– Я сказал: «Не бей ее, Кеннет». Дальше все было просто. Рокотун встал и подошел к Кристианссону. – А что, разве у Кеннета Квастму заведено бить задержанных? – Случается. – Вы видели его погон и болтающуюся пуговицу? – Видел. Он сам про них сказал. Дескать, жена не следит за его формой. – Когда это было? – Накануне. – Прошу, господин прокурор, – кротко произнес Рокотун. Бульдозер поймал взгляд Кристианссона и долго смотрел ему в глаза. Сколько дел проиграно из-за безмозглых полицейских? И сколько выиграно благодаря им? Пожалуй, последних все-таки больше. Как бы то ни было, эти сержанты полиции – неизбежное зло и для преступников, и для тех, кто борется с преступностью… – Нет вопросов, – бросил Бульдозер. И добавил как бы вскользь: – Обвинение в сопротивлении представителю власти снимается. После этого Рокотун попросил объявить перерыв. В перерыве он сперва закурил свою сигару, потом удалился в уборную. Выйдя оттуда, затеял в коридоре беседу с Реей Нильсен. – Ну и женщины у тебя, – сказал Бульдозер Ульссон Мартину Беку. – Сначала она на глазах у суда смеется надо мной, теперь вот стоит и беседует с Рокотуном. Всем известно, что от его дыхания орангутаны падают в обморок за пятьдесят метров. – Хорошие женщины, – ответил Мартин Бек. – Точнее, хорошая женщина. – Значит, новую жену завел. Я тоже. Все как-то веселее жить. Рея подошла к ним. – Рея, – обратился к ней Мартин Бек, – познакомься – старший прокурор Ульссон. – Я уже догадалась. – Все зовут его Бульдозер, – добавил Мартин Бек. – По-моему, у обвинения дела плохи. – Да, половина обвинительного заключения рухнула, – согласился Бульдозер. – Но вторая половина прочно стоит. Бьемся об заклад на бутылку виски? Рея поскребла в затылке и хитро глянула на Мартина Бека, но тот отрицательно покачал головой. – Бутылка виски, – продолжал соблазнять Бульдозер. – Нет, – ответил Мартин Бек. Рея наклонила голову набок, словно собираясь что-то сказать. Но в эту минуту было объявлено, что судебное заседание возобновляется, и Бульдозер Ульссон побежал в зал. Защитник пригласил своего последнего свидетеля, учительницу домоводства Хеди-Марию Вирен, загорелую женщину лет пятидесяти. Странно было видеть такой загар в краю, где даже погода, казалось, участвовала в заговоре против несчастных аборигенов. И Рокотун первым делом спросил: – Откуда у вас такой загар? – Канарские острова, – последовал лаконичный ответ. – Из личной характеристики, с которой всем вам еще предстоит ознакомиться, явствует, что Ребекка Люнд – знаю, знаю, что она Линд, но я страдаю недугом, который никогда не поражал и, уверен, не поразит обвинителя. А именно, фантазией и способностью проникать в мир заветных чувств и мыслей другого человека. – Это что же, проявление фантазии – говорить Люнд вместо Линд? – осведомился Бульдозер, обмахиваясь галстуком. – Или признак умения проникать в мир заветных чувств другого человека? – Лучше уж я задам прокурору один вопрос, – откликнулся Рокотун. – Известно ли господину Ульссону, где сейчас находится четырехмесячная дочь Ребекки Линд? – Откуда мне знать, – ответил Бульдозер. – Для этого у нас есть отдел охраны детей. – Молодые родители обычно называют его отделом отравы детей. Рокотун рассеянно закурил сигару. Одиннадцать раз с нарастающей укоризной прокашлялся судья, прежде чем адвокат осознал свой проступок. Был вызван судебный пристав, приняты меры. – Кто-нибудь в этом зале знает, где в данную минуту находится дитя Камилла Линд-Косгрейв? Воцарилась мертвая тишина. – Есть такой человек, – продолжал Рокотун. – Это я. – Камилла, где она? – всхлипнула Ребекка. – Всему свое время, – ответил Рокотун. – Позвольте напомнить, что сейчас здесь ведется – во всяком случае, должен вестись – допрос свидетельницы, – сказал судья. Лицо Рокотуна выразило полное недоумение, и судья уточнил: – Адвокат Роксен вызвал эту женщину в качестве свидетельницы. – А-а, – спохватился Рокотун. – Совсем забыл. Невежество прокурора перебило ход моих мыслей. – Он порылся в бумагах, нашел нужную и продолжал: – Ребекка Линд плохо училась в школе. Ее оценки после восьмого класса никак не позволяли ей продолжать учение. Она одинаково плохо успевала по всем предметам. – Мой предмет она хорошо знала, – вмешалась свидетельница. – Одна из лучших учениц за все время, что я преподаю. У Ребекки было много интересных соображений, особенно это касалось овощей и других природных продуктов. Она понимала, что наше питание сейчас никуда не годится, большинство продуктов в магазинах самообслуживания так или иначе отравлены. – Вы тоже так считаете? – Да. Разумеется. – Выходит, бифштексы с гарниром и виски с содовой, которыми, к примеру, мы с прокурором поддерживаем свое бренное существование, никуда не годятся? – Вот именно, – подтвердила свидетельница. – Никуда не годятся. Такие продукты вредят не только телу, но и духу, лишают человека способности ясно мыслить. Точно так же вредит мозгу курение табака, от него люди попросту глупеют. А вот Ребекка очень рано поняла, как важно вести здоровый образ жизни. Завела себе огород и всегда стремилась пользоваться тем, что дает нам сама природа. Потому и садовый нож с собой носила. Я часто беседовала с Ребеккой. – О биодинамической брюкве? – Рокотун зевнул. – О брюкве тоже. Но я хочу подчеркнуть, что Ребекка здравомыслящая девушка. Может быть, не очень начитанная, но это у нее вполне сознательно. Она не желает загружать голову всякой ерундой. По-настоящему ее интересует только один вопрос – как спасти природу от полного уничтожения. Ее политические представления сводятся к тому, что нынешнее общество устроено совершенно непонятным образом и его руководители, должно быть, либо преступники, либо психопаты. – Больше вопросов нет, – сказал Рокотун. По его лицу можно было подумать, что ему очень скучно и он мечтает уйти домой. – Меня интересует этот нож, – Бульдозер вдруг вскочил с места, подошел к столу судьи и взял нож в руки. – Обыкновенный садовый нож, – сообщила Хеди-Мария Вирен. – Он у нее давно. Всякий может убедиться, что ручка потертая и лезвие сточено. – Тем не менее его можно считать опасным оружием, – заявил Бульдозер. – Я не могу с этим согласиться. Таким ножом воробья не зарежешь. И к тому же Ребекка крайне отрицательно относится к насилию. Оно ей совершенно чуждо, она даже неспособна дать человеку пощечину. – А я настаиваю, что это опасное оружие, – твердил Бульдозер, размахивая садовым ножом. Однако голос его звучал не очень убедительно, и как ни улыбался Бульдозер свидетельнице, ему пришлось мобилизовать всю свою выдержку, чтобы отнестись к ее следующей реплике со своим пресловутым дружелюбием. – Вы говорите это либо по злобе, либо просто по глупости, – сказала свидетельница. – Вы курите? Пьете спиртное? – Вопросов больше нет, – отрубил Бульдозер. – Допрос свидетелей закончен, – подытожил судья. – Будут ли еще какие-нибудь вопросы, прежде чем мы заслушаем личную характеристику и заключительные речи? Адвокат Роксен встал, цокая языком, и медленно проковылял к судейскому столу. – Личные характеристики, – сказал он, – как правило, представляют собой всего-навсего дежурные сочинения, составленные ради того, чтобы их автор мог получить свои полсотни крон или сколько ему там положено. Поэтому я – и надеюсь, моему примеру последуют другие серьезные люди – хотел бы задать несколько вопросов самой Ребекке Линд. Он впервые обратился к ответчице: – Как зовут короля Швеции? Даже Бульдозер не сумел скрыть своего удивления. – Не знаю, – ответила Ребекка Линд. – А это обязательно знать? – Нет, – сказал Рокотун. – Не обязательно. Вам известна фамилия премьер-министра? – Нет. А кто это? – Глава правительства и высший политический руководитель страны. – В таком случае, он негодяй, – заявила Ребекка Линд. – Я знаю, что Швеция соорудила атомную электростанцию в Барсебеке, в каких-нибудь двадцати пяти километрах от центра Копенгагена. Говорят еще, что правительство виновато в загрязнении среды.