– В этот день в 1966 году в Британии вышел альбом «Битлз» «Револьвер», – заметил Уинтер. – А за четыре года до этого, в 1962-м, был арестован Нельсон Мандела, – парировал Собек. – А три года назад вы убили свою жену. Собек перестал созерцать горы и уставился на Уинтера. – Я думал, мы договорились, что это был не я. – Нет, мы договорились, что это не было преднамеренным убийством. А это не одно и то же. Вы убили Изабеллу, открыв дверь на кухню. Это факт, не подлежащий никаким сомнениям. Вы убили свою жену. Собек впился глазами в Уинтера. – Вы хотя бы представляете, каково это – убить любимого человека? Каково это – носить на своих плечах вину за это? – Я могу себе это представить. – Нет, не можете. У вас нет подобного опыта. Либо вы пережили ураган, либо нет. – Поверьте, я пережил ураган. – Не думаю. – Значит, останемся каждый при своем мнении. – Андертон рассказала мне, что вчера вы общались с Эриком Кирчнером и пытались поговорить с Дэвидом Хэмондом. Зачем вы сюда пришли? Хотите, чтобы я описал ощущения от убийства Изабеллы? – Вообще-то я хотел узнать, как вы познакомились. Вопрос ввел его в ступор. – И как это поможет поймать убийцу? – У всех жертв есть что-то общее с ним. Он не выбирал их случайным образом. А поскольку Изабелла стала первой жертвой, с ней пересечение должно быть больше, чем с двумя последующими жертвами. Именно она вызвала у него готовность воплотить фантазии в реальность. Если мы поймем, как она попала в его поле зрения, то сможем поймать его. Чем больше я буду знать об Изабелле, тем больше шансов, что это случится. Собек поднял с земли термос и кивком предложил Уинтеру. Уинтер кивком ответил. Кофе был крепкий и горький. Сахара не было, поэтому пришлось пить так. Они вдыхали кофейный аромат несколько секунд, пока ветер не унес его вдаль. – Изабелла пришла в мою компанию устраиваться на работу. Мне нужен был личный ассистент. До сих пор помню, как я ее увидел в первый раз. Открылась дверь, и вошла она – самая красивая женщина, которую я видел в жизни. Вы когда-нибудь хотели быть с женщиной так, что, казалось, сердце вырезают из груди? – Не думаю, – покачал головой Уинтер. – Ну вот и я тоже, до нее. А с ней я почувствовал это. – Вы дали ей работу? – Конечно. Она целый месяц не соглашалась поужинать со мной. А через восемь месяцев мы поженились. А еще через два года она умерла. Уинтер сделал глоток кофе и стал обдумывать сказанное Собеком. Несоответствий не было, но было ощущение недосказанности. Он снова поймал себя на мысли, что Изабелла была собственностью Собека, предметом обладания. – Когда вы взяли ее на работу, она ведь с кем-то встречалась? – Да, – осторожно ответил Собек. – Что лишь добавляло ей привлекательности, ведь запретный плод сладок. Так как же вы вывели соперника из игры? Вы же не могли просто сидеть и пассивно ждать, пока они расстанутся? Обычная интрижка с ней была вам неинтересна, потому что важно было показать миру, что она – ваша. Откупиться от него вы тоже не могли бы из-за риска, что он расскажет ей, и тогда она бы не захотела отношений с вами. Думаю, вы его каким-то образом подставили. – Следите за языком. Вы о моей жене говорите. – Что интересно, суть моей фразы вы не опровергли. Собек посмотрел на него, но ничего не сказал. – Когда вы видите что-то, что вам нравится, вы должны завладеть этой вещью, так? Чего бы это ни стоило. Самолеты, машины, дома, женщины. Как же вы его подставили? На вашем месте я бы подстроил все так, будто он ей изменял, и проследил бы, чтобы Изабелла узнала об этом. – Вы ошибаетесь. Уинтер заметил, как напрягся его подбородок. Еле заметный знак, который все же имел место. – У входа стоит белый микроавтобус. Предполагаю, он от вас? Сколько людей вы наняли следить за кладбищем? Собек снова напряг подбородок еле заметным движением мышц. Кроме этого, он провел рукой по волосам, убирая их с лица. – Я не понимаю, о чем вы говорите. – Серийные убийцы любят приходить на могилы жертв, – сказал Уинтер. – Это дает им возможность заново пережить преступление. Годовщина убийства – оптимальное время для таких визитов, потому что эмоции накаляются. Вы ведь здесь поэтому, не так ли? Ваш приход не имеет никакого отношения к памяти жены, вы лишь хотите выманить убийцу, так? Если он увидит вас на могиле, это обострит его воспоминания. Вчера мы договорились быть честными друг с другом. Настало время сознаться. Собек молчал. Но молчал уже по-другому. Он скорее собирался с силами, нежели избегал ответа. Сделав глоток кофе, он посмотрел на ангела, охраняющего могилу его жены. – За всеми входами на кладбище наблюдают частные детективы. То же самое происходит на кладбищах, где захоронены Алисия Кирчнер и Лиана Хэмонд. – И что произойдет, если там появится убийца? – Если это случится, – улыбнулся Собек, – я выполню свой гражданский долг и осуществлю гражданский арест, а затем передам его полиции. – А вдруг он будет сопротивляться аресту? – Я использую доступные мне инструменты для нейтрализации его сопротивления. – А чье лицо вы представляете, когда бьете по груше у себя в спортзале? – Я в состоянии контролировать свои эмоции. – В этом я не сомневаюсь. Весь вопрос в том, насколько вы захотите контролировать их. Собек ничего не ответил. – Знаете, – продолжил Уинтер, – сейчас лучшее, что вы можете сделать, – это не мешать и позволить всем нам делать свое дело. Следствию меньше всего нужен ваш совершенный в состоянии аффекта самосуд. – Хороший совет, – съязвил Собек. – Я его рассмотрю. Уинтер поставил свой стакан на землю и встал. – Спасибо за кофе. – Я хочу получать регулярные отчеты в течение этого дня. – Я уверен, Андертон будет рада их обеспечить. Уинтер ушел не оборачиваясь. Телефон завибрировал, когда он уже подходил к главным воротам. На автоответчике было десять сообщений от Андертон. Все они пришли, когда он был с Собеком. На могиле была мертвая зона в прямом и переносном смысле. Уинтер поставил на воспроизведение первое сообщение. Звук прерывался, но смысл был понятен. «Еще одна бомба. Ребенок. 10 лет. Срочно перезвоните». Он нашел номер Андертон, нажал на кнопку вызова и побежал к машине. 18 На Спенсер-авеню уже стояло четыре фургона новостных каналов, вокруг которых сновали техники и репортеры. Самый большой принадлежал «Глобал Би-си». Рядом стояла Шарлотта Дилейни и, активно жестикулируя, раздавала команды. Она казалась ниже ростом, чем вчера, словно вне студии вся ее значимость испарялась. За фургонами улица была перекрыта. У заграждений нос к носу стояли полицейские машины – патрульные, микроавтобусы, джипы. В двадцати метрах от них располагался сам дом. Малиновая облицовка, аккуратная лужайка с деревьями – все имело очень уютный вид. Скорее всего, это был дом на две спальни, не больше. По словам Андертон, здесь жила Майра Хупер и ее десятилетний сын Коуди, который и взорвал бомбу. Муж жил отдельно. Около ограждений стояли десять полицейских в форме и восемь следователей в штатском. Фримен наверняка был уже внутри, желая все видеть своими глазами. У дома уже стояло несколько зевак из числа соседей, не скрывающих своего любопытства. Через некоторое время сюда придут толпы. Уинтер расплатился с таксистом, дав ему щедрые чаевые за превышение скорости, и, не тратя времени, пересел в «мерседес» Андертон. Дилейни была погружена в происходящее за ограждениями, но ничто не мешало ей в любой момент обернуться и увидеть его. А меньше всего Уинтеру хотелось сейчас говорить с ней. С момента взрыва прошло совсем немного времени, и никакой официальной информации еще не было. В этот период ожидания она будет готова на все, чтобы вытянуть из кого-нибудь хоть что-то. Уинтер наблюдал за происходящим через лобовое стекло. Обстановка напоминала муравейник – все бегали туда-сюда с важным видом. – Мы не спасли ее, – сказал он, нарушив молчание. – Вы не можете винить себя за случившееся. – Я и не виню. Не я собирал бомбу и не я привязывал ее к груди Майры. – Ну да, но лично я чувствую вину. Мне все время кажется, что я могла бы сделать больше, ведь он обходит меня вот уже три года подряд. – Может, и так, но нужно держать вину в рамках. Она только мешает. – Ну да. По крайней мере, вы тоже ошиблись – не догадались, что следующей жертвой станет ребенок.