Прошло уже полчаса с тех пор, как мы покинули гавань, — думаю, к этому времени знаменитости, что тусили на вечеринке, уж точно должны были обнаружить, что их почетный гость смылся в неизвестном направлении? Я чертовски сильно надеялась, что они также найдут и его записку и не поднимут на ноги всю местную полицию, чтобы найти и спасти его. Если они будут разыскивать его на побережье, то точно услышат от сборища фанатов, что Логана Раша увезла в неизвестном направлении какая-то девушка. Решат ли они, что я его похитила? Пытаясь отделаться от преследователей, я сделала множество поворотов, и мы заехали в незнакомый мне и заброшенный промышленный район на задворках Кейптауна. Дорога с односторонним движением впереди широко разветвлялась на три направления, всё вокруг едко-желтым цветом освещали уличные фонари, во многих из которых были выбиты лампочки. Двое бездомных устроили пьяную перебранку на перекрестке, и я заторопилась. В опросе «Вы бы предпочли, чтобы к вам пристали ночью на безлюдной улице… (а) двое пьяных бомжей, (б) вооруженные бандиты на машине, (в) группа чокнутых фанатов Раша?» я бы выбрала «(г) ничего из вышеперечисленного». Мне надо было найти безопасное место и дождаться там, пока Логан проспится и протрезвеет настолько, чтобы сказать, куда его везти. Плюс к этому нужно избавиться от хвоста из папарацци и фанатов до того, как мы заедем в центр. Я посмотрела в зеркало заднего вида и увидела, что к нашей процессии присоединились еще две машины. Одна из любимых поговорок Зеба гласит: «Гонятся только за теми, кто убегает». А что, если фанаты и папарацци преследуют нас лишь потому, что мы пытаемся бежать? Может, если я дам им хороший шанс увидеть Логана и спокойно сделать фотографии, после они поведут себя вежливо и разъедутся по своим делам и оставят нас в покое? Ага, и, может быть, свиньи отрастят себе крылья да будут летать. Светофор впереди загорелся желтым. Мне придется остановиться. Как же мне обхитрить преследователей? Я поспешила подъехать к светофору, который теперь сменился на красный, вывернула руль и припарковалась поперек трехполосного шоссе так, что дверца моей машины была обращена к нашей приближающейся свите. Я налегла на ручной тормоз и, оставив мотор включенным, вышла из машины, чтобы встретиться с ними лицом к лицу, захлопнула за собой дверцу и подняла руку в жесте стоп. Другие машины тоже затормозили, и из всех окон выглянули лица, на которых было написано ожидание. — Подойдите посмотреть, — громко сказала я и стала звать их жестами. Фотограф и пара фанатов выбрались из своих машин. — Давайте, живее! Он заснул в машине. Вы можете сделать пару снимков. Как только первые несколько преследователей подбежали к нам с камерами и смартфонами наготове, все прочие повыпрыгивали из машин и последовали их примеру. Как я и надеялась, у них моментально прошла истерика, они спокойно подошли ближе и тихо столпились у машины с моей стороны. Одна из предводительниц нагнулась, чтобы протиснуться поближе к окну моей закрытой двери, и вежливо спросила у меня: — Можно? Можно мы сделаем снимки? — Да, конечно. Всем видно? Теперь уже все покинули свои машины, столпились около моей и возбужденно болтали. — Он здесь — в машине! — Это правда он! — Она разрешила нам сделать фотки! — А-а-а, у меня батарейка села! Светофор загорелся зеленым. Плешивый, жующий жвачку папарацци с узким лицом, как у хорька, сделал ко мне несколько шагов. — Мы не умеем смотреть сквозь металл, леди. Или сквозь вас. — Конечно, — сказала я и выдала, надеюсь, свою самую обезоруживающую улыбку. — Извините. Вот, позвольте мне открыть вам дверь. Я повернулась, открыла дверцу машины и резко запрыгнула внутрь, заблокировала все двери, убрала тормоз и развернула машину на перекрестке. — Давай, давай, давай! — заорала я на мотор и утопила в пол педаль газа. Мотор громко захныкал, протестуя, но у меня больше не было толпы фанатов на хвосте. Красный на светофоре вряд ли их остановит, но они, должно быть, разбежались по своим машинам, попрыгали внутрь и тоже стали заводиться. Если бы мне только найти хорошую тропинку где-то… где-то… ага, вот! Я нырнула на темную улицу, что изгибалась таким образом, что ее было почти не видно с главной дороги, и свернула в первый же открытый проезд, который увидела, пролетела пулей в ворота, что болтались на сломанных петлях, и проехала вглубь по неосвещенной аллее. Мертвенно-белый свет моих фар освещал высокие кипарисы, растущие с каждой стороны. Я проехала еще пятьдесят метров, выключила двигатель, фары, сползла вниз, устраиваясь поудобнее на своем сиденье, села тихо, тяжело дыша, словно я только что убежала от маньяка с бензопилой в руках. На соседнем сиденье Логан все еще спал мертвым сном. Моя езда безумной каскадерши должна была его хорошенько помотать, но он ни разу не проснулся. Он спал так тихо, что я ткнула его под ребра, чтобы проверить, жив ли он еще, и расслабилась, когда он сперва всхрапнул, затем икнул. Я впилась глазами в его лицо. Тут не может быть двух мнений: парень — настоящий красавчик, несмотря на то что у него на лбу начал расплываться багровый синяк. Невероятно, невозможно, однако в жизни он был еще красивее, чем на экране. Он был истинным воплощением всего, что я о нем знала. А знала я попросту все, что только было в доступе. Логан Раш. Возраст: 20 лет. Национальность: американец. Рост: 6 футов 1 дюйм (что конвертер в интернете перевел как 1,85 м). Размер обуви: 10-й. Волосы: черные. Глаза: голубые. Ни на одном сайте не указан точный оттенок его глаз, старое доброе определение «голубые» вполне их удовлетворяет. Но не меня. Зеб может сколько угодно дразниться, что у меня одержимость, но, когда дело доходит до Логана Раша, я считаю, что точность очень важна. Я изучила все фильмы и фотографии и думаю, что его глаза — темно-синие, кобальтовая синева. Достаточно темные, чтобы таить в себе секреты. Достаточно темные, чтобы утонуть в них. Когда я в последний раз пересматривала по видику фильм «Зверь: Солнце», заставив Зеба смотреть вместе со мной, я нажала на пульте на паузу, когда показывали его глаза крупным планом, и заметила, что радужная оболочка его синих глаз имеет темный контур. Я вздыхала и глазела, отпихивая руки Зеба, который боролся со мной за пульт. — Признай, что у него красивые глаза, — потребовала я. — Они точно подкрасили их ему с помощью Си-Джи-Ай. — Что? — Трехмерной компьютерной графики. И эти его шесть кубиков — явно тоже нарисовали. — Неправда. Я перемотала фильм вперед до момента, где Логан срывает с себя рубашку, собираясь вот-вот превратиться в тигра, и стала изучать его тело. Бо-ож-же мой! (Я могла сказать это не только про себя, но и вслух.) — Ага. Отфотошопили. Определенно, — сказал Зеб. — Или это просто наклейка на тело. — Ты такой циник? — спросила я. — Ты просто не хочешь признать, что тоже считаешь его знойным красавчиком. — А вот и нет. — А вот и да. — Я предпочитаю другого персонажа — ту, светловолосую и с ямочками. Она же в следующем эпизоде? — сказал Зеб. Он выхватил у меня пульт, нажал на кнопку — и вот мы уже стали любоваться на белокурую стерву. — Я люблю Логана Раша. Я говорила это всякий раз, когда смотрела фильмы с ним, и я не шутила. — Ты его не любишь — ты его даже не знаешь! — протестовал Зеб. — Нет, знаю, — говорила я упорно. — Я знаю, что у него есть младшая сестра, которая живет с их матерью в Атланте, штат Джорджия, в Штатах, и что ему было всего семь лет, когда его отец погиб в автокатастрофе и они остались без гроша. Бедненький. Первой его ролью стал Питер Пэн — в шестом классе, в школьной постановке. Я разузнала все, что только можно было, о том, как он из грязи вышел в князи. Я была в курсе даже того, что на его правой ноге был скрюченный мизинец, потому что как-то раз он опрокинул на себя швейную машинку, будучи в нежном возрасте восьми лет (и где только была его мать — беспечная женщина! Он же мог убиться!). — Ты знаешь только то, что их отдел пиара выпускает в свет, — это не то же самое, что знать его самого. Да очнись же, он может быть геем. Он явно гей. — Это не изменит моих чувств к нему, — заявила я высокомерно. — И, к твоему сведению, у нас полно общего. Услышав это, Зеб расхохотался. — И что же общего? Тебе восемнадцать… только исполнилось… а ему — ему сколько? Двадцать пять? — Ему даже двадцати еще нет! Между нами ничтожная разница в каких-то два года. — Оба твоих родителя живы, ты живешь в Южной Африке, в то время как он — в США, плюс к тому еще маленький факт, что он большая кинозвезда, а ты — мисс Никто, заканчивающая старшую школу! — Он отмахнулся от попкорна, которым я в него кинула. — Мне кажется, у вас нет абсолютно ничего общего. — Что ж, это говорит лишь о том, как мало ты знаешь. Как и у Логана, у меня была сестра. Вернее, четверо. У меня также была страсть к экологии — я вычислила, что и у него она должна быть, думая о темах фильмов, в которых он снялся. У меня была собака, и у Логана тоже. Моя была дворняжкой по кличке Лобстер. У него — коротконогая гончая по кличке Тоффи, которую он еще щенком взял из приюта для животных четыре года назад. А-а-а! — Дюжина гламурных журналов наградила его титулом «Самый сексуальный мужчина на свете», — заявила я Зебу. — В рейтинге «Муви Ньюз» «Самые горячие актеры младше 25» он занимает первое место, так же как и в рейтинге «Тин Скринз» «Самые горячие красавчики», и он остается № 1 последние три года. Его прозвали Принцем Голливуда. — Роми, — взмолился Зеб, — я признаю его самой горячей звездой из всей чертовой галактики Млечный Путь, если ты только перестанешь о нем рассказывать! Ну пожалуйста! Зеб выглядел так, будто он остановился у опасной черты, за которой следует взрыв, так что я прекратила говорить о Логане Раше. Но ничто не мешало мне о нем мечтать. Мне казалось, что я все еще мечтаю о том, чтобы сидеть с ним рядом, когда я уже сидела тут, рядом с ним, наблюдая за ним спящим. Я изучала его облик в скудном свете, каждую его черточку в формате 3D. У него были длинные пальцы музыканта и удивительно узкие запястья. Его челюсть, скрытая легкой щетиной, была квадратнее, чем казалась на экране, а лицо оказалось худее. Его изогнутые брови были такими же иссиня-черными, как и волосы, которые у него были самую малость длинноваты, а ресницы — длинные до невозможности. Длинные пушистые ресницы, которые парням совершенно ни к чему. Желала бы я оттянуть ему веко да посмотреть, какой именно оттенок у его глаз. Но всё, чего хочется моим рукам, — это гладить его. Очень нежно. Отбросить в сторону густой локон, упавший ему на глаза, когда он повернулся во сне, провести пальцами по его щекам, ощутить вкус его губ. Мои руки замерли на полпути к его лицу, когда я опомнилась. Не годится это — ласкать человека, когда он, по сути, в отключке. Я вспомнила о том, как он пытался избежать прикосновений и вторжений в его личное пространство на яхте. Бедный парень: судя по всему, люди везде и всюду стремились его потрогать: простые смертные желали прикоснуться к небожителю. Я читала статьи о том, что фанаты вырывали клоки из его одежды и даже рвали ему волосы, чтобы завладеть хоть прядкой. Нет, неправильно будет его гладить — и не имеет значения, насколько сильно искушение. А мое искушение было сильно. Я скрестила руки на груди и принудила себя смотреть в сторону. Наклонившись к зеркалу заднего вида, я высматривала, не появился ли кто-то позади нас, и увидела свет фар машины, которая медленно ездила по дороге туда-сюда, однако никто не проехал за нами в ворота. Я подумала, что от хвоста мы все-таки избавились. Однако пробыть в укрытии еще немного было явно хорошей идеей. Но в этот момент до меня дошло, что я не имею ни малейшего представления о том, где мы. Я сползла на пол со своего сиденья, чтобы рассмотреть через окно окружающую обстановку, но я увидела только низко свисающие ветви каких-то деревьев с темными листьями. Я чуть-чуть подняла голову и выглянула наружу. В слабом свете я увидела ангела в белоснежных одеяниях, распахнувшего крылья в моем направлении. Я рывком подняла вверх шпингалет и стала глазеть по сторонам, всматриваясь в каждую деталь, скрытую темнотой. Ангел восседал на массивном каменном постаменте; ряды мраморных надгробий пересекались с каменными; плохо скошенная трава, всюду букеты искусственных цветов, а припарковались мы около заросшего травой участка, где была выкопана прямоугольная яма, в которую с холмика рядом осыпалась земля. Я завезла нас в центр кладбища.