– Если бы господин прокурор появился с таким галстуком в стране, где безвкусица карается законом, – отозвался Рокотун, – его, наверно, приговорили бы к смертной казни. Кстати, откуда у вас эта контрабанда? – Господин адвокат перед лицом суда обвиняет меня в преступлении, – относительно спокойно произнес Бульдозер. Он не воспользовался случаем вспылить только потому, что и в самом деле ввез тайком изрядное количество галстуков, конкретно – из Ирана, куда его командировали, чтобы он изучил пути контрабанды наркотиков. Правда, в данном случае на нем был галстук, присланный прокуратурой Андорры, причем на бандероли, по совету Бульдозера, было написано: «Образец. Без цены». – Чтобы спасти эту бедную девушку… – Бульдозер величественно взмахнул рукой. Его тотчас перебил Рокотун, который вскинул руку еще более величественно и сказал: – Слова летят, в покое мысли пребывают. Бульдозер хотел перейти в контратаку, но судья, опережая его, прокашлялся и объявил: – Мне представляется, что господа предались частной дискуссии, которую скорее надлежит продолжить с глазу на глаз или перед другой аудиторией. – Я пытаюсь только воздать должное незаурядным данным и рассудительности свидетеля, – невинно отозвался Рокотун. Рея Нильсен громко рассмеялась. Мартин Бек накрыл правой ладонью ее левую руку. Рея засмеялась еще громче. Судья призвал публику соблюдать тишину и снова раздраженно воззрился на участников процесса. Бульдозер так пристально уставился на Рею. что пропустил несколько реплик в допросе свидетеля. Между тем Рокотун, сохраняя полное бесстрастие, спросил: – Вы первым вошли в помещение банка? – Нет. – Вы задержали эту девочку, Ребекку Ульссон? – Нет. – Я хотел сказать: Ребекку Линд, – поправился Рокотун, помешкав. – Нет. – А что же вы делали? – Я схватил вторую. – Выходит, там были две девочки? – Да. – И вы, значит, схватили вторую? – Да. – Зачем? Кристианссон задумался. – Чтобы она не упала. – Сколько же лет было этой второй девочке? – Что-нибудь около четырех месяцев. – Следовательно, Ребекку Линд схватил Квастму? – Да. – Верно ли будет сказать, что он при этом применил насилие или излишнюю силу? – Мне совершенно непонятно, что подразумевает и куда клонит защитник, – насмешливо заметил Бульдозер. – Я клоню к тому, что Квастму, которого мы все видели здесь сегодня… Рокотун порылся в своих бумагах. – Ага, вот, – продолжил он наконец. – Квастму весит сто два килограмма. Он владеет приемами карате и занимается вольной борьбой. Начальство отзывается о нем как о прилежном и старательном сотруднике. Но при этом полицейский инспектор Норман Ханссон, который подписал характеристику, отмечает, что Квастму слишком часто проявляет на службе чрезмерное усердие и многие задержанные жалуются на рукоприкладство с его стороны. В характеристике сказано также, что Кеннет Квастму не раз получал взыскания и что его умение изъясняться оставляет желать лучшего. – Рокотун отложил документ и спросил: – Так как, свидетель, применил Квастму насилие или нет? – Применил, – сказал Кристианссон. – Что было, то было. Опыт научил его, что лучше не лгать в делах, связанных со службой, во всяком случае, лгать в меру и не слишком часто. К тому же он недолюбливал Квастму. – А вы взяли ребенка? – Ну да, пришлось. Он у нее на каких-то ремнях висел, и, когда Квастму стал отбирать нож, она чуть не уронила ребенка. – Ребекка сопротивлялась? – Нет. – Совсем не сопротивлялась? – Совсем. Только сказала, когда я взял ребенка: «Поосторожнее, пожалуйста, не уроните ее». – Этот вопрос как будто ясен, – заключил Рокотун. – К насилию я потом еще вернусь. А сейчас хотел бы поговорить с вами о другом. – Слушаю, – сказал Кристианссон. – Поскольку сотрудники из специального отдела, которому поручено охранять банки, не прибыли на место… – Рокотун остановился, устремив надменный взор на прокурора. – Мы работаем день и ночь, – отозвался Бульдозер. – А этот случай был оценен как незначительный, один из многих. – Однако господин Ульссон вряд ли не спит по ночам, думая обо всех тех невинных людях, которых он обрекает на тюрьму или исправительное заведение своими ошибочными и необоснованными обвинениями. Рокотун на минуту сбился, фыркнул, произнес «м-да, да-да», наконец зацепился взглядом за Карла Кристианссона, который выглядел совершенным пентюхом в своей белой куртке с голубыми вязаными манжетами, стилизованным львом на груди слева и нашитыми на спине голубыми матерчатыми буквами THE LIONS. В остальном он был одет вполне по форме. – Стало быть, первоначальное дознание вели полицейские с патрульной машины, – произнес в конце концов Рокотун. – Кто разговаривал с кассиршей? – Я. – И что она сообщила? – Что девушка подошла к стойке с ребенком на руках и положила свою сумку на мраморную столешницу. Кассирша сразу увидела нож и принялась укладывать деньги в сумку. – Ребекка держала нож в руках? – Нет. Он висел у нее на поясе. Сзади. – Как же кассирша его увидела? – Не знаю. Хотя вспомнил: она увидела его потом, когда Ребекка повернулась спиной. И закричала: «Нож, нож, у нее нож!» – Это была финка или стилет? – Да нет, что-то вроде небольшого кухонного ножа. Какие дома в хозяйстве держат. – Что сказала Ребекка кассирше? – Ничего. То есть сначала ничего. Потом, по словам кассирши, засмеялась и сказала: «Вот не думала, что так легко будет получить деньги взаймы». И добавила: «Наверно, я должна какую-нибудь квитанцию заполнить?» – Деньги очутились на полу, – продолжал Рокотун. – Как это вышло? – Это я могу объяснить. Квастму стоял и держал девушку, пока мы ждали подкрепления. В это время кассирша принялась пересчитывать деньги, проверяла, все ли в наличии. Тут Кеннет мне крикнул: «Стой, это против закона». – А потом? – Потом он еще крикнул: «Калле, тебе следить, чтобы никто не прикасался к добыче!» У меня ведь на руках был ребенок, так что я сумку только за одну ручку ухватил, вот они и высыпались. Все больше мелкие бумажки, оттого и разлетелись в разные стороны. Ну, а тут подошла еще одна патрульная машина. Мы отдали им ребенка, а сами повезли задержанную в уголовку на Кунгсхольмен. Я вел машину, а Кеннет сидел сзади с девушкой этой. – В машине что-нибудь произошло? – Да, было дело. Сперва она заплакала и спросила, куда мы дели ребенка. Потом совсем расплакалась, и Квастму решил надеть на нее наручники. – А вы что-нибудь сказали по этому поводу? – Сказал, что можно обойтись без наручников. Во-первых, Квастму вдвое больше ее, во-вторых, она не оказывала сопротивления. – Вы говорили еще что-нибудь в машине? Кристианссон примолк на несколько минут. Рокотун безмолвно ждал. Он даже не рыгал, не повторял вопрос и не талдычил насчет лжесвидетельства и обязанности говорить правду, как это принято у адвокатов.