У меня ощущение, что он был у нас в плену. Усач вдруг оборачивается и смотрит прямо на меня – бинокль приближает взгляд, и я невольно отшатываюсь, словно большевик рядом со мной. Он машет рукой, к нему бегут красные, вскидывая винтовки: я не слышу выстрелов, однако в бампер машины со звоном ударяется пуля. Вторая проделывает дыру в лобовом стекле, в паре пальцев от меня. Замечтался, идиот. Забыл, где нахожусь. Я судорожно кручу руль, разворачивая автомобиль, и медленно еду по колдобинам. По лбу течёт холодный пот. Молодец, устроил себе шоу, чуть в башку не схлопотал. Занимайся тем, зачем сюда приехал. Я вижу колонну беженцев, покинувших районы Сименсштадта и Шарлоттенбурга, – в основном женщины (наши мужчины либо на фронте, либо мертвы), девочки-подростки и дряхлые старики. Обвешанные чемоданами, катящие впереди себя тележки с вещами. Волосы у дам покрыты пылью и свалялись в колтуны, но у некоторых, на удивление, накрашены губы. Ладони в мозолях от деревянных рукояток тележек: привыкли, что на кухне и в огородах за них днём и ночью вкалывают «остарбайтерин». Я притормаживаю. Мне нужно выбрать из самых последних рядов, люди редко оглядываются, да им сейчас и не до любопытства. Я везучий охотник, и меня опять ждёт удача! В самом конце колонны еле тащится измученная пожилая фрау, а рядом, поддерживая её под руку, идёт особь лет примерно двадцати. Рыжая, локоны, на моё счастье, не острижены, спускаются на плечи (я не люблю дичь с короткими волосами – в банке, а тем паче в замороженном виде, они абсолютно не смотрятся). Грязные, конечно, – но ничего, у меня есть вода. Мучнистая кожа, забывшая солнечный свет: результат постоянного сидения в бомбоубежище. Лицо дичи я не назвал бы красивым, но голова идеальной, греческой формы: уши прижаты (лопоухость терпеть не могу), нос с горбинкой. Поджарая. Короткое пальто зелёного цвета накинуто поверх домашнего платья. Мускулистые икры. Отлично. Значит, будет хорошо бегать. Обычно я так не делаю, но, поскольку я наивно переоценил лёгкость условий нынешней охоты, приходится мимикрировать под обстоятельства – как хамелеону. Хлопая дверцей, я выхожу из машины, требовательно машу обеим рукой, делаю знак подойти. Они повинуются – конечно, на мне же кожаный плащ, фуражка, я начальство. Граждане рейха не раздумывают, что и зачем, фюреру всегда виднее. Приближаются. В глазах я читаю усталость, недоумение и страх. – Фрау Мюллер? – деликатно спрашиваю я. – Нет-нет, – отвечает она. – Моё имя Ангелика Гутенберг, господин офицер. Я лезу за заранее свёрнутым листком бумаги во внутренний карман, делаю вид, будто сверяю данные. Затем кладу обратно и радужно, насколько только могу, улыбаюсь. – Да-да, конечно. Фото фрау Мюллер в пачке документов лежало первым, вот я и перепутал. Фрау Гутенберг, искренне поздравляю вас. Вы выбраны по снимку из личного досье, предоставленного Германским народным фронтом, – какое счастье, что я вас наконец-то нашёл! Мы срочно собираем представительниц прекрасной половины рейха, олицетворение германских женщин, несущих всю тяжесть обороны Берлина на своих хрупких плечах, для фильма с фюрером. Помните, двадцатого апреля показывали кино, как рейхсканцлер наградил Железным крестом Альфреда Цека из «юнгфолька»?[54] Вы наверняка видели эти волнующие кадры на агитационных показах в бомбоубежищах! Сейчас такие ленты необходимы для воодушевления воинов рейха, грудью вставших против большевизма. Все кандидатуры произвольно отобраны нашим великим фюрером. Её лицо тут же разглаживается. Я выбрал правильный подход. Скажи я нечто другое, упомяни иного персонажа, это вызвало бы подозрение. Но слово «фюрер» действует на всех, как гипноз, мозги отключаются. Сколько осталось жить Гитлеру и сколько персонально им, как победители разберутся с берлинцами, – вообще никто не думает. Ведь это же бесподобный АДОЛЬФ ГИТЛЕР. Ха-ха. – Сам фюрер будет с нами сниматься? – недоверчиво спрашивает фрау Гутенберг. – Да. Простите, у меня нет времени. Я с трудом вас отыскал. Ехать надо прямо сейчас. Дочь и мать смотрят на меня восторженно (мама аж светится от счастья). Они не испытывают ни тени сомнения. Разумеется, покорно садятся в машину. Я оглядываюсь. Беженцы понуро бредут, вздрагивая от взрывов снарядов, полоумные, охрипшие солдаты СС раздают друг другу фаустпатроны, пытаясь организовать оборону квартала, суетятся, как муравьи. Я задерживаюсь на секунду, глядя в их лица. Наверное, они думают, что бессмертны. …Я привожу фрау Гутенберг и её дочь к себе на квартиру. Любезно предлагаю снять обувь и верхнюю одежду. Кипячу кофе. Открываю (невиданная роскошь) сразу четыре банки свиной тушёнки (они съедают только одну – стесняются). Объясняю, что им нужно привести себя в порядок перед встречей с фюрером великогерманского рейха: гостьи, разумеется, соглашаются. Вода греется на дровах, особь идёт мыться. Я галантно предлагаю матери прогуляться со мной, оценить гравюры: ноль подозрений! О боже мой, вот какому идиоту сейчас интересно пялиться на гравюры? Провожаю в соседнюю комнату, оглушаю дуру рукояткой пистолета. Связываю, заталкиваю в рот кляп, тащу в гардероб. Задохнётся или нет – не моё дело, судьба фрау Гутенберг меня не волнует. Легко отпираю дверь ванной, и при тусклом свете свечей вижу особь – абсолютно голую, намыленную, с мокрыми волосами. Мгновение любуюсь ею – чудесный вариант молодого, сильного животного: небольшая грудь вздымается, спортивный плоский живот, на бёдрах – ни грамма жира. Блеск. А ведь совершенно спонтанный, внезапный выбор – и вдруг такое сокровище. Жаль, не встретились раньше, когда Тиргартен был ещё девственно пуст и свободен от поваленных деревьев. Пожалуй, состоялась бы великолепная охота. Она смывает с лица мыльную пену, видит меня в проёме. Вскрикивает. Роняет мыло. Поспешно и неловко закрывается руками. – Что вам надо?! Я спокойно наставляю ей в лицо пистолет. Зрачки особи расширяются от ужаса. – Делай, как я скажу, и твоя мать останется жива. Не надейся, насиловать тебя не станут. Вот новая одежда. Облачись и выполняй все мои инструкции. – Но, господин… – Быстро. Иначе вы обе умрёте. Я кладу на маленький столик платье, сшитое из золотистого китайского шёлка, парик с густыми светлыми (разумеется, настоящими) волосами, коробочку с косметикой. Смотрю на часы – сколько времени у меня ещё в запасе? О тех существах из леса беспокоиться не стоит – пусть это обошлось в совершенно кошмарные деньги, но человек, столь поспешно вызванный мной по телефону, знает свою работу: я неоднократно в этом убеждался. Гарантирую, они уже мертвы. БЕЗДНА № 6 МЯСНИК (Штат Огайо, США, тюрьма Кайахога, 24 августа 1939 года) «…Господь свидетель, я не виновен. Понятия не имею, что делать. У меня ведь и в помине нет богатых друзей с ушлыми адвокатами, способными доказать – я ни при чём. У шерифа О’Доннелла простое задание – заставить арестованного признаться в кровавом убийстве множества человек. А арестант – это и есть я. Полиция сбилась с ног, разыскивая серийного убийцу, но не может напасть на след, вот шериф и решил выслужиться. Он приходит с ухмыляющимися помощниками в камеру каждый вечер, на ходу засучивая рукава. Меня бьют, требуя подписать бумаги. Я сплёвываю кровь на каменный пол. Кажется, мне сломали пару рёбер, и это ещё весьма скромная мысль. Я слаб, в пятьдесят два года трудно изображать героя… Признайтесь, вы бы на моём месте продержались ещё меньше: шериф и полицейские умеют выбивать признания. Каюсь, я сдался. Кашляя и задыхаясь, подписал признание в преднамеренном убийстве Флоренс Полилло, чьё разрезанное на части тело было обнаружено 26 января 1936 года на Двадцатой Восточной улице в центре Кливленда, за торговым лотком. Опознали случайно: как у большинства жертв Мясника, у женщины отрезана голова – и эту самую голову полиция так и не нашла. Мясник убивает уже несколько лет. Газеты соревнуются в смаковании страшных подробностей. Цели серийного убийцы неизвестны, равно как и причины, заставившие его проделывать со своими жертвами столь чудовищные вещи. Помню, как впервые развернул за утренним кофе «Кливленд Геральд» и прочёл статью о Леди Озера – зверски убитой женщине, чей труп выбросило на песок Эвклид-Бич из тёмных вод Лэйк-Эри. Покойница пробыла на глубине четыре дня, её тело хирургически разрезали пополам, лицо у бедняжки отсутствовало. Мясник забирает головы – поэтому жертвы, за редким исключением, не опознать. Зачем они этому больному человеку? Он их что, коллекционирует? Точное количество погибших неизвестно. Миссис Догвуд, дородная вдова соседа-молочника, клянётся всеми своими дочерьми: ещё в двадцатых годах местные лесники натыкались на болотах на обезглавленные трупы… Причём не только у нас, но и в других штатах – например, в Пенсильвании. Хорошо сохранившиеся в трясине тела напоминали эти… ну, которые в Египте-то, по уши в бинтах… а, мумии! И судя по цепочкам следов, на жертв охотились, словно на диких животных. Официально считается, Мясник убил тринадцать человек (семерых мужчин и шесть женщин – большинство белые, лишь одна чёрная), однако, учитывая общее количество похожих смертей в нашем и соседних штатах, их может быть и сорок, и пятьдесят. Расследованием руководит знаменитый лидер группы «Неприкасаемые» Элиот Несс[55], прославленный арестом гангстера Аль Капоне: но, похоже, и он бессилен. Мясник неуловим. Если верить газетчикам, убийца отрезает головы у пленников, пока те ещё живы, потрошит, будто свиней. Зачастую разрубает труп пополам, отпиливает руки и ноги, а мужчин (язык не поворачивается говорить об этом) кастрирует: видимо, собирая свои отвратительные «сувениры». Мертвецов находят не сразу – Мясник убивает бедных людей, опустившихся алкоголиков, безработных из трущобного района Кингсбёри-Ран. Многих хватились через два-три месяца, а то и через полгода после жестокой расправы. Конечно, плоть была в таком состоянии, что родственники не опознают. Да и со свежими жертвами не всё просто. Например, разрубленный на части татуированный джентльмен (полиция наткнулась на покойника 5 июня 1936 года) пролежал всего-то два дня, и на его коже наличествовало шесть необычных рисунков, выколотых синей тушью: имена «Хелен и Пол», буквы (возможно, инициалы) W.C.G. Более того, Мясник внезапно изменил своим адским принципам, оставив на месте преступления голову жертвы: возможно, она не подошла для «коллекции». Посмертную маску мертвеца показывали тысячам жителей Кливленда во время «выставки Великих озёр» – тщетно, труп так и не был опознан. Преступник изящно насмехается над легавыми, заранее просчитывает каждый их шаг. Ежедневно журналистами и следствием выдвигаются десятки предположений – кем именно может быть зловещий Мясник? Называют обезумевшего хирурга (уж больно профессионально разделаны тела), владельца мясной лавки, умеющего рубить кости одним ударом, ветерана Великой войны[56], который свихнулся, надышавшись ядовитым газом во Франции, а также дьяволопоклонника, приносящего кровавые жертвы престолу проклятого Сатаны. Единственным успехом копов стало обнаружение «склада голов». По доносу некоего анонимного лица полицейские вышибли дверь комнатушки в мерзейших трущобах, – согласно бумагам, её владелец уже десять лет как почил в бозе, и каморка числилась бесхозной. Легавых ждала леденящая кровь находка – шесть человеческих голов, принадлежащих жертвам Мясника, законсервированных… в спирту. В железных и стеклянных банках. До сих пор неясно, кто именно «навёл» на это ужасное хранилище. Мистер Несс на пресс-конференции озвучил сенсационное предположение: возможно, убийца не один, их… несколько, это способна быть и организованная группа, и добровольный помощник. Именно поэтому маньяку удаётся так ловко скрываться от правосудия. Ввиду «склада голов» появилась версия: служитель зла разочаровался в своём покровителе и собрался сдать его полиции, но не уверен в снисхождении. Мяснику открывать свой склад незачем – как я уже заметил, изверги, окончательно лишившиеся разума, обожают подобные «сувениры». 8 апреля 1937 года из реки выловили нижнюю часть женской ноги, а ещё через три недели прохожие увидели плавающее под мостом в Вест-Энде человеческое бедро. Выяснилось, куски тела принадлежат одной и той же личности. Ещё позже нашли сумку с разрубленным пополам туловищем, другим бедром и левой ногой в туфле. Разумеется, без головы. Сигналы в полицию после этого прекратились. Если верить газетам, мистер Несс сделал вывод: Мясник расправился со своей «адъютантшей» (по совместительству наверняка и любовницей), не без основания заподозрив в предательстве. Криминалист Кевин Джонсон в публикации «Кливленд Геральд» напомнил: в истории отнюдь не редкость, когда жестокие убийства были делом одной семьи или любовной пары, – стоит вспомнить зловещих Бонни и Клайда. Правительство штата пришло в бешенство, а конгрессмен Мартин Эл Свини, дав интервью столичной прессе, открыто обвинил Несса в провале расследования. Замечу, что Эл Свини – родственник по жене проклятого шерифа О’Доннелла, виновного в моих злоключениях. Мистер Несс, обычно холодный и надменный, потерял самообладание. Он приказал сжечь трущобы Кингсбёри-Ран, дабы лишить маньяка его «охотничьих угодий», – ведь там легко найти, убить, расчленить и спрятать жертву, оставаясь незамеченным… Обитателей Кингсбёри-Ран интересуют сугубо жратва и выпивка. Совпадение это или нет, но едва маньяка лишили «джунглей», куда он приходил за своей «дичью», как убийства прекратились. Однако факт, что убийца не найден, терзал всех. У нас работали лучшие следователи из Вашингтона, полицейские валились от усталости, перебирая сотни версий, эксперты опрашивали толпы людей: видели ли они человека, прятавшего подозрительные свёртки и сумки вблизи мест, где найдены трупы? Бесполезно. Он всегда убивал и прятал тела без свидетелей. Самое-то главное – мы знаем про тех покойников, которых нашли: иных искали целый год. А СКОЛЬКО и по сей день гниют глубоко в земле, в болоте, плавают в реках или кормят рыб на дне озера? Мне не хочется даже предполагать, господа. Вот тогда-то полиция и начала арестовывать всех подряд. Им срочно нужен результат. Остальное неважно. Я был схвачен, потому что водил знакомство с Флоренс Полилло и много раз публично вздорил с покойной. Хотел бы я знать – кто с ней вообще не ругался? Флоренс – скандальная баба, когда напивалась, лезла в драку, требовала купить ей выпивку. Да тут весь квартал надо в кутузку отправлять! Нет больше сил. Я охвачен горячкой. Во рту постоянно чувствуется кровь, то и дело сплёвываю тёмные сгустки. Слышатся шаги. Я мечусь в панике… Меня опять пришли бить? И верно – у решётки шериф О’Доннелл и остальные мои мучители… Однако что такое? Среди них – человек в клетчатом костюме, в шляпе и очках. Я с трудом приподнимаюсь со своего ложа… В голове разливается мутное, в глазах быстрая рябь. «Мистер Долезел, – говорит мне «клетчатый». – Я спецагент Харрис, представитель Федерального бюро расследований… бывший Отдел расследований Соединённых Штатов[57]. Мне требуется знать – вы дали показания без давления? Добровольно ли вы признаётесь в убийстве Флоренс Полилло?» Я обвожу глазами своих мучителей и более не колеблюсь. Пальцы немеют, чувствуется скорое приближение смерти. Смотрю в очки Харриса и хриплю: «Я никого не убивал. Меня заставили подписать эти бумаги. Мучили и пытали. Я невиновен». Из доклада спецагента Роланда Харриса «Дорогой сэр! Довожу до вашего сведения: мистер Фрэнк Долезел (подозреваемый в совершении серии убийств житель города Кливленда 1887 года рождения) скончался в тюрьме в моём присутствии при довольно странных обстоятельствах. После осмотра трупа коронером выяснилось, что у мистера Долезела сломаны шесть рёбер, хотя, по словам родственников, подобных травм он до ареста не имел. Никто из опрошенных мной людей, включая полицейских в других районах Кливленда, равно как и следователей, не подтвердил хотя бы малейшую вероятность участия Фрэнка Долезела в зверствах Мясника: подозреваемый тщедушен, а для разрубания тел на куски необходима физическая сила. Мне продемонстрировали подписанные обвиняемым акты признания в убийстве Флоренс Полилло. Мистер Долезел сообщает, что убил женщину во время самообороны, но далее путается в показаниях, как именно это произошло. Полагаю, следует подвергнуть дополнительной проверке шерифа Мартина О’Доннелла, каковой явно выбил признание из мистера Долезела с помощью физического насилия, желая выставить арестованного Кливлендским Мясником. На обвинение в должностном преступлении шериф заявил, что я «делаю неверные выводы» и предложил мне на выходных поохотиться в ближайшем лесу, дабы поговорить с глазу на глаз. Я принял это предложение и надеюсь, сэр, отправить вам другое письмо с дополнительной информацией о происшествии». Официальное сообщение «Дорогая мадам Элисон Харрис! С глубоким прискорбием сообщаем вам, что ваш муж пропал без вести, заблудившись на охоте в лесу близ Кливленда. Уже две недели мы ведём розыскные мероприятия, но они не принесли какого-либо результата. Примите мои глубочайшие сожаления. Искренне ваш, шериф Мартин О’Доннелл». Глава 9 Фаустпатрон (Центр Берлина, 10 утра, 27 апреля 1945 года) Комаровский среагировал быстрее: поддев обеими руками письменный стол, он опрокинул его на ребро – тот с грохотом обрушился на пол (брызнули осколками чернильница и чашки с эрзац-кофе). Схватив Лютвица за воротник, старлей сдёрнул напарника с места под защиту столешницы, одновременно цапнув со спинки стула висящий на ремне шмайссер. Зажав рукоять в кулаке, Сергей протянул автомат вперёд, держа его на весу, и нажал на спуск. Очередь уложила двух солдат в серо-зелёной форме, показавшихся в проёме вместе с Рауффом. Сам оберштурмфюрер с обезьяньей ловкостью пригнулся, успев выстрелить в ответ. Пуля ударила во внутреннюю часть стола. – Блядь! – не сумев сдержаться, выругался Комаровский по-русски. Глаза Рауффа стали размером с блюдце. Всё точно, офицер в метро сказал ему чистую правду: Лютвиц предал Германию, работает на красных. Скользя по крови убитых эсэсовцев, он попятился назад, как рак, под защиту стены. Оказавшись в безопасности, закричал, даже скорее завизжал в диком бешенстве: – Шпион! Русский шпион! Господа, на помощь! Большевики прорвались в здание! Лютвиц флегматично отряхнул мундир и полез в кобуру. – Сейчас будет… как это на вашем языке… pisdetz. – На здоровье. – Ты не представляешь, сколько в здании РСХА людей с оружием. – Так это же хорошо. Я люблю убивать людей с оружием. – Но нас закидают гранатами. В тот момент, когда мы на хвосте у Диснея. – Согласен, Волк… это меняет дело. Прикрой меня. Комаровский пружинисто перепрыгнул через стол и, под аккомпанемент воплей Рауффа, принялся обыскивать застреленных эсэсовцев. У одного обнаружился новый автомат «штурмгевер»[58] – старший лейтенант прежде видел такие, но никогда не держал в руках. У второго за пояс была засунута граната с длинной деревянной ручкой. Оружие мертвецов во мгновение ока перекочевало к русскому. За дверью не то что орал – выл, как животное, Рауфф. В коридоре послышался топот десятка ног. Лютвиц ринулся к окну с решёткой и открыл секретную заглушку: её в «крипо» (да и гестапо) использовали, дабы допрашиваемые не сбежали во время следственных действий. – Здесь второй этаж. Придётся прыгать. – Я-то спокойно смогу. Как насчёт тебя? – А что, у меня есть выбор? Крики, топот и лязганье слышались уже совсем близко. Комаровский дёрнул шнур гранаты[59] и швырнул её за дверь, после чего вскочил на подоконник и исчез. Комиссар бросился за ним, однако красивого прыжка не получилось – в спину его толкнул взрыв. Перекувыркнувшись в воздухе, Лютвиц плюхнулся на мокрую землю поверх пробивающейся зелёной травы. Из окна повалил дым, послышались громкие вопли раненых. Вольф с интересом подумал, есть ли среди пострадавших его непосредственные коллеги? Впрочем, Вилли Хофштерн мёртв, а остальных, следует признаться, ему не очень-то жалко. С трудом поднявшись, он удивился, как легко удалось приземлиться – ушиб только лодыжку, а так вообще ничего не болит. Два полевых жандарма в замешательстве воззрились на дым, поваливший из здания РСХА. На Принц-Альбрехт-штрассе, похоже, инцидент вообще не заметили, взрыв гранаты утонул в гуле орудий. Два танкиста заливали в бак танка «тигр» солярку из ржавого ведра, фольксштурмовцы сооружали баррикаду, эсэсовцы таскали к подъезду штаб-квартиры министерства мешки с песком – укрепления не помешают, русские ведь совсем рядом. Комаровский, чуть прихрамывая, подошёл к жандармам. – Мне нужен ваш мотоцикл, – хмуро произнёс Сергей. – Немедленно.