– Ниже, чем папа. – Насколько? – Намного. – Ты можешь вспомнить, что он сказал? Коуди замолчал. Одна, две, пять секунд. Уинтеру не терпелось задать следующий вопрос, но он ждал. – Он сказал, что у него собака пропала неделю назад, и спросил меня, люблю ли я собак, – тихо сказал Коуди. – Я ответил, что я хочу собаку, но мама и папа мне не разрешают. Он уговаривал маму купить мне собаку и все время шутил. Мама смеялась. – Он показался тебе добрым? – Да, очень. И он очень грустил из-за собаки. Мне было его очень жалко. – Что-то еще он говорил? – Спросил меня, какая у меня любимая команда в высшей лиге. Наверное, потому что у меня был с собой мяч. Я сказал, что «Уайткэпс». Он спросил, на какой позиции я играю. Я ответил, что полузащитник. – Что-то еще? Коуди помотал головой. – Посмотри еще раз на фото, – попросила Андертон. – Ты сказал, что он выглядел иначе. Какие черты отличаются? – Не знаю. Волосы покороче, наверное. – А еще? – Даже не знаю, был ли это он, – покачал головой Коуди. – Может, и нет. Нет, это не он, – засомневался Коуди, еще раз взглянув на экран. Уинтер передал телефон Андертон. – Нам нужна Тарантини, здесь и сейчас. – Я тоже так считаю, – Андертон повернулась к Коуди. – Мы сейчас пригласим сюда еще одну женщину. Сможешь сказать ей, как выглядел тот человек, чтобы она смогла его нарисовать? Коуди кивнул. – В каком парке был пикник? – В Александра-парк. – Помнишь, где именно вы сидели? – Рядом с павильоном для оркестра. В дверь постучали, и Хупер пошел открывать. Вместе с ним в комнату вошли Джефериз и его коллега – строгая женщина в возрасте около тридцати. В руках у Джефериза был распечатанный фоторобот. – Я так понимаю, вы просто мимо проходили, – сказал он. – Да, примерно так, – ответила Андертон. – Не хотите ничего рассказать? – Только то, что Коуди узнал мужчину на фото. Нужно, чтобы Женева Тарантини поговорила с ним. – А как у вас оказался фоторобот? Андертон лишь улыбнулась. – Хорошо, теперь мы сами здесь всем займемся. – Ни капли не сомневаюсь. Полностью доверяю вам, детектив Джефериз. Андертон встала уходить, Уинтер тоже поднялся. Она поблагодарила Хупера за время и направилась к двери. 30 Как только за ними закрылась дверь, Андертон начала звонить. Разговор длился, пока они не ступили на тротуар. Короткие, острые вопросы, много «да», еще больше киваний, хотя человеку на том конце они были не видны. Наконец, она положила трубку. – Все как я думала. Фримен ездит с фотороботом по всем мужьям. – Вам расскажут, если это что-то даст? – Конечно. Она снова взяла телефон и сделала еще один звонок, но он остался без ответа. Сообщение она оставлять не стала, просто завершила вызов и начала тыкать в экран. – Собек? – спросил Уинтер. Она кивнула. – Он не отвечает, так что я ему написала СМС. Если он имеет что сказать по поводу фоторобота, я хочу знать об этом как можно раньше. – Вряд ли что получится. Только если после захода солнца. Она вопросительно взглянула на Уинтера. – Он на кладбище, а на могиле Изабеллы не ловит телефон. – Вы так говорите, как будто точно знаете. – Я там был сегодня утром. Андертон метнула в него еще один взгляд. – Все было цивильно и мило. Он даже угостил меня кофе. А знаете, Собек мог бы успеть на кладбище прямо из дома Хупера. Время позволяет. – Это не он, Уинтер. – Было бы настолько легче, если бы был он. – Да. Если бы все в жизни было так просто и стройно. – Сколько отсюда до Александра-парка? – Сейчас можно доехать за двадцать минут. Он на воде, недалеко от вашего отеля. Машин на дорогах было немного, и они добрались быстро. Андертон нашла парковку около входа, они вышли, и Уинтер сразу же закурил. Было самое жаркое время дня, солнце палило. Жара его не беспокоила. Он всегда был готов променять дождь на жару. Отыскав темные очки, он надел их, последовав примеру Андертон. Парк был маленький. По одну сторону была вода – до самого горизонта. По другую – в потрясающе голубое небо уходили небоскребы, а между ними, создавая трехмерное пространство, возвышались горы. Сколь ни впечатляющи были небоскребы, горам они не конкуренты. И через десять тысяч лет после того, как обрушится последний небоскреб, горы будут стоять как ни в чем не бывало. На первый взгляд оркестровому павильону можно было дать лет сто. Но он был гораздо новее и, вероятно, был построен вместо предыдущего. Он имел форму восьмиугольника и напоминал пагоду. C какого ракурса ни сними, он замечательно смотрелся бы на открытке на фоне воды, гор или небоскребов. А благодаря коричневой краске павильон хорошо сочетался с деревьями. Уинтер подошел к лестнице и сел. Андертон села рядом. Некоторое время он сидел, курил и вбирал в себя окружающий вид. Приятно было на мгновение остановиться и все взвесить. Чаще всего работа следователя продвигается вперед очень медленно, как в болоте. Но только не в данном случае. События развивались очень быстро, что было, безусловно, хорошо. Единственным минусом был риск пропустить что-то важное. В спешке слишком просто не заметить ключевой знак. – Как лицо? – подала голос Андертон. – Болит. Удар правой у Хупера – то что надо. – Я могла б и посильнее, – хмыкнула Андертон. – Легко говорить, когда не ваше лицо под ударом. Почему вы пошли в полицию? – спросил Уинтер, затягиваясь. – Потому что я ненавижу несправедливость. Всегда ненавидела. В школе, если кого-то травили, я всегда вмешивалась. – Даже если получали за это? – Да, бывало пару раз, – засмеялась Андертон. – Никому не нравится, когда мешают получать удовольствие. Особенно тем, кто травит более слабых. Но меня это не останавливало. Как только появилась возможность, я пошла работать в полицию. А вы? Как попали в ФБР? – На этот вопрос у меня нет четкого ответа. – Конечно, нет. Но что-то же подтолкнуло вас в этом направлении.