Прокладкой фарватеров сталкеры занимались не ради себя любимых. Конечно, после длительной экспедиции за артефактами, когда устал так, что ноги еле несут, хочется в конце пути шагать ни о чём не думая, не глядя под ноги и по сторонам. Но сталкер тем и отличается от обычного человека, что, как бы трудно и тяжело ему ни было, он и шагу не сделает, не убедившись в его безопасности. Просто в Зоне по-другому нельзя, слабые духом и физически гибнут здесь первыми. Учёные сами просили сталкеров обозначать ловушки на подступах к базе и даже платили за это вознаграждение. Не так чтобы много, но набирающим опыт новичкам или просто решившим слегка подзаработать между ходками ветеранам лишняя десятка-другая зелёных денег за пяток обозначенных аномалий были в радость. Другой вопрос: зачем учёные просили это делать. Тут мнения сталкачей делились практически поровну. Одни считали, что сотрудники базы так проявляли заботу о снабжающих их материалами для исследований сталкерах. Другие, что таким образом научники заботились о себе. Мне кажется, правы и те, и те. Сталкер – он ведь, как рыба, прикормку любит. Где больше дают, туда и идёт. А если ещё финальная часть пути равносильна беззаботной прогулке, так и вообще стремится возвращаться туда снова и снова. Ну и широколобые – сами по себе странные люди. Они до такой степени помешаны на своих исследованиях и экспериментах, что часто даже не видят, куда идут. Подобные вешки служат для них не только наглядной, но и звуковой сигнализацией, ведь сталкеры часто на металлические штыри и палочки цепляли пустые жестянки из-под тушёнки или энергетика. Какими бы доводами ни руководствовались учёные, нам подобное положение вещей было на руку. За день мы изрядно устали и выдохлись, хотелось поскорее оказаться в удобном и хорошо охраняемом месте. К тому же сумерки понемногу сгущались, а в темноте аномалии втройне опасны, кроме разве что электрических и химических. Те, наоборот, по ночам издалека выдают себя ярким свечением и всполохами призрачного огня. Так что, когда началась многократно проверенная сталкерами территория, я позволил себе немного расслабиться, но при этом не забывал следить за показаниями ПДА. Это Зона. Здесь, если хочешь выжить, ты должен полагаться только на себя. Всякий раз, когда мини-комп на запястье предупреждал о близкой опасности, я мысленно улыбался: заботливо расставленные вешки чётко соответствовали границам аномалий. Добрый знак! Что бы там ни говорили о необходимости перемен, а я ценю постоянство. Особенно в Зоне. Здесь столько сил уходит на поиск безопасного пути! Это только со стороны кажется, что всё просто: обнаружил с помощью электроники ловушку, проверил «маркерами» дорогу – и шагай себе. Если б всё было так легко, вряд ли бы смертность среди сталкеров из-за деструктивов превышала цифры статистической погрешности. На самом деле всё далеко не так. Не случайно на ПДА регулярно приходят сообщения о гибели бродяг в аномалиях. И ладно бы только «отмычек», там хоть всё понятно: салаги желторотые, опыта даже с ноготь мизинца нет, – так ведь и матёрые ветераны периодически пропадают во всяких там «мясорубках», «торнадо» и «юлах» ни за грош. Полностью расслабиться и сбросить с плеч груз ответственности за незваных попутчиков я позволил себе, когда мы вышли на ведущую к базе грунтовую дорогу. Она извилистой лентой убегала вдаль, теряясь среди заросших кустарником холмов. Две неглубокие колеи с широкой полосой зелени посередине упирались в крашенные серой краской ворота. Проходя мимо растущего на обочине кустика чертополоха (цветущее растение покачивало на ветру колючими головками с фиолетовыми шапками из тонких лепестков), я посмотрел на запад, где полыхал закат и плыли подкрашенные багрянцем облака. Небо над головой медленно наливалось темнеющей синевой, и на нём уже появились первые холодные звёздочки. Всё-таки я молодец: привёл «туристов» на базу до наступления ночи, как и обещал. Военсталы на вышках давно заметили наше приближение и передали сообщение по рации на пост безопасности, куда стекалась информация со всех пунктов наблюдения. Ещё в деревне я отписал профессору, что буду ближе к вечеру и не один, поэтому у охраны не возникло никаких вопросов. Стоило нам оказаться в поле зрения смотрящих на дорогу видеокамер, как послышалось гудение электроприводов, и высокие железные створки гостеприимно распахнулись, открывая вид на ряд аккуратных жилых домиков для персонала. Я повёл спутников в самый центр охраняемой территории к сложенному из бетонных блоков двухэтажному зданию. На территории базы жизнь, как обычно, била ключом. Одни учёные расходились по домам после напряжённого дня исследований, другие спешили к главному корпусу. (Профессор Шаров с коллегами поставил себе цель раскрыть как можно больше тайн и загадок Зоны, а потому в многочисленных лабораториях научно-исследовательского комплекса круглосуточно проводились различные опыты и эксперименты.) Со стороны железного ангара доносился дробный металлический стук. Там вокруг облезлого бронетранспортёра с ребристой антенной вместо пулемёта и распахнутыми технологическими люками крутились механики. То ли готовили машину к вылазке в Зону, то ли восстанавливали её после рейда. Не доходя до распложенной недалеко от ангара вертолётной площадки, по которой свободные от дежурства военные сталкеры с весёлыми криками и хохотом гоняли мяч, я свернул налево и повёл «туристов» к отлитому из бетона мощному фундаменту. На нём, как на постаменте, высилась огромная спутниковая антенна. Когда мы проходили мимо неё, стальная парабола «тарелки», пощёлкивая фиксатором, повернулась вправо на пол-оборота, потом изменила наклон отражателя, настраиваясь на пролетающий высоко над Землёй спутник. От площадки вокруг фундамента начиналась мощённая брусчаткой дорожка. Она вела к широкому крыльцу главного корпуса, на котором нас уже ждали. – Купрум, мальчик мой! – Профессор шагнул ко мне с распростёртыми объятьями, стоило нам подняться по ступенькам. Он по-отцовски обнял меня и трижды похлопал ладонью по спине. После дружеского приветствия Шаров поправил рукава халата, прикрывая вылезшие наружу манжеты тёмно-серого пиджака. Галантно припал губами к Настиной ручке, пожал лапищу Байкера и представил им своего спутника. (Я-то с его напарником давно знаком.) Субтильного парня в лабораторном халате звали Игорь. Он был младше меня на год и, под руководством профессора, трудился над кандидатской диссертацией. Над чем конкретно работал темноглазый брюнет с вытянутым лицом, мне доподлинно было неизвестно. Одно могу сказать, там что-то связано с изменением свойств рождённых гравитационными аномалиями артефактов при воздействии на них ультразвукового излучения. Казалось бы, ненужная ерунда, но, на самом деле, это отличная возможность сделать хорошее оружие. Я как-то видел в Сети передачку, в которой солидные дядьки всерьёз обсуждали вероятность применения бойцами регулярных армий подобных артов в паре с экзоскелетами. На выходе должны были получиться этакие терминаторы с кучей разных стволов и практически неисчерпаемым боезапасом, благодаря уникальной возможности таскать на себе груз, в десять раз превышающий вес среднего человека. И вот как прикажете с такими ходячими танками бороться? А всё просто: включил кнопочку хитрого прибора – и противник превратился в неподвижную мишень. Стреляй – не хочу, называется. – Я так понял, ты принёс, что обещал? – уточнил профессор. – Да, Олег Иванович. – Я потянулся к поясу, собираясь открыть контейнер. – Ну-ну, мой мальчик, не здесь. – Шаров легко похлопал меня по плечу. Его серые глаза добродушно сверкнули, а ухоженные, пшеничного цвета, усы слегка изогнулись, повторяя контур ласковой улыбки. – Сейчас придём в лабораторию, там все и отдашь. – Он повернулся к ассистенту: – Игорь, откройте дверь, пожалуйста. Брюнет кивнул, взялся за хромированную ручку и потянул стеклянную дверь на себя. – Прошу вас, друзья! – Жестом радушного хозяина профессор указал на вход и первым прошёл в просторное, ярко-освещённое закатными лучами солнца фойе. Лаборатория Олега Ивановича находилась на втором этаже центральной пристройки к главному корпусу. Фактически это было отдельно стоящее трёхэтажное здание, равно как и расположенные параллельно ему два других строения. Потом в чью-то голову пришла идея соединить их в одно целое. Пригнали солдат из охраняющих периметр частей и за три месяца с нуля построили крытые бетонными плитами низкие длинные переходы с узкими, как бойницы, окнами. В торцевых стенах связанных воедино зданий проделали широкие бреши, установили в них двери с фотоэлементами. Крыши выложенных из кирпича тоннелей залили растопленным гудроном, бросили сверху рубероид и дополнительно прошлись по стыкам чёрной кипящей массой. Стеклянные створки автоматической двери с тихим шипением откатились в стороны, открывая вид на длинную кишку перехода. На полу и противоположной стене коридора дрожали тёмно-лиловые корявые тени. Их отбрасывали ветки растущих под соседним зданием кустарников. Когда я впервые оказался на базе, меня поразил вид стоящего на железобетонных сваях строения. Я спросил у Олега Ивановича, что это за избушка на курьих ножках. Он пояснил, что здание строили с прицелом на размещение под ним боксов для исследовательской техники. Потом в Киевском институте изучения Зоны решили, что пять специально оборудованных машин для этой базы будет слишком, хватит и одного переделанного в кустарных условиях под нужды учёных бэтээра. Ну а поскольку менять проект – дело долгое, хлопотное и затратное, решили строить по уже утверждённому плану. Сначала всю растительность в пространстве под вторым этажом убирали начисто силами младших научных сотрудников и проштрафившихся военсталов, а когда после очередного выброса в промежутках между сваями поселилась цепочка «разрядников», бросили это дело. Сперва даже хотели эвакуировать базу, опасаясь, что аномалии будут расти или появятся новые. Но время шло, а деструктивы и не думали разрастаться. Со временем учёные к ним настолько привыкли, что стали проводить исследования, собирать появляющиеся иногда в ловушках артефакты и даже, говорят, испытывали на них новые детекторы аномалий. К треску аномальных молний и шороху ветвей, проникающих в переход сквозь открытые для проветривания окна, добавились звуки наших шагов. Вскоре мы оказались непосредственно в здании пристроя. Из низкого тамбура с тусклой лампочкой под потолком было два выхода. Один – через простую деревянную дверь на пружине, в узкий освещённый люминесцентными лампами коридор с кафельной плиткой на полу и выкрашенными зелёной масляной краской стенами. (Белые прямоугольники дверей вели из коридора в кабинеты и подсобные помещения.) Второй – через бетонную лестницу с железными перилами на второй и третий этажи здания. Профессор повёл нас по второму пути. Через пару минут мы уже были в его лаборатории, где он вместе с Игорем корпел над исследованиями. Научная келья профессора представляла собой просторный кабинет с единственным, выходящим на забор вокруг базы, окном. Прямо напротив окна располагался массивный рабочий стол Олега Ивановича. Сетчатое кресло на колёсиках было задвинуто под столешницу, на которой стоял раскрытый ноутбук с плавающими по затемнённому экрану стилизованными изображениями атома со знаками радиационной опасности вместо ядра и снующих по орбиталям электронов. Слева к столу примыкала полукруглая приставка. За ней ютился ассистент, когда приходило время обрабатывать полученные в результате экспериментов результаты. Заставленные лабораторным оборудованием и приборами столы тянулись вдоль длинной стены напротив входа в кабинет. Справа от двери стояли в ряд три высоких застеклённых шкафа (в одном хранились толстенные книги и научные журналы, в другом – стеклянные банки со всякой всячиной от химических реактивов до вымоченных в формалине зародышей и различных органов мутантов, в третьем – контейнеры на один слот с артефактами и без) и двухкамерный холодильник. Также в кабинете профессора был предусмотрен уголок отдыха, где ученый мог перекусить за обеденным столом или вздремнуть часок-другой на уютном диванчике. От рабочей зоны уголок отделяла плотная штора. Сейчас она была сдвинута в сторону. Игорь, по распоряжению шефа, колдовал возле кухонного стола, готовя бутерброды (включённый электрочайник потихоньку ворчал), а на диванчике сидели Настя и Байкер, наблюдая голодными глазами за действиями ассистента. Мы же с Олегом Ивановичем прямиком направились к холодильнику, где ждали своей очереди на исследования образцы тканей и внутренние органы мутантов. Пока профессор надевал хирургические перчатки, я отцепил от пояса контейнер с лежащими в ячейках железами мохнатого слизня. Шаров бережно взял бокс из моих рук и, не делая резких движений, осторожно перегрузил ценную добычу в специально приспособленные для хранения биологического материала пластиковые контейнеры. – Вот и всё! – Профессор снял перчатки, выбросил их в стоящую слева от холодильника урну и радостно хлопнул в ладоши: – Спасибо, Купрум, завтра займусь настоящим делом, а сейчас пойдём-ка к твоим друзьям. Перекусим, заодно и подумаем, чем им можно помочь. За ужином, если так можно было назвать бутерброды с чаем, Настя рассказала, что привело её в Зону. Профессор с ассистентом её внимательно слушали, а мы с Байкером налегали на еду. Когда девушка закончила говорить, в тарелке осталось всего лишь три куска хлеба с колбасой, а вода в чайнике плескалась на дне. Насте хватило и этого. (Олег Иванович с Игорем отказались от трапезы, сославшись на то, что пообедали всего два часа назад.) Пока Настя перекусывала, профессор задумчиво пощипывал ус и о чём-то размышлял. Наконец, когда она отставила в сторону пустую кружку и промокнула губы заботливо протянутой Игорем салфеткой, ученый медленно проговорил, глядя ей в глаза: – Итак, вы утверждаете, что ваш четырёхлетний сын Максим попал сюда из другой реальности во время эксперимента профессора Смакина… – Семакина, – поправила Настя. – Да-да, конечно, Семакина, – кивнул Шаров. – Извините. А вы, значит, сбежали из исследовательского центра этого злодея, где он ставил опыты над вами и вашим малюткой, и отправились искать сынишку вместе с другом. Я всё правильно понял? – Совершенно верно, профессор. – Но, помилуйте, барышня, как же вы попали сюда?! – воскликнул Олег Иванович, по-стариковски всплеснув руками. – Я ещё могу принять историю с мальчиком, но не понимаю, как вы из той, вашей, Москвы попали в мою чернобыльскую Зону? Настя вздохнула. – Олег Иванович, эта Зона такая же ваша, как и моя. Я прожила здесь много лет, встретила своего мужа, отца Максима, и всё было хорошо, пока мы с ним не отправились выполнять задание Семакина. Колдун, так звали моего супруга, погиб при выполнении миссии… Голос Насти дрогнул, в уголках её изумрудных глаз заблестели слёзы. Она закусила нижнюю губу, опустила голову. Мы терпеливо ждали, когда она справится с нахлынувшими чувствами. Наконец девушка снова заговорила: – Так утверждает Семакин, но я ему не верю. Мой муж жив, я всегда знала это, а сейчас, снова попав сюда, чувствую это сердцем. И я его найду, обещаю, но сначала мне нужно отыскать моего сына. – Хорошо. Мы вам обязательно поможем, – кивнул профессор и обратился к ассистенту: – Игорь, сходи с нашим гостем на склад, пусть он выберет для себя и прекрасной дамы комбинезоны и оружие. – Он опять повернулся к Насте: – Наверное, сложно будет найти идеально подходящие для вас вещи, но Игорь постарается, а пока давайте попробуем разобраться в кое-каких технических вопросах. Ассистент с Байкером отправились за экипировкой и оружием, а я встал и, не желая вникать в разговор учёного с Настей, подошёл к шкафу со склянками. Как бы я ни хотел абстрагироваться от чужого разговора, полностью сделать это не удавалось. Кабинет профессора хоть и был достаточно большим, но не настолько, чтобы вообще не слышать тихую беседу двух человек. Я различал невнятный шёпот, но порой, до меня долетали обрывки фраз и даже целые предложения. Разглядывая плавающие в желтоватом растворе закорючки эмбрионов, я случайно наткнулся взглядом на стоящую во втором ряду банку с заспиртованной головой дирижёра. Верхняя часть черепа у него отсутствовала, открывая взору кору головного мозга псионика. Покрытая ветвящимися извилинами, она походила на изрытую глубокой эрозией стенку оврага. Даже мёртвые глаза мутанта обладали столь притягательной силой, что я с трудом сумел отвести от них взгляд, а потом эти похожие на бездонные колодцы бельма плавали передо мной ещё несколько минут, холодя разум и словно лишая воли. Когда же я вновь обрёл душевное спокойствие, до слуха донёсся взволнованный голос профессора: – Я допускаю возможность перемещений между реальностями в результате неудавшегося эксперимента, но чтобы двое взрослых людей, да ещё находящихся в тяжёлой машине, вот так просто попали из одного мира в другой… Так не бывает, милочка! Делайте со мной что хотите, но я убеждён: к вам применили внешнее воздействие. Говоря другими словами, вас закинули сюда с помощью какого-то прибора. Возможно, это сделал сам Семакин. Другой вопрос, зачем ему это понадобилось? – Я не знаю, каким образом оказалась здесь, но в любом случае благодарна судьбе и намерена в ближайшее время найти сына, а потом вплотную заняться поисками мужа. Настя сказала это таким решительным тоном, что я передумал говорить Олегу Ивановичу о странном приборе в кармане её джинсов. В конце концов, я толком не знал, что это за хреновина. «Профессору дай только волю, он с радостью разберёт это устройство, чтобы досконально его изучить. А вдруг от наличия странной штуковины зависит жизнь Насти? – размышлял я. – Может, она генерирует какое-нибудь защитное поле, позволяющее ей не развоплотиться в ближайшее время. Всё-таки человек из другого мира, мало ли что. – Я обмозговал идею и отбросил её за несостоятельностью. – Будь это так, Байкер ни на шаг бы не отходил от неё, ведь он тоже из иной реальности. Да и с мальчишкой как быть в таком случае? А ведь она верит, что он жив, и собирается найти его. Опять же, люди всегда надеются на лучшее, к тому же Настя – мать и до последнего будет искать своего сына. В любом случае, раз молчит, значит, есть на то причины. Я сам не люблю, когда лезут в мои дела, так что буду держать язык за зубами. Захочет – сама расскажет о приборе и для чего он ей нужен». Пока я так беседовал сам с собой, вернулись Байкер с Игорем. Первый уже переоделся и щеголял в новеньком «Варяге» с бронежилетом из полимерно-керамических пластин и отменной противорадиационной защитой. За спиной бородача висел рюкзак и виднелся приклад «абакана». Помимо автомата, «турист» взял из закромов профессора и другое оружие. В правой руке он держал восьмизарядный дробовик СПАС-12. Из набедренной кобуры торчала рукоятка «глока», в нагрудных ножнах ждал своего часа армейский клинок. На разгрузке висели закреплённые на поводках шесть зелёных «лимонок», а кармашки тактического жилета топорщились от засунутых туда запасных магазинов и выстрелов к подствольному гранатомёту. Кроме своего оружия, Байкер нёс ещё и Настин комплект вооружения. Правда, тот до поры до времени лежал в чёрной сумке. Байкер сгрузил ношу на пол. (Оружие в сумке громко лязгнуло.) В это же время Игорь свалил на диванчик тюк с комбинезоном для девушки, рюкзак с аптечками и провизией и связанные шнурками армейские ботинки достаточно маленького размера. Наверное, весь склад перерыл, чтобы найти подходящую одежду и обувь. Не скрывая удовольствия, ассистент Олега Ивановича шумно выдохнул, проводя рукой по раскрасневшемуся лицу. Да уж, ботаник – он ботаник и есть. Надо хоть иногда спортом заниматься, а не просиживать всё время штаны в лабораториях. Всего-то килограмм десять, наверное, притащил, а запыхался так, будто центнер на себе пёр. Глава 9 Штурм базы Пока Настя за шторкой облачалась в подходящую для путешествия по Зоне экипировку, остальные коротали время по-своему. Байкер сел прямо на пол, подтянул к себе сумку с оружием, достал оттуда картонные укупорки с патронами и принялся набивать запасные магазины золотистыми тушками калибра пять-сорок пять. Профессор с ассистентом о чём-то оживлённо беседовали – наверное, пытались выстроить гипотезу возможности перемещений между реальностями. Я же по-прежнему пялился на склянки с заспиртованными эмбрионами мутантов и всякими их причиндалами: от щупалец сушильщика до ступни нюхача со снятой кожей.