – Ну, веди тогда, Сусанин, – вздохнула Ласка, приглаживая растрёпанные ветром волосы. Я кивком велел Байкеру выдвигаться вперёд, достал из кармана жменю гаек с привязанными к ним тряпичными хвостами и высыпал ему в ладонь со словами: – Здесь уже не так опасно, как в поле. Курс – на тот дом с развалившимся крыльцом. Регулярные проливные дожди способствовали быстрой эрозии почвы. Овраг неумолимо расползался, постепенно пожирая деревеньку дом за домом. Когда мы подошли к околице, раздался пронзительный скрип, больше похожий на предсмертный стон, и ещё один дом на наших глазах обрушился на дно глубокой балки в тучах коричневой пыли. Там ещё долго что-то гремело и бухало. Видимо, брёвна новой жертвы оврага ломали трупелые останки давно поглощённых им домов. Ласка испуганно вскрикнула. Я машинально обнял её за плечи. Она прижалась ко мне, но в этот момент Байкер обернулся: наверное, тоже хотел проявить заботу. Ласка отпрянула. «Турист», сердито сверкнув глазами, резко развернулся, бросил гайку вдаль перед собой. Она пролетела с десяток метров, хлопнулась на заросшую короткой травой грунтовку и, мелькая белым хвостом из бинта, откатилась к ржавому «москвичу». Машина глубоко вросла в землю спущенными колёсами. Из рваной дыры в задней двери торчал пыльный лист лопуха. Над ним топорщились прошлогодние побеги с похожими на колючие одуванчики серыми головками. Из открытого багажника свисали длинные коричневые нити «мочала», а в салоне сверкал молниями «разрядник». Байкер дошёл до машины, подобрал гайку, снова бросил её на проходящую через деревню дорогу. Подождал, когда «маркер» упадёт, и потопал за ним. Рядом с «москвичом» счётчик Гейгера начал потрескивать. Как и любая техника в Зоне, машина фонила. Не так сильно, конечно, как на Кладбище техники, но всё равно было лучше держаться от неё подальше. Я глянул на экран ПДА. Помимо нас в деревне находился ещё один гость, и это явно был не человек. Датчик жизненных форм обозначил его местонахождение серой точкой возле крайнего дома в деревне, но не мог определить, что за мутант там пасётся. Прибор просто был не способен на это. Я нагнал Ласку, положил ей руку на плечо, веля остановиться, и громко прошептал: – Байкер, стой! – «Отмычка» остановился, и я поманил его рукой: – Иди сюда! – Ну, что опять? – громко спросил бородач, подходя к нам. – Ш-ш-ш, тихо ты, там мутант. – Какой? – заинтересовалась девушка. – А я знаю? На экране только точка видна, там не написано. Сделаем так: я сейчас заберусь вон на ту крышу, оттуда должно быть видно двор, где засела эта тварь, а как вернусь, решим, что дальше делать. Я поправил автомат и уже собрался идти, как Байкер схватил меня за руку: – Ты хоть нож оставь, ёк-макарёк. Вдруг, пока ты ходишь, мутняк решит прогуляться и наткнётся на нас. В его словах был резон. В то же время существовала опасность, что он использует нож против меня. После коротких раздумий я всё-таки отдал ему оружие, надеясь, что в случае чего сумею среагировать. Жестом веля спутникам оставаться на месте, я в несколько шагов пересёк покрытый трещинами асфальт дороги. Стараясь не шуметь сухим бурьяном, осторожно обогнул дом и двинулся к сараю с распахнутыми настежь воротами. Внутри строения царила прохладная полутьма, пахло пылью и тленом. Лавируя между железными скелетами всяких сеялок-веялок, я добрался до сколоченного из досок помоста, закинул «калаш» за спину, поднялся по скрипучей лестнице и сквозь круглое чердачное окно выбрался на крышу примыкающего к сараю хлева, откуда вся деревня была видна как на ладони. Упираясь ногами в доску обрешётки, я лежал на серых, покрытых пятнами лишайника листах шифера, единственно уцелевших на всей крыше, и высматривал в бинокль мутанта. Им оказался здоровый мутохряк со сдвоенными, круто загнутыми вверх клыками и четырьмя попарно расположенными ушами. Тварь достигала почти двух метров в холке и весила, наверное, центнера три с половиной, если не больше. Таких крупных особей встречать мне ещё не доводилось. Судя по габаритам, обломанным с одной стороны клыкам и обилию уродливых шрамов на шкуре, мутохряку было много лет. Наверное, старого самца выгнал из стада молодой и сильный соперник, вот он и пришёл в деревню умирать вдали от посторонних глаз. Что ж, я решил помочь ему осуществить задуманное. Я стащил со спины автомат, снял с предохранителя, прицелился. Только хотел спустить курок, как кабан словно что-то почуял. Он перестал нюхать землю и, тихо похрюкивая, скрылся за углом дома. Я подождал – вдруг мутохряк появится снова, – но он там, видимо, нашёл еду, поскольку ветром иногда доносило звуки его аппетитного чавканья. Выждав на всякий случай ещё минуту, я приподнялся над шифером и жестами велел спутникам идти ко мне. Когда я вернулся в сарай тем же способом, что и выбирался на крышу, Байкер и Ласка уже ждали меня возле страшной на вид сельхозмашины с торчащими вверх стальными штырями. В руках Байкер держал самодельное копьё. Пока я высматривал мутанта, бородач где-то раздобыл крепкую палку, оторвал рукав от рубахи, распустил на ленты и примотал ими нож к древку. – Это кабан. Такого огромного самца я ещё в жизни не видывал, – поделился я с ними открытием. – План такой: я попробую подобраться к нему как можно ближе и выстрелить в голову. Вы оба следуйте за мной метрах в пяти. Если что-то пойдёт не так, немедленно уходите, стараясь не попадаться ему на глаза. Ветер дует с его стороны, так что он вас не учует. Ну всё, я пошёл. – Подожди! – громко прошептала Ласка. – Будь осторожен. Я покосился на Байкера, тот никак не отреагировал на её слова, кивнул и направился к выходу из сарая. Стараясь не наступать на выбоины в асфальте – в почти мёртвой тишине хруст камней в ямках срабатывал лучше любой сигнализации, – я быстро пересёк пыльную ленту дороги. Проскочил мимо покосившегося столба с обрывками проводов, обогнул две деревенские хибары с покрытой трещинами чёрной от плесени штукатуркой и нырнул под прикрытие старого сруба. Часть крыши у дома отсутствовала, равно как и половина противоположной стены. Виновник столь серьёзных разрушений сейчас упирался сухими ветвями в пол, словно пытаясь подняться из последних сил. Старый тополь не вынес натиска давней стихии: подточенный временем ствол переломился почти пополам, проломил крышу, снёс трухлявые брёвна простенка между окнами, дав мне отличную возможность наблюдать за кабаном. Тварь, тихонько похрюкивая, рылась огромным (с чайное блюдце) пятаком в куче прелой листвы, выискивая съедобные корешки и личинки насекомых. С одной стороны кабанью «столовую» подпирал повалившийся набок забор, с другой – снятый с шасси ржавый автомобильный фургон. Расстояние до цели позволяло стрелять на поражение, но, поскольку мутохряк стоял ко мне задом, обильно заросшим свалявшейся от помёта и грязи шерстью, я решил переместиться на более удобную позицию. Я только собрался обогнуть тёмный от времени сруб, как сзади послышался лёгкий шорох. Сразу за этим раздался громкий хруст. Тварь тотчас прекратила хрюкать, повела назад ушами, будто сканируя пространство на предмет посторонних звуков. Я замер, внимательно наблюдая за кабаном, руки плотнее сжали автомат, палец напрягся на спусковом крючке. Спустя секунду мутант вернулся к прерванному занятию, а я с облегчением выдохнул. Мгновением позже я оглянулся и буквально пронзил Ласку сердитым взглядом. (Она стояла одной ногой в выбоине, боясь пошевелиться.) В двух шагах позади неё застыл Байкер. С самодельным копьём в руках он походил на охотящегося индейца. Для полного сходства не хватало кожаной одежды с бахромой и орлиного пера в волосах. Я округлил глаза и еле слышно прошептал: «Тихо!» Ласка виновато развела руки в стороны, осторожно перенесла вес на другую ногу и оторвала подошву ботинка от асфальтовой крошки. На этот раз обошлось без приключений. Вскоре она уже бесшумно скользила к моему укрытию. За ней тенью следовал Байкер. Не дожидаясь «туристов», я оторвался от бревенчатой стены и двинулся в обход дома, намереваясь зайти сбоку от мутанта и высадить минимум четверть обоймы ему в голову. Как я уже говорил, ветер играл нам на руку, но в то же время создавал дополнительные трудности. Да, кабан не мог нас учуять, зато мы во всех подробностях ощущали исходящее от него густое амбре. У меня даже слёзы выступили из глаз от непереносимой смеси запахов гниющей плоти и застарелого свиного помёта. Мутохряк настолько увлёкся процессом поглощения пищи, что не заметил моего приближения. Возможно, мне удалось бы привести план в исполнение, но тут, как всегда, сработал закон подлости. Старый мутант фонил, как брошенные на Кладбище техники машины. Видимо, за свою долгую жизнь мутохряк не раз бродил по тем местам, где радиационный фон в разы превышал безопасные для человека значения, поэтому сам превратился в нехилый источник излучения. Хоть звуковое оповещение и было выключено (я заблаговременно позаботился об этом, отправляясь на охоту), ПДА отреагировал на сигнал встроенного счётчика Гейгера бодрой вибрацией. Корпус прибора весело отстучал дробь, ударяясь краем о донце металлического шпенька пуговицы, чем сразу предупредил мутанта о моём приближении. Кабан молниеносно среагировал: прекратил рыться в прелой листве, издал громоподобный рык и прытко рванул в мою сторону. Я вскинул «калаш», нажал на спусковой крючок. Автомат отстучал короткую очередь, но то ли боров успел убрать голову, то ли я лажанул, но пули вышибли щепу из стены соседнего дома. Зверь с рёвом рванул на источник опасности и наверняка пронёсся бы по мне паровым катком, если б не вмешательство Байкера. Он с дикими воплями выскочил с другой стороны дома, потрясая копьём и топая ногами. Обладая от природы плохим зрением, кабан среагировал на звук. Он бросился на новый источник угрозы, мотая лысой башкой с багровыми пятнами лишая на иссечённой уродливыми шрамами коже. Байкер удобнее перехватил самодельное оружие, готовясь пырнуть им мутанта, и заорал ещё громче, злобно вращая глазами. Понимая, что Байкер с его «зубочисткой» вряд ли выдержит натиск живой махины, я бросился за мутохряком вдоль полуразрушенной стены дома. Проскочил под лежащим на трухлявых брёвнах древесным стволом, намереваясь всё-таки уложить тварь метким выстрелом. Мне было удобнее и быстрее зайти с левой стороны от мутанта, но тогда любое неверное движение кабана ставило Байкера под угрозу дружеского огня. Я не мог так рисковать, потому и принял это решение. Стоило оказаться в удобном для стрельбы месте, как Ласка спутала мне все карты. Она молнией промчалась за спиной у Байкера и заскакала, размахивая руками и вереща так, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Кабан резко взрыл копытами землю, тормозя на ходу, и тотчас повернулся к ней. Передо мной опять оказались его дурно пахнущие «булки». Стрелять по ним означало впустую тратить патроны, а потому я рванул влево, намереваясь на этот раз всё-таки грохнуть мутанта, но Байкер опять меня опередил. Он бросился наперерез кабану, упал на землю и воткнул копьё в нижнюю челюсть мутохряка. Раздался рёв, переходящий в оглушительный визг, хруст разрываемой плоти, треск черепных костей. Окровавленный конец лезвия ножа выглянул ровно промежду клыков. Правда, кабана это не убило, он лишь ещё больше рассвирепел и злобно заверещал, мотая башкой. Байкер крепко держал копьё в руках, всё глубже проталкивая его сквозь пробитые кости, пока нож не вошёл туда по самую рукоятку. Тем временем я подбежал к мутанту, приставил ствол «калаша» к его уху и нажал на спусковой крючок. На этот раз пули достигли цели: чудовище завалилось набок и с предсмертным хрипом испустило дух. – Здоровый, ёк-макарёк, – выдохнул Байкер и бросил в труп кабана обломок древка. (Падая, мутант переломил, как спичку, самодельное копьё.) Палка отскочила от мохнатой горы мяса, отлетела к фундаменту разрушенной старым тополем избы и закатилась в ямку под проглядывающим сквозь широкую трещину в штукатурке фрагментом красного кирпича. – Ага, – кивнул я. – Хорошо хоть один, а то с парочкой таких махин мы бы не справились. – Точно, – согласился Байкер и повернулся к спутнице: – Настя, ты как, в порядке? Я заметил его оплошность, но виду не показал. Правда, для себя решил, что отныне буду звать девушку по имени, хоть это и было против неписаных правил Зоны. Оно мне нравилось больше, чем прозвище, а ещё от него веяло домашним теплом и уютом, чего так не хватает среди унылых просторов отравленных земель. – В полном, – ответила Настя, приводя в порядок растрёпанные волосы. – Надо забрать нож и поторапливаться, – сказал я, глядя на длинную тень от дома. Нам вообще повезло, что кабан находился с этой стороны и висящее над горизонтом солнце не могло выдать наше приближение. – Скоро начнёт смеркаться, а до базы ещё идти и идти. – Надо так надо, – кивнул Байкер и, упираясь ногой в морду кабана, принялся доставать перепачканный кровью мутанта обломок самодельного копья. С третьей попытки ему это удалось. Он обтёр клинок о шкуру хряка, но не стал разматывать пропитавшиеся бурой жидкостью тряпки. – Придём на базу, тогда сделаю, – пояснил он. Глава 8 База Сразу за деревней дорога круто уходила направо. Нам надо было идти прямо, так что мы сошли с асфальта на траву и потопали к виднеющимся вдалеке зданиям научной базы. На самом деле база представляла собой укреплённый полевой лагерь: с десяток сборных щитовых домиков обнесли забором из бетонных плит, ну и сторожевые вышки понатыкали по углам для защиты от мутантов и охочих до чужого добра личностей. Учёные платили за артефакты больше торговцев. Не так чтобы уж очень переплачивали, но не слишком богатым сталкерам и это было в радость. Разве не праздник, когда за добытый хабар не просто гасишь расходы в ноль, но ещё и в плюсе остаёшься? Потому и несли сюда бродяги добытые по?том и кровью цацки, а научники, в свою очередь, подстраховывались пулемётными дозорами, да ещё и охрану из взвода военсталов держали. В радиусе полукилометра все подходы к базе были давным-давно обследованы сталкерами. Опасные места помечали специальными вешками – красным флажком на металлическом стержне или привязанным к воткнутой в землю ветке тряпичным лоскутком. После каждого выброса мигрирующие аномалии приходящие сталкачи отмечали заново, перенося метки со ставших безопасными мест или ставя свежие. По цвету и состоянию тряпочек «стационарные» деструктивы легко отличались на глаз от так называемых «беглецов».