– По какому адресу вы проживаете? – Лютвиц извлёк из кармана блокнот. – Бисмаркштрассе, восемь. Это у Адольф-Гитлер-платц. Совсем рядом. Послюнив карандаш, Вольф записал название улицы крупными буквами. – А теперь расскажите, пожалуйста, про вашего дражайшего друга Диснея. Где находится его убежище? Какую именно должность в НСДАП он занимает? Откуда у него ночные пропуска? Как завербовал вас? Сколько человек убили вы лично? И, пожалуй, главное на данный момент… Почему вы не умираете от попадания пули? «Трудфронтовец» оглянулся – беспомощно, как потерявшийся ребёнок. Открыв окровавленный рот, он снова закричал, вложив в вопль свою боль и отчаяние. Однако на призыв никто не ответил. Хозяин точно имел другие планы на происходящее. Рассчитывать следовало только на себя. – Я всё расскажу, – пообещал Бруно. – Но умоляю… я истекаю кровью. Отвезите меня в госпиталь, поставьте охрану… готов сотрудничать, отвечу на любые ваши вопросы. Комаровский, не сдержавшись, засмеялся. – Мой любезный господин, – произнёс Вольф. – Мы с вами не в цирке, чтобы оценить столь уникальную шутку. Никуда мы не поедем, никакого официального ареста и допросов в кабинете, а уж тем более госпиталя не будет. У рейха, если вам неизвестно, имеются некоторые проблемы с выживанием. Возможно, на моём рабочем месте уже хозяйничают русские. Скажу одно, я сейчас просто чрезвычайно зол на окружающий мир, и, похоже, мой коллега тоже. Говорите, или мы вас разрежем на кусочки. Против ножей, надеюсь, вы защиты не имеете? – Вы даже не представляете, с чем столкнулись, – еле слышно прошептал «трудфронтовец», страдая от боли. – Хозяина вы не найдёте. И не старайтесь, гауптштурмфюрер. Он знает африканское колдовство… сам неуязвим, и мы, его адепты, наделены способностью завораживать пули. Он не человек, и я завидую ему… Всё бы отдал – лишь бы стать таким, как Хозяин. Потому и пытался подражать во всём… Ведь я тоже хочу свою КОЛЛЕКЦИЮ. – И большая ли у него коллекция? – безразличным тоном спросил Лютвиц. – Огромная. Целый подвал человеческих черепов. У Комаровского чесались руки закончить дело, но он внимательно слушал речь «рваного рта». Разоблачения Сергей не боялся – немец словам убийцы явно не верит. А если вдруг и поверит, рецепт решения проблемы прост: он убьёт на месте их обоих. Благодарность за спасение жизни должна иметь границы в пределах разумного. Внимая человеку во френче «Трудового фронта», он осознавал: эта тварь, отрезавшая Насте голову, – мелкая сошка, вроде сторожа в зоопарке, обязанного кормить трёхметрового крокодила. Мужик нёс околесицу, пытаясь задурить их мощью Хозяина, или (тоже велика вероятность) он попросту ненормальный. Ибо психически здоровые люди даже на столь безжалостной войне головы в банках со спиртом не коллекционируют. – Адрес… – Лютвиц коснулся лезвием ножа века Бруно и слегка прижал. – Сейчас вы назовёте адрес, и я не стану вам вырезать глаз. Поверьте на слово, это очень больно. – Я знаю. – Словами не выразить, как я доволен. Где живёт ваш Хозяин, герр Пройсс? У Бруно задрожали окровавленные губы. Лютвица захватило восхитительное чувство предвкушения. Сейчас он узнает адрес и настоящее имя Диснея. НАКОНЕЦ-ТО. Вольф не думал, как найдёт убийцу в горящем городе с разрушенными домами. Он осознавал лишь одно, теперь охотник Тиргартена сам станет добычей. Ещё пару секунд, и… Из леса неожиданно появились двое. Знакомый голос донёсся до ушей глухо, будто звучал из потустороннего мира. – Господин комиссар Вольф Лютвиц. Вы арестованы за распространение панических настроений и предательство Великой Германии, это подкреплено официальными показаниями свидетелей. Сдайте оружие. Шарфюрер, приказываю оказать содействие. Вольф закатил глаза. Господи, каких же идиотов держат в гестапо! – Рауфф, не сходи с ума, – размеренно и чётко произнёс он. – Я не знаю, откуда ты здесь взялся и зачем, но просто возьми и исчезни. Только тебя здесь не хватало для полного счастья. Ты не знаешь, что творится в городе? Карьеру больше не сделаешь, милый. Гестаповец закашлялся. Лицо Альберта было забрызгано мелкими бусинками крови, вблизи казавшимися красными веснушками. Им владели злость и испуг, – чувства разделял и автоматчик, стоявший рядом и не спускавший глаз с Лютвица и человека в светло-серой форме шарфюрера СС. Щёку подручного Рауффа дёргало тиком. За час пребывания в ночном лесу они уже увидели три трупа. Первый – женщина с разрезанной до позвонков шеей. Второй – помощник Лютвица, заместитель комиссара «крипо» Вилли Хофштерн. И третий – их рыжий компаньон, застреленный неизвестным снайпером. Оба изрядное количество времени провалялись в грязи, выжидая, пока убийца покинет свою позицию, а затем в полубезумии бегали по лесу, пытаясь поймать неизвестно кого, – Рауфф был бы рад выбраться из Тиргартена, однако в панике заблудился. Выйдя на звуки выстрелов из винтовки «лебель», он испытал фантастический прилив радости. Вольф Лютвиц, мешавший карьере в «крипо» и головокружительному успеху, каковой последовал бы после поимки Диснея, оказался в его руках. И в куда лучшем варианте, чем он предполагал изначально. Теперь уже ему просто положено, как служащему гестапо, задержать Лютвица ввиду участия в сомнительных событиях. Да ещё в каких! В лесу при странных обстоятельствах погибли три человека, а комиссар вместе с неким унтер-офицером СС застигнут при пытках добропорядочного блокляйтера «Трудового фронта». «Надо же. Наконец-то пришёл мой час». На горизонте вставало багровое зарево – солнце пополам с пламенем от горящих зданий, – но Рауфф этого не видел. Ему грезился лишь он сам – в кабинете Лютвица, в мундире с новенькими погонами гауптштурмфюрера. И он не желал задерживать свой триумф. – Возьмите оружие у преступника, – кивнул он гестаповцу. – И приготовьте наручники. Герр… э-э-э, как ваше имя? Впрочем, неважно. Вы стали жертвой изменника рейха и нашего великого фюрера Адольфа Гитлера. Приношу свои извинения, вы свободны. Рауфф по-настоящему упивался собой, чувствуя себя античным героем. – Искренне сомневаюсь, что он уйдёт… – послышался тихий голос шарфюрера. – Что вы сказали? – не поверил своим ушам Альберт. – Я сказал – ОН ОТСЮДА НЕ УЙДЁТ. Чего вам ещё непонятно? Их взгляды пересеклись. Глава 4 Палач (Парк Тиргартен, раннее утро 27 апреля 1945 года) Лицо Рауффа (это хорошо было видно в предрассветных лучах солнца) пошло красными пятнами. Он с нарочитой театральностью начал расстёгивать кобуру. – Вы… вы не подчиняетесь приказу? – Его голос понизился до змеиного шипения. – Именно так, господин обер-лейтенант, – флегматично подтвердил шарфюрер. Он опустился на колени, положил винтовку на траву – и, вежливо, но непреклонно отстранив Лютвица, приложил лезвие финского ножа к горлу Бруно Пройсса. – Спасибо, – поблагодарил Лютвиц, поднимаясь на ноги. – А то рука затекла держать. – Не за что. Вольф взялся за гашетку шмайссера, направил автомат на гестаповцев. – Ты мешаешь моей работе, Рауфф. Дай допросить этого человека… тебе даже не представить, насколько важен наш разговор. Предлагаю позже встретиться на Принц-Альбрехт-штрассе, пообщаемся там. Если ещё не совсем рехнулся, конечно. Оберштурмфюрер всерьёз растерялся – примерно так, как сам Лютвиц недавно в беседе с загадочным унтер-офицером. Он привык: люди, обвиняемые в измене фюреру, шли под арест как овцы, не пытаясь сопротивляться. – Все думают, казнь, расстрел или повешение на месте – это случается только с другими. Закон и приказ – вот вещи, отключающие разум в современной Германии, на них покоится весь смысл государства. Именно поэтому фронт ещё не развалился, существует официальное правительство, выпускаются распоряжения из рейхсканцелярии, раздаются награды. Хотя Берлин лежит в развалинах, отопления и воды нет, 20 апреля в пятом отделе Министерства народного просвещения и пропаганды одобрили сценарий комедии о скором разгроме еврейско-большевистских орд. Выделен хороший бюджет, актёры готовы к съёмкам. Но как тогда поступить? Их двое, на другой стороне – Лютвиц и неизвестный унтер-офицер. От сотрудника «Трудового фронта», да ещё с разрезанным ртом, особой резвости ожидать не приходится. Рауфф взорваться был готов от кипящей злости. Он не упустит поганого ублюдка! Лютвиц потом наверняка вывернется, потребует доказательств, исчезнет опять, да и директор «крипо» заступится за него. Нет. Надо разобраться здесь и сейчас. Пылая жаром, разгорался соблазн: если Лютвица пристрелить прямо тут, «крипо» не станет расследовать обстоятельства гибели комиссара. Имеются бумаги, зафиксированные показания свидетелей о крамольных, изменнических разговорах. Оказал сопротивление при аресте и был убит. И конечно, привлечь с собой в качестве свидетеля «трудфронтовца» В истерическом состоянии, под присягой он покажет: Лютвиц и есть Дисней. Вообще чудесно – все концы в воду. Рауфф выхватил из кобуры пистолет и выстрелил. Он не целился: пуля прошла выше головы унтер-офицера, сорвав кепи. – Подчиняйтесь приказу, – отчеканил Альберт, любуясь собой. – Ханке, – небрежно обратился он к гестаповцу, – заберите оружие у арестованных. В случае неподчинения – стреляйте. Шарфюрер, отпустите господина из «Трудового фронта». Это последнее указание, я не намерен шутить. Вторая пуля окажется у вас в голове. Унтер-офицер посмотрел на Альберта, и тот ощутил непонятный обволакивающий холод… тяжёлой, сильной ненависти. Эсэсовец не улыбался, его голубые глаза заморозили всё внутри. Рауфф поймал себя на мысли, что уже испытывал нечто подобное… Так глядели на него перед смертью беглецы из Маутхаузена: русские военнопленные – измождённые, голодные, гибнущие в снегах во время февральской «охоты на зайцев». Пистолет в руке непроизвольно дрогнул. Кто это вообще такой? – Разумеется, дорогой герр оберштурмфюрер, – сказал эсэсовец, не отводя от Рауффа ледяного взгляда. – Сейчас я встану и окажу полное содействие вашим намерениям. Не убирая финку от горла Пройсса, он действительно начал было подниматься, но тут случилось то, чего не могла предвидеть ни одна из сторон. Лежащий на земле, истекающий кровью блокляйтер «Трудфронта» вдруг свернулся кольцом, как змея, и извлёк из голенища сапога короткий, очень тонкий нож, больше похожий на шило. Взвизгнув, Пройсс ткнул лезвием в сторону шарфюрера, целясь в глаз. Тот успел отклониться, и кончик ножа чиркнул по лицу, оставив узкую красную полоску от щеки до нижнего века. Комаровский, руководствуясь скорее инстинктом, нажал на финку, и в лицо ему ударила алая струя. «Он смертен… неужели… блядь… наконец-то!» Зажав рукоять в ладони, Сергей от души ударил Бруно в горло. Послышался хрип, тело «трудфронтовца» затряслось в конвульсиях. Комаровский, взявшись за лезвие обеими руками, нажал вниз всем весом – чувствуя, как сталь разрезает плоть. Прямо до кости. – Умирает… – с безумной радостью сказал Сергей, повернувшись к Вольфу. – Он умирает! – Не передать, как я счастлив за вас, – с откровенным раздражением откликнулся Лютвиц. – Правда, теперь мы точно не узнаем, по какому адресу проживает Дисней, и не получим описание его внешности. Но зато вы изобрели уникальный метод прикончить бессмертного. Наслаждайтесь, сегодня ваш день. Извините, шампанским не угощу. Бруно Пройсс, дёрнувшись ещё пару раз, перестал двигаться. «Готов», – подумал Сергей. Несмотря на давнее членство в партии, ему захотелось выдохнуть: «Слава богу!» Убийца Насти был мёртв и валялся на земле, плавая в собственной крови из вскрытых артерий. Он завершил месть, во имя которой и явился сюда через линию фронта в чужой форме, бросив свой взвод. Комаровский внезапно испытал сильное облегчение. Неважно, что с ним будет дальше – либо застрелят сейчас, либо «Смерш»[48] обвинит в дезертирстве. Хм, впрочем, нет. Ещё не всё. Не обращая внимания на остальных, он сделал несколько быстрых, очень сильных движений ножом, полностью отделив голову Пройсса от тела. Взял за остатки жидких волос, чуть оттащил вперёд. Ну, всё. Теперь гад точно уж больше никогда не воскреснет. – Я надеюсь, вы довольны? – спросил Лютвиц, созерцая кровавую драму без каких-либо эмоций. – Или, может быть, отпилим ему пенис? Чисто из анатомического интереса. Если вы начали всерьёз кромсать Пройсса, предлагаю не останавливаться на достигнутом. – Нет, спасибо, – буркнул Комаровский, не в силах выпустить голову мертвеца. – Всегда пожалуйста, мой дорогой шарфюрер. Рауфф вышел из оцепенения. Ему казалось, что он видит сон. Убийство! Гражданина рейха! Прямо на глазах у гестапо! Конец тебе, Нельсон. Конечно, убивал не Лютвиц, но здесь всё понятно – преступление совершено с его ведома. – Стреляй! – не закричал, а прямо-таки завизжал он и выбросил руку с пистолетом. Вольф, нажав на спуск, провёл стволом шмайссера справа налево. Из груди второго гестаповца брызнули фонтанчики крови, – открыв в изумлении рот, он начал заваливаться на шефа. Лицо Лютвица прорезала сладкая улыбка, когда Рауфф, выронив пистолет, с криком рухнул на траву. Вольф не сразу понял, почему лоб и щёки вдруг обожгло, и он потерял под ногами почву. Тело внезапно подбросило в воздух, он нелепо замахал руками, удивившись, что видит сверху Рауффа и его подручного, лежащих на ярко-зелёной траве. Затем белый свет померк, обратившись в тьму. …Комиссар Лютвиц пришёл в себя по причине факта, что ему в рот лилась неизвестная жидкость – с приличным, впрочем, количеством градусов. Он понял – вставать не следует, иначе экстаз закончится. К сожалению, живительный источник быстро иссяк. Стало необычно тепло, хотя, насколько он помнил, погода в Берлине солнцем не баловала. «Где я? – испытывая негу и равнодушие, подумал Вольф. – Что вообще происходит?!» Разлеплять веки и разбираться с ситуацией не хотелось. – Рад, что вы наконец-то очнулись, герр комиссар, – послышался голос с узнаваемым прусским акцентом. – Я целый час безуспешно пытаюсь привести вас в сознание. Следовало сразу начать с вливания в вас шнапса, это моя ошибка. Прошу прощения. – Логично, – произнёс Вольф, приоткрыв уцелевший глаз. – А ещё шнапс есть? – Я не ожидал такой жажды. Содержимое фляги улетучилось за один глоток.