Часть 17 из 29 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
…Человек в чёрном кожаном пальто не огорчался из-за провала так гениально спланированной операции. Ему уже приходилось выполнять заказ в несколько ступеней, и он никогда не складывал все яйца в одну корзину. Ставка на чокнутого гестаповца не оправдала себя – и он, и подручные погибли, зато опасная парочка ушла невредимой. Ну, ничего. Ему известно, куда они двинутся дальше, и заранее приготовлена хорошая встреча. Останется только проверить их трупы и зафиксировать выполнение заказа. А добраться до места, увы, получается небыстро.
Берлин в оранжевом огне и клубах чёрного дыма.
В руках сторонников фюрера осталась узкая полоска – километров пятнадцать в длину и километров пять в ширину. Подвалы шикарного отеля «Адлон» рядом с рейхстагом завалены перебинтованными эсэсовцами, во время прорыва через лес на Куммерсдорф погибли десятки тысяч желающих сдаться американцам: куда ни глянешь, у корней деревьев валяются сотни трупов в серо-зелёной форме. Броневики едут по раненым, превращая тела в кровавую кашу. Все охвачены единой мыслью – бежать от этого ужаса, от приближающихся русских: их сейчас боятся больше, чем в детстве сказочных чудовищ. Между солдатами вермахта и СС вспыхивает поножовщина, случаются даже перестрелки: одни требуют стоять за фатерланд до последнего, другие спасают свою шкуру. Военные отнимают одежду у гражданских, спарывают с мундиров погоны и нашивки со свастикой. Сплошной бег. Столице империи остались считаные часы.
Сорок минут назад начался холодный дождь.
Лужи крови на асфальте расплываются, становясь бледно-розовыми. Сопротивление бесполезно. Всё новые отряды бросаются в атаку, и их кишки наматываются на гусеницы русских танков. Расплата близка – и за детей, задушенных газом в лагерях, и за виселицы, и за разбомблённые города далёкой России. Она явилась сюда, ледяной рукой сжала горло империи, заставив ту высунуть синий язык. Ощущение, что Берлин на наркотиках – в войсках реально обсуждают возможность контрнаступления, шансы отшвырнуть красных до Вислы. Борман и Геббельс заявляют: достигнуто тайное соглашение, союзники повернут оружие против русских[66]. Да никто вас не спасёт, несчастные ублюдки. Надо было сразу соображать, а не слепо рукоплескать своему фюреру, когда он отправил вас покорять страну степей и снегов, откуда за всю её историю не вернулся целым ни один завоеватель.
Солдаты и фольксштурмовцы страшно рады дождю.
Это возможность получить глоток чистой воды, ведь они уже неделю пьют из каналов, жуют листья, делят банку консервов в день на пятерых. На фоне роскоши в рейхсканцелярии (он побывал сегодня и там – пропуск позволяет), где рекой льётся французское шампанское, открываются банки с чёрной икрой и фуа-гра, пожирается истекающая соком норвежская лососина. Фюрер заперся в бункере, а офицеры охраны не отказывают себе в последних наслаждениях. Как на «Титанике» – нижние палубы уже умирали, захлёбываясь в ледяной воде, а на верхних ещё танцевали пары в дорогих костюмах и вечерних платьях. Человек усмехнулся, вспоминая, как полуголая молоденькая секретарша, не успевшая одеться после короткого акта сразу с двумя офицерами, тянула его заняться сексом на кресле, прямо в служебном кабинете, при открытой двери[67]. Он бы, честное слово, с удовольствием поддался соблазну – не железный же, да и подобный шанс выпадает в жизни только раз… Но осторожность превыше всего. В самом конце войны погибнуть проще простого – всем мерещатся шпионы и диверсанты.
Человек в пальто передвигался по Берлину на велосипеде. Мог бы раздобыть и автомобиль, однако всё разворочено взрывами, и хотя несколько шоссе в центре уцелели, между домами с каждым часом проехать всё тяжелее. Офицер на велосипеде больше не вызывает удивления, тем более что бензин положен с сегодняшнего дня только высшим чиновникам и последним танкам «тигр», оставшимся у осаждённых. Дождь почти закончился, с неба падают последние капли… апрель всегда щедр на осадки. В воздухе висит сладкий запах горелого мяса – множество армейских пехотинцев превращены в пепел, их тела погребены под горящими развалинами и никогда не будут найдены. За пару километров до дома Винтерхальтера дорогу преградила тройка пенсионеров: пришлось остановиться. Человек их не боялся – мог бесшумно расправиться со всеми, да и незачем паниковать: наверняка нет серьёзных проблем. Так и оказалось. Призывники из фольксштурма сообщили, что их отряд уничтожен русскими, и попросили «господина штурмбанфюрера» о дальнейших указаниях. Он в глубине души усмехнулся: боже мой, ведь вас не хватятся – идите домой, переоденьтесь, сорвите с рукавов грёбаные повязки с орлом, скройтесь в подвалах у родственников… Но нет, куда там. Приказа же не поступало. Человек в пальто ощупал каждого взглядом. Совсем пожилые люди, один в мундире времён Первой мировой войны, второй напялил французский китель без знаков различия, третий в кургузом пиджачке и порванных мокрых брюках – не битва на последнем фронте империи, а цирк под открытым небом. Из оружия – винтовка с пятью патронами на троих. Посоветовал идти к зданию гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе: скоро большевики начнут штурм, любой человек на счету. Пенсионеры прокричали «Хайль Гитлер!» и потащились в сторону центра, волоча винтовку за ремень.
Человек в пальто последовал дальше.
Он осторожно объехал баррикаду, где валялись четверо убитых – два облепленных жужжащими мухами солдата вермахта и двое эсэсовцев: лежат с ручным пулемётом за листом брони, где их настиг русский снаряд, – вероятно, осколки разлетелись веером. Эту улицу больше некому защищать, советские войска пройдут её беспрепятственно. Он прислонил велосипед к полуразрушенной стене ближайшего дома, прошёл к одному из трупов. Мертвец держался уже окоченевшей рукой за гашетку пулемёта, мундир до пояса был залит кровью, половина черепа отсутствовала. Человек отстегнул от ремня покойного флягу, отвинтил крышку, понюхал… вода. Одним глотком уничтожил содержимое. Жажда утолена, можно ехать дальше. Штурмбанфюреру СС по статусу положен спецпаёк – колбаса, сыр, галеты, шоколад… только вот получать их уже непонятно где. В рейхсканцелярии еды навалом, а он не перекусил – торопился. Теперь жалеет – ужасно хочется есть.
Он выполнял заказы давно.
Минус состоял в опасности окружающей среды. Можно погибнуть от шальной пули либо от точного выстрела снайпера, коему ты некстати попался в перекрестье прицела. Плюсы – пожалуй, всё остальное. Человек в пальто брал за операцию двадцать миллионов долларов и давно мог бы уйти на пенсию, прикупив себе в собственность тропический остров или даже небольшую страну, – денег хватало. Но специфика работы заставляла оттягивать отставку всё дальше и дальше. Вот возьму ещё одно задание… потом ещё одно, и теперь точно хватит. Хуже наркотика. Он пересчитывал деньги, понимал, что пора прекратить, – и не прекращал. И ведь расскажи кому из бывших сослуживцев – не поверят. Порой ужасно охота раскрыть тайну – потому и алкоголя давно не принимает: поневоле проболтаешься.
Как правило, заказчик ставил прямую задачу: убрать людей, зашедших слишком далеко. Сунули свой нос не туда. Подобрались чрезвычайно близко. Человек в пальто был предупреждён о последствиях и всегда старался организовать операцию чужими руками – так естественнее. Работодатель зачастую посмеивался над его ювелирными методами. Зачем византийские интриги, не проще ли подойти к объекту и выстрелить в затылок? Город в развалинах, полиция брошена заткнуть дыры на линии фронта, последнему дебилу не придёт в голову анализировать, из пистолета какой марки выпущена пуля. Напрасно. Он должен предусмотреть ВСЁ. Если бы Рауфф дорвался до Лютвица, после обязательно следовало убрать самого Рауффа: тоже натуральным путём, разумеется, – бедняга выпал бы из окна или наступил на мину. И привет, концы в воду. К сожалению, немец и русский – крепкие орешки. Придётся ввести в действие план «Б». Вилла Винтерхальтера заминирована, небольшие бомбы, нашпигованные резаными гвоздями, установлены в нужных местах. При подрыве здание не рухнет – зато есть большая вероятность, что оба ретивых следователя отправятся к праотцам.
…Человек в пальто остановился метрах в ста от дома. Вдали шёл бой, слышались стрельба и крики на русском: «Ура!» и «За Родину!» От взгляда не укрылась покорёженная дверь – луна светила ярко. О, как предсказуемо. Конечно, куда им ещё идти. Этот Лютвиц – прямо бульдог, вцепился – уже не отпустит. Исполнитель снял с багажника велосипеда небольшой чёрный ящичек. Оглянулся. Сбоку расположен пункт охраны СС, на круглосуточном дежурстве всегда три шутце. Ого! Стены обуглены, крыша дымится. Неспроста. Похоже, цель внутри виллы Винтерхальтера. Лучше не рисковать и подорвать все заряды с расстояния. Если Лютвица и его помощника нет в доме, он разберётся с ними другими методами – теми, какие ему не нравятся. Человек не испытывал эмоций, за долгую карьеру ему приходилось убивать и мужчин, и женщин, и стариков, и подростков. За дошкольников он бы не взялся, но их Хозяин и не заказывал.
Он извлёк из ящика довольно странную конструкцию.
На первый взгляд она напоминала переносной радиоприёмник. Размером с сигаретную пачку, светится красными и зелёными огоньками, чёрные кнопки мигают цифрами. Человек быстро набрал нужную комбинацию и привычно пригнулся.
НИЧЕГО. ВОТ ВООБЩЕ НИЧЕГО.
Он не поверил своим глазам. Взрывчатка не сработала? Но этого не может быть. Он сам закладывал заряды. Вновь щелчки по цифрам. 28041945 – он не отличался изобретательностью в смысле кодов. Опять нет. Да грёбаная сволочь! Человек в пальто запаковал «сигареты» обратно, извлёк из кармана пистолет с глушителем. Накладки случаются. Возможно, не проходит сигнал. Делать нечего, придётся заходить внутрь: риск очевиден, но выбора нет. В каждую комнату по гранате – чем проще, тем действеннее. Человек в пальто встал у стены дома, рядом с проёмом двери. Вытащил за деревянную ручку «колотушку». Выдохнул. Так, сначала – в коридор.
Какие же наивные люди. Думают, что остановят Хозяина. Смешно. Он готов поставить весь свой гонорар – заказчик скроется, как уходил всякий раз до этого. Хозяин – не мелкий карманник из трамвая, он не из тех, кого ловят. Следующее убийство произойдёт не здесь. Газеты скоро будут публиковать новые статьи о страшных, кровавых расправах: со зрелыми женщинами, студентками, замужними, разведёнными.
В Германии ему совершенно точно больше делать нечего. Заказчик сам этого не признаёт, но парень по-настоящему безумен. Во время приступов надуманные правила исчезают – он убивает всех подряд, не обращая внимания на пол и возраст.
А приступы повторяются всё чаще. Говорил же врач…
Мозг внезапно разорвала чудовищная боль, обрушившаяся водопадом горящих искр.
БЕЗДНА № 7
КРАСНАЯ ШАПОЧКА
(Великобритания, г. Свонси, 27 ноября 1946 года)
«Полиция ничего не может сделать. Во всяком случае, мне так сказали. За 5 месяцев они ни на дюйм не продвинулись в расследовании убийства моей девочки, поэтому я направляю своё письмо в вашу газету, господин главный редактор. Ведь это ваше издание «Свонси Мэйл» окрестило мою дочь Красной Шапочкой. Наверное, вы думаете, это очень забавно и помогает продать тираж. Поздравляю, своё дело вы сделали – он наверняка разлетается, словно горячие пирожки. Однако у погибшей, навсегда оставшейся в возрасте двенадцати лет, есть имя. Да, вам трудно это принять, но любящие родители звали её Мюриэль, и она самая младшая из четырёх дочерей, рождённых мною на свет в браке с моим супругом Джоном-Персивалем Дринкуотером. О, Мюриэль была очень жизнерадостна. В последний раз, когда её видели живой (а это около половины третьего дня двадцать шестого июня), она шла по дороге и пела. Дочка обожала это дело и искренне надеялась, что станет певицей. Мюриэль любила мечтать, как свойственно девочкам из маленьких городков, – я в её возрасте тоже представляла, как уеду жить в Лондон или даже в Париж. Она возвращалась домой после уроков, а затем, сойдя со школьного автобуса, решила срезать путь и пошла короткой тропинкой – в самую гущу леса.
Распевая любимые песенки… моя дочь обладала звонким голосом.
Она не появилась к ужину, и я забеспокоилась – хотя и не сильно. Двенадцать лет – это подросток, со всеми возрастными последствиями: секреты от родителей, вздохи по юным джентльменам, шушуканья с одноклассницами. Вероятно, забежала к подруге… Но позже я поняла: случилось что-то плохое. Мюриэль в беде. Мы позвали знакомых из нашей деревни Пеллергаер, около дюжины людей, и принялись прочёсывать лесную чащу. Я шла впереди и кричала: «Мюриэль! Детка! Отзовись, это мама!» Мы ничего не отыскали в тот вечер, хотя бродили по лесу до глубокой ночи. Вернувшись домой, я не могла уснуть. В четыре часа дня приехал констебль… Муж не сдержал слёз, едва полицейский перешагнул порог нашего дома… Всё сразу стало ясно.
Её тело нашли на поляне. Убийца не старался замаскировать труп.
Причиной смерти, согласно заключению медицинских экспертов, стали два выстрела из старого (времён Первой мировой войны) американского револьвера системы «кольт» – в грудь и живот. Перед этим мою дочь оглушили – возможно, рукоятью того же кольта: будучи без сознания, она через час истекла кровью, одинокая, беспомощная, в глухом лесу. Не в состоянии позвать на помощь.
Мне страшно писать то, о чём я напишу дальше. Но я должна.
Мюриэль изнасиловали. Жестоко. Думаю, её последние минуты являли собой ужас, учитывая боль и страх, кои ей суждено было испытать. Я читала подробный отчёт полицейского врача обо всём, что это чудовище сотворило с моей девочкой, совсем ещё ребёнком, школьницей. Господи, как я грызу себя, как ругаю: почему, ну почему я отпустила её одну в тот день, не встретила у автобуса? Но в нашей деревне отродясь не ведали преступлений. Я впервые увидела полицейского в двадцать два года, когда наш сосед, лесник Эрнест Олдридж, поссорился со своей дражайшей супругой и в гневе разбил в их доме окно. Констебль сделал мистеру Олдриджу строгое внушение, тот сразу присмирел и извинился. Господин редактор, у нас люди всегда оставляли дверь дома незапертой. Забудь вы в самом центре деревни кошелёк, набитый фунтами стерлингов, – уверяю вас, через год нашли бы его на том же месте, никто бы не позарился. А чтобы зверски убить невинного ангела, мою бедную девочку… да кем может быть этот человек? И, осмелюсь спросить вас как мать, – человек ли он вообще?
Полиция заверяет, что проделала огромную работу.
Действительно, с первого взгляда так оно и есть. Детективы Скотланд-Ярда обыскали каждый дом в радиусе ста пятидесяти квадратных миль от места убийства, опросили 20 000 человек не только в Свонси, но и в соседних городах Эбердер и Кармартеншир. Однако убийца Мюриэл словно сквозь землю провалился. Конечно, почти каждый видел стороннего человека, но не обратил внимания. Некоторые описывали иностранца с затейливым акцентом, путаясь в показаниях: кто-то давал ему по виду двадцать лет, кто-то – все пятьдесят. Все сошлись на густой шевелюре, коричневых брюках и такого же цвета спортивной куртке. В общем, под описание подходит миллион (если не больше) жителей Соединённого Королевства. Как мог убийца в небольшой стране (а по территории нашу землю не назовёшь гигантской) скрыться из-под носа у полиции Его Величества, не оставив никаких следов? Уму непостижимо.
Как вы знаете, Мюриэль похоронили 2 июля.
Она лежала в гробу, как живая (лондонский гримёр хорошо поработал над изуродованным личиком), и я заходилась в рыданиях. Врач сказал мне – лаборатория делает анализ семени убийцы, оставшегося на бёдрах, в вагине и на животе жертвы: есть надежда, что результат поможет отыскать маньяка. Увы – в полицейской картотеке не обнаружили сходства с образцами, взятыми у отсидевших свой срок насильников. На ногах Мюриэль не было живого места… они исцарапаны, покрыты кровоподтёками… Как считают полицейские, моя девочка пробежала по лесу пять миль, пытаясь скрыться от злодея, но заблудилась, и он её настиг.
Удар по голове. Два выстрела в грудь и живот.
Она чем-то очень разозлила своего палача. На шее обнаружен надрез, со щеки свисал лоскут кожи. Полицейские уверены, что ей пытались отрезать голову, возможно, сопротивление и разъярило убийцу. Некоторые маньяки забирают головы умерщвлённых ими женщин как трофей, но после сильных порезов моя девочка, как технично выразился полицейский врач, «не подходила в коллекцию». Я пишу это, и слёзы льются у меня из глаз. Третий лист бумаги сменила – капнуло на чернила, всё расплылось. Живые свысока относятся к чужой смерти. Мёртвый ребёнок для них – всего лишь объект в морге: можно повесить бирку на палец ноги, занести в картотеку и поехать ужинать с любовницей. Я думала, что истощила себя истериками, но и спустя столько месяцев любое упоминание о Мюриэль заставляет меня захлёбываться слезами. Полиция была в недоумении: ведь маньяки редко стреляют в девушек. Они предпочитают душить либо верёвкой, либо собственными руками, применяют нож, дабы насладиться мучениями жертвы. Револьвер нашли через два дня: убийца не потрудился спрятать оружие, просто выбросил в лесу, – лезвие же, коим он терзал мою дочь, не обнаружили вовсе. Скотланд-Ярд обещал обратиться в США, ведь во время недавней войны на наших базах было расквартировано множество американцев, в том числе и ходивших в гражданской одежде. Прошло несколько месяцев, запрос так и не послали. Они с пристрастием допрашивали тринадцатилетнего мальчика Хьюберта Хойлза, вышедшего купить яиц в деревенской лавке через дорогу и встретившего Мюриэль: как оказалось, он последний, кто видел её живой. Я знаю Хьюберта с младенчества – разве ребёнок убьёт другого ребёнка, да ещё и из огромного тяжёлого револьвера с тугим спуском, ведь его невозможно удержать и двумя руками? Это омерзительно. Наша полиция упорно не хочет вести расследование в отношении иностранцев и раскручивает версию: убийца кто-то из местных. Сэр! Моя семья живёт в Пеллергаер уже несколько поколений. Даже во времена Войны Алой и Белой розы[68] тут царили тишь да гладь, несчастья обходили нас стороной. Мою девочку знали все – и мельник, и владелец мясной лавки, и почтальон, и директор её школы. Они обожали Мюриэль. Да-да, мне известно, маньяки замечательно умеют маскироваться, стоит взять так и не найденного знаменитого Джека-потрошителя. Но здесь совершенно иной случай, господин редактор. Вы можете себе представить, чтобы житель нашей деревни гонял в лесу по всем правилам охоты двенадцатилетнюю девочку, пока та вконец не выдохнется? А затем изнасиловал её, попытался отрезать голову или оскальпировать, ударил в темя и дважды выстрелил из револьвера в её маленькое тельце? Чего бы там ни говорила полиция – это чужак. После смерти Мюриэль я перечитала множество книг о расследованиях серийных убийств. Больше всего таких преступлений произошло в нашей бывшей колонии – Америке. Именно там рождаются эти безумные монстры, способные гнаться за ребёнком и зверски расправиться с ним. Кольт, как подтвердила экспертиза, также выпущен для пользования сугубо внутри американской армии. Так почему же полиция игнорирует факты? Сэр, поверьте, я не мстительна. Но что-то во мне умерло вместе с моей девочкой. Я хочу, чтобы её убийца был найден и понёс наказание. Не сомневаюсь, ваша газета сумеет поднять бурю, написав о неправильных действиях Скотланд-Ярда, и добьётся справедливости. Заклинаю со всеми силами бедной матери, потерявшей своё возлюбленное дитя.
Искренне ваша, Маргарет Дринкуотер».
Из статьи газеты «Свонси Мэйл», 27 июня 2008 года
«…К сожалению, даже все методы современной науки не помогли раскрыть безжалостное преступление, совершённое ровно 62 года назад вблизи маленькой деревушки Пеллергаер. Как общеизвестно, совсем недавно группа отставных детективов Скотланд-Ярда исследовала вещи убитой Мюриэль Дринкуотер и обнаружила, что со спины её голубого пальто исчезли следы мужского семени. Похоже, много лет назад кто-то специально счистил их уже в полицейском хранилище. Тем не менее экспертиза смогла получить нужные для исследования частички спермы. Увы, как нам только что сообщили, данные ДНК убийцы и насильника не содержатся в базе Соединённого Королевства, а также и Соединённых Штатов Америки. Единственная польза от этого мероприятия – очищено честное имя Хьюберта Хойлза: сейчас ему 75 лет, и он с готовностью согласился участвовать в эксперименте. Как мы все знаем, первоначально полиция имела подозрения относительно мистера Хойлза по поводу убийства ребёнка. Исследование добровольно сданного биологического материала показало: ДНК Хьюберта не совпадает с ДНК убийцы. Таким образом, вопрос, кто устроил охоту на 12-летнюю девочку, а затем изнасиловал её и застрелил, останется без ответа. Справедливость в деле «маленькой Красной Шапочки», павшей жертвой большого злого волка, похоже, уже никогда не восторжествует»[69].
Глава 3
Допрос
(Вилла в районе Тиргартен, под утро 28 апреля 1945 года)
…Человек смотрел на них оловянными глазами, без эмоций. После удара страшно болела голова. Он не паниковал, ситуацию воспринимал с равнодушием. Рано или поздно такое случается, если не выходишь из дела. С другими ведь уже случалось.
– Как вам удалось обезвредить взрывчатку? – устало спросил он.
Офицер в разорванном на груди чёрном мундире опустился на стул напротив, стряхнул с рукава кирпичную пыль. На пленника уставился красный от бессонницы глаз. Второй человек – в форме шарфюрера, давно утратившей первоначальный цвет (и превратившейся в нечто истерзанное и полосатое), занял место сзади, слегка надавив пальцами на его затылок. Ничего хорошего такой приход в сознание не предвещал.
– Мы тут тебе не интервью даём, – мягко сообщил Вольф Лютвиц. – Пожалуй, у нас вопросов значительно больше. Давай сначала побеседуем на простые темы. Твои документы выданы на имя штурмбанфюрера СС Генриха Хайнеке, из личной охраны рейхсляйтера Мартина Бормана. Только вот интересно – в удостоверении есть еле различимые, слабо заметные глазу огрехи. Видны только при тщательном осмотре, под лупой. Орёл покосился, и буква «H» в имени пропечатана чуточку темнее, чем надо. Аусвайс поддельный, поэтому ждём интересной и откровенной информации: кто ты такой и откуда взялся. Если попытаешься фантазировать на ходу, предупреждаю, я это ничуть не приветствую. И без труда заставлю сказать правду другими методами.
– Фронт русских уже в шестистах метрах, – усмехнулся человек в пальто. – Хотел бы я знать, на что вы рассчитываете? Вам давно пора бежать, герр Лютвиц…
Слова возымели эффект – комиссар вздрогнул, не ожидая услышать своё имя.
– Мы с тобой знакомы?
– Конечно. И с вами тоже (небрежный кивок в сторону Сергея), товарищ командир. Я прекрасно осведомлён, что вас ждёт. Измените свою судьбу. Охотно покажу, где спрятаны деньги плюс бриллианты. Забирайте и уходите. Такой шанс даётся лишь раз в жизни.
Следователи, не сговариваясь, переглянулись.
– Спасибо, – произнёс Комаровский. – К сожалению, твоё предложение нас не интересует. Зато мне крайне любопытно, откуда берутся люди с фальшивыми, но качественными документами – и сотрудника охраны СС, и красноармейских книжек. И все почему-то содержат одинаковые ничтожные дефекты. Имеется ещё такой вопрос – у тебя тоже чья-то маска на морде, как в случае с Винтерхальтером, или твоя голова настоящая?
– Разумеется, маска, – спокойно сказал пленный. – Нажмите дважды чуть ниже затылка, она сползёт. Я рад нашему сотрудничеству, но хочу, чтобы оно было взаимным.
Комаровский, следуя инструкции, надавил пальцами на позвонки. Кожа поползла вверх. И он, и Лютвиц в полном безмолвии наблюдали, как лицо штурмбанфюрера свернулось с двух сторон на макушке в трубочку, как холст. На них смотрел человек лет сорока пяти с мясистым, чисто выбритым лицом и стрижкой «ёжиком». Зелёные, словно у кошки, глаза насмешливо наблюдали за замешательством врагов.
– Так что насчёт мин? – осведомился узник. – Я весьма надёжно их заложил.
– Извини, мы не находили взрывчатки, – насмешливо заметил Лютвиц. – Тебе не повезло.
«Штурмбанфюрер» устало закрыл глаза.
«Ну конечно, – подумал он. – Всё предусмотрел, а сигнал взял и не прошёл. То ли стена слишком толстая, то ли чего-то ещё. Именно тогда, когда от этого зависит жизнь. Славненько. Главный минус – «коннект» может случиться в любую минуту. Если бомбы не обезврежены, меня разнесёт в клочья вместе с ними. Попытаюсь выиграть время… Как назло, связали серьёзно, но кто знает, какие сюрпризы подбросит воюющий город. Буду молиться. С Лютвицем лучше быть откровенным, чувствует фальшь. Предложу отключить бомбы».