– Что ж, это прогресс, как я понимаю, – сказал Уинтер. – Видимо, мы его впечатлили. – Или же он хочет держать нас в поле зрения, чтобы мы чего не натворили. Знаете, как говорят: держи друзей близко, а врагов еще ближе. – Это так цинично. – Зато реалистично. Андертон повернулась к Барнфилд и улыбнулась. – Хезер, спасибо тебе еще раз за помощь. Как будешь в городе, позвони, давай вместе выпьем кофе. – Или чего покрепче, может? – Да, я только за, – засмеялась Андертон. Они встали попрощаться. Зевс поднял хвост и замахал им, как вертолет лопастями. Лодка Дейла продолжала дрейфовать посреди озера. Уинтер решил, что завидует ему. В реальности рыбалка наскучила бы ему уже через пять минут, но в фантазиях все было иначе. Жизнь, полная мира и спокойствия, казалась привлекательнее жизни, заполненной убийствами, ужасом и разрушением. Пожав руки Барнфилд, Уинтер и Андертон сели в «мерседес» и поехали назад, на запад. По пути на смену граниту и камню постепенно приходили горы из стали и стекла под названием Ванкувер. Не менялось одно лишь небо – бездонное, чистое и пронзительно голубое. 25 Андертон не снимала ноги с педали газа всю дорогу, и обратный путь они проделали на пятнадцать минут быстрее, оказавшись в городе уже к полудню. По дороге они почти не разговаривали – обоим требовалась тишина и возможность подумать. Уинтер размышлял над тем, что им скажет Фримен. У того неизбежно есть программа в голове. Когда речь идет о сотрудничестве с такими персонажами, как Фримен, речь всегда идет о некой программе. Штаб полиции в Ванкувере располагался в уродливом здании на Кэмби-стрит, граничащей с районом Маунт-Плезант. Кирпич, стекло и беспощадно прямые углы – никакие усилия не могли бы сделать это здание хоть немного симпатичнее. Пять минут пешком на восток – и вы уже в депрессивной двухкомнатной квартире Эрика Кирчнера. Пять минут пешком на север – и вы в отеле «Шангри-Ла». Андертон заехала на парковку и выключила двигатель. Они вошли внутрь, быстро миновали пост охраны и подошли к лифтам. Следственный отдел располагался на шестом этаже. Андертон шла, как человек, бывавший здесь уже миллион раз. – Странно тут находиться? – спросил Уинтер. – Немного. Знаете, в этом здании я провела больше часов своей жизни, чем где-либо еще на земле, – Андертон покачала головой и усмехнулась. – Даже не думала об этом никогда. И это довольно депрессивная мысль. Чуть помедлив, она открыла дверь к следователям. Все столы были повернуты лицом к информационным доскам, расположенным в самом центре комнаты. За столами сидели четверо сотрудников. Трое говорили по телефону, четвертый был занят за компьютером. Все четверо были погружены в работу, что было вполне предсказуемо. Дело, которое за прошедшие 363 дня имело нулевую степень активности, вдруг стало первоочередным. Часы тикали. У всех в голове была цифра сорок восемь. Если они не поймают убийцу за следующие сорок восемь часов, дело снова перейдет в режим ожидания еще на 363 дня, после которых последует новый удар. Фримен стоял у стены и распекал одного из следователей. Тот не слишком расстраивался, словно это было нечто повседневное. Возможно, так оно и было. Как раз из-за такого стиля управления, которым отличался Фримен, Уинтер и предпочитал работать сам на себя. Плохо, когда тебе говорят, что делать. Хуже этого может быть только то, что это делает человек, которого ты совершенно не уважаешь. Они подошли. Фримен поднял вверх палец, чтобы дать понять, что закончит через секунду, и продолжил издеваться над подчиненным. В отсутствие деятельности Уинтер всегда начинал тревожиться. В состоянии скуки его мозг начинал искать, чем бы развлечься. Так было и в детстве – он постоянно читал, или играл в компьютерные игры, или занимался на фортепиано – что угодно, лишь бы не скучать. – Пойду посмотрю на оперативные доски, – прошептал он Андертон. – Позовите меня, когда Фримен закончит. – Конечно. Он подошел к доскам в самом центре комнаты, понимая, что все на него смотрят. Работая в ФБР, он привык к тому, что его воспринимают как неизбежное зло. Сотрудников их отдела поведенческого анализа часто привлекали к расследованиям полиции в качестве консультантов, потому что никто лучше них не умел составлять портрет убийцы. Оборотной стороной медали было то, что в следственной группе всегда был кто-то, кто считал, что присутствие ФБР – это оскорбление их компетентности. На этот раз этим человеком, воспринимающим Уинтера как неизбежное зло, был руководитель следствия. Взгляды, которые он ловил, лучше слов свидетельствовали о том, что говорилось за его спиной. Впрочем, на него это никак не влияло. Когда ты сын серийного убийцы, без толстой кожи не прожить. А работа в ФБР сделала его еще менее пробиваемым. Уинтер начал с самой левой доски и двигался вправо. На стендах висело множество фотографий жертв – живых и мертвых. Посмертные фото производили неизгладимое впечатление. На этот раз его больше интересовали фотографии Коуди и мужей. Их было также предостаточно. Значит, вот кто настоящие жертвы. Что убийца видел в них? Что заставило его наблюдать за ними? Уинтеру удалось чуть-чуть приоткрыть завесу над тем, как мыслит убийца. Теперь нужно понять, как использовать эту информацию. Карта города на среднем стенде охватывала ту же часть Ванкувера, что и в его номере. Разница была лишь в том, что Фримен использовал красные кнопки, а не рисовал кресты. И здесь их было четыре, а не три. Четвертая кнопка пометила Спенсер-авеню, где жили Майра и Коуди. И новый адрес снова вписался в круг, который Андертон начертила на его карте. В этом районе проживает сто тысяч человек. Включая убийцу? Это казалось вероятным. Четыре раза из четырех он предпочел взрывать именно здесь. Похоже, это район, в котором он чувствует себя уверенно. На этих улицах ему все знакомо. Если он и не живет здесь сейчас, значит, жил когда-то в прошлом. На правом стенде было три фотографии. Они появились только сегодня. На верхней – живая Майра Хупер. Фото было сделано в Нью-Йорке во время отпуска. Она стояла около театра «Маджестик» на Бродвее. На фоне виднелась часть афиши «Призрака оперы». Она была счастлива, расслаблена, в полном неведении о зловещем будущем. Следующее фото было сделано на месте преступления. Майра лежала на кровати, тело обезображено взрывом. На третьей и последней фотографии был Коуди. Фото было взято с холодильника. Он смотрел в объектив и забавно улыбался. Фон был слишком нерезким, и трудно было понять, где именно сделан снимок. Вдруг в комнате раздался негромкий свист. Уинтер повернулся и увидел, что Андертон жестом подзывает его подойти. Он быстро двинулся к ней, на ходу стянув со стендов фотографии каждого из мужей. Когда он подошел, Фримен и Андертон говорили о следах. Криминалисты выяснили, что след, найденный напротив дома Майры, принадлежал мужчине. Размер ноги был намного меньше среднего, поэтому можно было предположить низкий рост. Глубина следа указывала на то, что и вес был ниже среднего. Андертон кивала и одобрительно хмыкала, словно слышала эту информацию впервые. Было рано делать вывод, что след оставил именно убийца, но все на это надеялись. Если бы удалось найти следы суперклея на стволе, это стало бы решающим аргументом в пользу данной версии. Образцы были взяты и уже исследовались в лаборатории, но результатов еще не было. Уинтер расчистил себе место на ближайшем столе, перемешал фотографии, а затем разложил их в три ряда по три. Они легли в случайном порядке, чего он и добивался. Первый ряд начинался с Эрика Кирчнера в левом верхнем углу. Справа от него были две фотографии Николаса Собека – одна с бородой, вторая – без. Второй ряд начинался и заканчивался Дэвидом Хэмондом. Третий заканчивался Кирчнером. Уинтер кивнул на фотографии. – Вот и портрет нашего убийцы. 26 Фримен вопросительно посмотрел на Уинтера. Молчание разделяло их подобно пропасти. В кабинете стоял шум множества разговоров, но все было где-то далеко. – С самого начала логика выбора жертв вызывала много вопросов, – начал Уинтер. – Что ж, сейчас вопросов больше не осталось. Жертв объединяют мужья. Памятуя об этом, посмотрите еще раз на фотографии и скажите, что вы видите. Обращайте внимание на картинку в целом, а не на детали. – У всех черные волосы и карие глаза, – сказал Фримен. – И им всем за тридцать. – Именно так. И это описание убийцы. Мы ищем человека с черными волосами, карими глазами в возрасте за тридцать. А также он женат, в той или иной форме. Гарантирую. – Это очень сильно притянуто за уши, – качал головой Фримен. – Не притянуто. Серийные убийцы с отлаженной схемой действий запредельно долго выбирают жертв. От них зависит, насколько качественно реализуются фантазии убийцы. Жертва – в центре всего. Процесс выбора – не каприз, поэтому-то у меня были проблемы с этим делом с самого начала. Я не мог найти логику в выборе жертв. Между Изабеллой, Алисией и Лианой не было никакого физического сходства. У них разные возрастные группы, две – белые, одна – азиатка. Если бы речь шла о спонтанных убийствах, тогда отсутствие логики может иметь место, но здесь речь о тщательно спланированных действиях. – Уинтер прав, – вставила Андертон. – Мы наконец-то нашли связь между ними. – Хорошо, но как же тогда сын Майры Хупер? Ему-то не тридцать лет. И он не женат на жертве. – Последнее убийство – аномалия, – заявил Уинтер. – И нам стоит благодарить за нее богов, которые смотрят на нас с небес. Мы очень сильно продвинулись со вчерашнего дня. Если мы сможем ответить на вопросы, которые вызывает последнее убийство, то эта дорога приведет нас прямо к двери его дома. – Вы гарантируете? – Да. – Хорошо, допустим, вы правы. Как это нам поможет? – Это помогает проникнуть в ход мыслей убийцы. При чем здесь мужья? Они убивают жен. Возникает вопрос: почему убийца хочет смерти своей жены? – Возможно, она ему изменила, – предположила Андертон. – Или просто ей надоело, и она ушла от него. Быть замужем за серийным убийцей – не рецепт долгой и счастливой жизни. – Вы удивитесь. Мои родители были женаты тринадцать лет и развелись только после ареста отца. Можете мне не верить, но до этого момента у нас было множество счастливых дней. Моя мама не была глупой, она многое делала для того, чтобы их брак был счастливым. В этом смысле она ничем не отличалась от многих других жен. При этом я согласен, что что-то должно быть не то с браком убийцы. – Могли проблемы в браке спровоцировать первое убийство? – Я думаю, что так оно и было. Как вы считаете, бывают ситуации, в которых врать лучше, чем сказать правду? – спросил Уинтер у Фримена. – Не понял. – Это же простой вопрос. Допустима ли ложь? – Вы всерьез рассчитываете, что я признаю, что допустима? – Хорошо, я перефразирую. Как вы считаете, допустима ли ложь, которая принесет больше пользы, чем вреда? Фримен посмотрел по сторонам, словно искал скрытые камеры, и ничего не сказал. Уинтер похлопал себя по футболке с Заппой. – Успокойтесь, на мне ничего нет. – Если вам есть что сказать, то просто скажите. Можно без вот этого театра. Уинтер убрал фотографию Собека с бородой. На столе осталось восемь лиц. Все с черными волосами и карими глазами. Всем около тридцати пяти. Все бритые. – У вас есть портретист? – Я же попросил без спектаклей. – Я без спектаклей. Это совершенно рациональный вопрос. – Нет, у нас портретисты не работают. Теперь вместо них компьютерные программы составляют фотороботы. – У кого это получается лучше всех? – У Женевы Тарантини, – ответила Андертон. Фримен бросил на нее многозначительный взгляд. – Я бы предложил Тарантини. – Раз вы оба совпали во мнении, пусть это будет Тарантини. – Уинтер собрал со стола фотографии, аккуратно сложил и передал Фримену. – Ей нужно сделать фоторобот из трех мужей. Когда она закончит, отдайте результат в СМИ и скажите, что некий свидетель заметил подозрительную активность рядом с домом Майры Хупер.