– Скакке, – очень нерешительно произнес Гюнвальд Ларссон. – Он слишком молод, – возразил Мартин Бек. – У него малые дети, он мечтает о карьере. И к тому же ему не хватает опыта, особенно оперативной работы. Я не вынесу, если увижу его убитым в этой квартире, как увидел Стенстрёма тогда в автобусе. – Кого же ты мыслишь себе убитым в этой квартире? – спросил Гюнвальд Ларссон с необычной резкостью в голосе. Мартин Бек промолчал. – Меландер стар, – продолжал Гюнвальд Ларссон. – Он, конечно, не откажется, но ему в этом году исполняется пятьдесят пять, хватит с него таких операций. К тому же у него не та реакция. Мы с тобой и то уже в возрасте. Правда, с реакцией еще все в порядке. – Выходит, остается… – Эйнар, – сказал Гюнвальд Ларссон и глубоко вздохнул. – Я не один час об этом думал. У Эйнара есть свои минусы, они нам хорошо известны, но есть и большой плюс. Он работает с нами давно и читает наши мысли. Сейчас бы Колльберга сюда, сказал себе Мартин Бек. Наверно, Рённ и впрямь читает мысли Гюнвальда Ларссона, но это еще не значит, что он так же хорошо читает мысли Мартина Бека. Во всяком случае, до сих пор он этого не проявил. – Поговорим с ним, – сказал Мартин Бек. – Это ведь не такое задание, чтобы просто взять и распорядиться, мол, сделай то-то и то-то. – Он сейчас будет, – ответил Гюнвальд Ларссон. А пока они послали Стрёмгрена в засаду в Танту. Скакке явно слишком устал, чтобы удивляться замене. Уложил свою роскошную винтовку в ящик, смахивающий на футляр для музыкального инструмента, спустился на улицу, сел в свою почти новую машину, доехал до дома и лег спать. Красный нос Рённа просунулся в дверь только около девяти. Он не торопился. Во-первых, голос Гюнвальда Ларссона по телефону не сулил приятных сюрпризов. Во-вторых, ему давно не представлялось случая немного передохнуть. И он предпочел ехать в город на метро, тем более, что вообще недолюбливал машины. Как бы то ни было, он вошел в кабинет, поздоровался и сел, выжидательно глядя на своих коллег. Мартин Бек рассуждал просто: Гюнвальд Ларссон много лет дружит с Рённом, пусть он и говорит. Гюнвальд Ларссон так и поступил. – Мы тут с Беком основательно поломали голову, как добраться до этих типов в Танту. И нам кажется, что мы нашли мыслимое решение. Вот именно, мыслимое, подумал Мартин Бек, слушая, как Гюнвальд Ларссон излагает их план. Рённ долго сидел молча, потом поднял глаза. Мельком посмотрел на Мартина Бека, как будто уже нагляделся досыта и знал ему цену, и остановил пристальный взгляд на Гюнвальде Ларссоне. Тишина царила почти невыносимая. Поскольку отвечать на телефонные звонки было поручено Меландеру, никто посторонний не мог ее нарушить. Так прошла не одна минута, наконец Рённ произнес: – Там, откуда я приехал, такие вещи называют самоубийством. Рённ был родом из Арьеплуга. Оба преступления, зарегистрированные в этом поселке, имели место уже после того, как Рённ уехал оттуда. В чем-то эти преступления были очень схожи между собой, а различало их то, что первое полиция смогла раскрыть, тогда как со вторым потерпела неудачу. Дело номер один заключалось в том, что некий местный житель прямо на улице застрелил свою жену, мужчину, которого считал ее любовником, и, наконец, самого себя. Местом преступления была улица, там же были обнаружены все три трупа и орудие убийства. Были зафиксированы отпечатки пальцев и прочие следы, все сходилось. Полиция не без основания сочла следствие законченным и сдала дело в архив. Дело номер два непосвященному могло бы показаться пустяковым, однако неожиданно возникли осложнения. Известный в округе пьянчужка по имени Нелон Нелонссон взломал около семи вечера дверь местного магазина и поставил себе титаническую задачу выпить все имевшееся в наличии пиво. Несколько человек видели, как Нелон Нелонссон совершал взлом, еще больше свидетелей часами слышали его пьяные речи и непристойные песнопения. Дали знать в полицию, однако оба дежурных сотрудника в это время разъезжали по безлюдному краю на патрульной машине, которую Центральное полицейское управление, несмотря на упорное сопротивление всех инстанций, сумело навязать огромной лапландской зоне. Машина была оснащена счетчиком оборотов, что вынуждало полицейских совершенно попусту покрывать десятки тысяч километров. Вообще-то в поселке был еще третий полицейский, но он по случаю своего выходного дня упился до того, что его не то что довести – донести нельзя было до места преступления. Когда патрульная машина много часов спустя вернулась из тундры, пиво было выпито, а Нелон Нелонссон исчез. Впрочем, на другой день его обнаружили спящим на чердаке магазина и разбудили, однако он все отрицал. Через некоторое время он перебрался в более южные области страны и – возможно, потому, что то самое пиво ударило ему в голову, – решил проявить себя на политическом поприще. Начал как социал-демократический профсоюзный провокатор, но вскоре выдвинулся на более почетные и почтенные посты в этой шарлатанской партии. Полицейское дознание было прекращено, дело отнесли к разряду неразрешимых. Эйнар Рённ вырос славным парнем; когда пришла пора выбирать между военной и полицейской службой, он предпочел охрану общественного порядка. Характерное для высшего полицейского начальства отсутствие логики привело к тому, что его направили в Южную Швецию, и он служил в Лунде. Однако настоящую школу он прошел уже сотрудником отдела насильственных преступлений в Стокгольме, здесь он познакомился с миром до того циничным и грубым, отличающимся такой звериной жестокостью, что большинство не верит в его существование, пока сами с ним не столкнутся. Подождав еще, Рённ сказал: – Ну, а некоему Меландеру вы показывали этот свой так называемый план? – Показывали, – отозвался Мартин Бек. – Собственно, основная идея принадлежит ему. – Какая основная идея? Чтобы самому остаться в стороне? Гюнвальд Ларссон и Мартин Бек старались не подать виду, как они разочарованы таким отношением к плоду своих многодневных трудов. Но Рённ вдруг подошел к окну, посмотрел на валивший на улице мокрый снег и весело произнес: – Ну ладно уж, пишите меня. Давайте сюда ваше сочинение, почитаю еще разок. Примерно через полчаса он снова заговорил: – Надо понимать так, что Гюнвальд Ларссон врывается через дверь, а Мартин Бек спускается с балкона над их квартирой. – Верно, – подтвердил Гюнвальд Ларссон. – Ну. А я с громким рычанием выскакиваю из стены. Ой-ой. И в котором часу это должно произойти? – Когда они едят? – спросил Мартин Бек. – В девять, – ответил Рённ. – Первая трапеза ровно в девять – плотный завтрак из нескольких блюд. – Значит, мы берем их в пять минут десятого. – Ясно, – сказал Рённ. – Слышь, Гюнвальд? – Что? – На случай, если дверь окажется незапертой, учти, что квартира находится на тринадцатом этаже. Да, а откуда мы получим все эти причиндалы? – В ремонтной конторе, – сказал Мартин Бек. – А кто будет ими работать? – Полицейские, – ответил Гюнвальд Ларссон. – Не подвергать же кучу работяг безрассудному риску. – Во-во, безрассудному риску. А какие шмотки будут на нас? Гюнвальд Ларссон скривился: – Комбинезоны из ремонтной конторы. Слышь, Эйнар? – Ну? – Надеюсь, тебе ясно. – Что именно? – Что это сугубо добровольно. – Ну, – ответил Рённ. XXVII Была пятница тринадцатого декабря, однако никто не стал отпускать неуместных шуток по этому поводу. Если кто-то из тройки и сомневался, что десять пневматических молотков, работающих, по сути, в замкнутом пространстве да еще на фоне двух взбесившихся экскаваторов и четырех обезумевших щебнераспределителей, создают невообразимый шум, то его сомнения мигом развеялись в пятницу утром, без двух минут девять. Рённ трудился на пожарной лестнице с приданными ему тремя полицейскими, и надо сказать, трудился очень ловко, буря отверстия на такую глубину, чтобы стена обрушилась от малейшего толчка. Кстати, он был в отряде чуть ли не единственным, кому доводилось раньше держать в руках пневматический молоток. Гюнвальд Ларссон, который орудовал молотком на лестнице около лифтов, быстро убедился, что эта работа ему не по плечу. Хотя он побагровел от напряжения, бур прыгал во все стороны, и единственное, в чем он вполне преуспел, – производство шума. Мартин Бек лежал на балконе этажом выше, держа наготове алюминиевую стремянку; семья, снимавшая эту квартиру, не стала особенно возражать, когда явилась полиция и попросила их временно перебраться на другой этаж. Вторая квартира на том этаже, где поселились японцы, пустовала; дом был настолько скверный, а квартплата настолько высокая, что те, кому она была по карману, предпочитали найти себе что-нибудь получше. Международная компания, которой принадлежали эти дома, недавно предъявила многомиллионный иск другому международному концерну, который строил их, за нарушение контракта, выразившееся в халтурной работе, жульничестве, использовании некачественных материалов и прочих грехах, ставших чуть не правилом на крупных стройках в Швеции. Пока жильцы покорно платили все, что положено и не положено, пока они молча страдали, до тех пор и домовладельцы не жаловались, хотя дома были настолько хилые, что только чудом не разваливались через минуту после приемки. Но теперь с квартирами полегчало, люди стали малость потребовательнее и уже не мирились безропотно с плодами откровенной спекуляции на жилищном кризисе. Сквозь водосточное отверстие Мартин Бек видел балкон японцев; они дважды выходили и смотрели на экскаваторы и щебнераспределители, которые были ответственны только за часть немыслимого грохота. На подготовку акции отводилось восемь минут, и оперативная группа уложилась в этот срок. Ровно в пять минут десятого Гюнвальд Ларссон высадил дверь и ворвался в квартиру. То, что двумя секундами раньше выглядело вполне приличной имитацией дерева, превратилось в груду непонятного мусора. Рослый японец, бросив завтрак, вскочил на ноги с автоматом наготове, но в ту же секунду, или, вернее, долю секунды, вся стена справа от него качнулась и частично обрушилась в комнату вместе с Эйнаром Рённом; впрочем, последний устоял на ногах и выглядел довольно грозно со своим «вальтером». Одновременно Мартин Бек, соскочив со стремянки, вышиб ногой балконную дверь, причем обнаружил, что это очень интересное занятие, пусть даже дверь сделана на фуфу, из стекла и фанеры, а не из добротной древесины, между тем как Леннарт Колльберг готов был поклясться, что на его глазах Гюнвальд Ларссон в критический момент высадил дверь Стоматологической поликлиники, которую в обычных условиях только танк смог бы прошибить. Японцы были великолепно тренированы и обладали фаталистическим мужеством; кроме того, они умели верно оценивать обстановку. Несмотря на всю их бдительность, они были застигнуты врасплох, притом сразу с трех сторон. Оставалось выполнять полученные инструкции, пока их не застрелили эти трое в оранжевых комбинезонах – очевидно, переодетые полицейские. Террористы не произнесли ни слова, даже когда Гюнвальд Ларссон, пользуясь тем, что рослый повернулся в сторону Рённа и обрушившейся стены, изо всех сил ударил его по затылку рукояткой своего «Мастер-38», отменного пистолета, который он приобрел на собственные средства, но из которого еще не застрелил ни одного человека. Почти одновременно из белых трапезных одеяний упали на пол две деревянные коробки, по виду и размерам очень похожие на обыкновенные сигарные ящички. Каждая была соединена длинным проводом с запястьем владельца. Нетрудно было сообразить, что это такое: компактные бомбы. Второй конец провода прикреплен к запалу. Если хоть один из японцев успеет дернуть провод, коробка взорвется, причем заряда, наверно, хватит, чтобы прикончить всех пятерых. И почему бы им не успеть? Сильный рывок, детонация – и конец.