У него размытые цвета и линии, и когда я моргаю, он обретает четкость только для того, чтобы снова раствориться. Слезы продолжают литься и капать, когда он вытирает мои щеки большими пальцами. Мои руки вцепляются в его бока, и я мучительно плачу. — Я так скучала по тебе, папа. — О, милая, я скучал по тебе еще больше. Боль от потери тебя... Я чувствую это каждую секунду каждого дня. — Тогда почему? Почему ты никогда не приходил за мной? — О, принцесса, — вздыхает он, опустив голову. — Я хотел. Так много раз я хотел этого. — Тогда почему ты этого не сделал? Что—то внутри меня меняется, и вся боль и гнев начинают подниматься сквозь огромную радость, которую я испытываю, находясь в его объятиях. Они сталкиваются и сражаются, и когда он смотрит на меня, я делаю шаг назад и огрызаюсь: — Ты бросил меня! Деклан берет меня за руку, в то время как мой отец смотрит на меня, утопая в видимом стыде. — Дорогая... — Ты был мне нужен, — бросаю я ему. — Ты был нужен мне с того дня, как я потеряла тебя! — Мне так жаль, милая. Почему бы нам не сесть и не поговорить? Я поворачиваюсь к Деклану, качая головой, и он подбадривает: — Ничего из того, что ты скажешь, не будет неправильным. Я не позволю тебе развалиться на части, хорошо? Прислонив мою голову к своей груди, он откидывает мои волосы назад и целует меня в макушку, прежде чем положить руку мне на спину. — Пойдем присядем. Мы идем в гостиную, и я сажусь рядом с отцом на диван, а Деклан садится по другую сторону от меня, протягивает руку моему отцу и говорит: — Кстати, меня зовут Деклан. Мой отец пожимает ему руку, отвечая: — Ашер. — Это не твое имя, — обвиняю я, мой голос все еще дрожит от переполняющих эмоций, когда я смотрю ему в глаза. Я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки, но не могу остановить поток новых слез, которые льются. Деклан кладет руку мне на ногу, а папа держит мои руки в своих. Я наблюдаю, как он делает глубокий вдох, прежде чем сказать: — Я не уверен, что сказать или с чего начать. Я никогда не думал, что когда-нибудь буду сидеть рядом с тобой, смотреть в твои глаза, держать тебя за руки, слышать твой голос. — Ты мог бы. Все эти годы ты мог бы заполучить меня. Но вместо этого ты оставил меня сражаться с этим миром в одиночку. — Ты должна поверить мне, когда я говорю тебе, что это последнее, что я когда-либо хотел сделать. — Но ты все равно это сделал. Он снова опускает голову, и я хорошо вижу его глаза. — Мне нужно, чтобы ты сказал мне почему, — настаиваю я. — Мне нужно знать, почему ты бросил меня. — Я не бросал тебя, милая. Он моргает, и пара слезинок скатывается по его старческим щекам. — Ты сделал это! — Я набрасываюсь на него, вырывая свои руки из его. — Ты здесь! Живой! И живешь в гребаной лжи! — Я прерывисто вздыхаю, встаю и прохаживаюсь по комнате, прежде чем закричать: — У тебя целая семья! Я видела их! Сын и гребаная дочь! — Схватившись за голову руками, я встаю и смотрю на него. — Ты просто... ты просто заменил меня, как будто меня никогда не существовало. Как будто я никогда не имела значения. — Никто никогда не сможет заменить тебя, — утверждает он, вставая и подходя ко мне. — Я просто забытое ничтожество. — Я никогда не забывал тебя, — говорит он, начиная расстегивать верхнюю часть своей рубашки. — Ты всегда была со мной. Когда его воротник и рубашка начинают расстегиваться, я вижу чернильную татуировку, и когда он обнажает грудь, я перестаю дышать. Там, поперек его груди, от плеча до плеча, мое имя выбито на его коже крупным шрифтом. — Даже если бы я захотел, я никогда не смог бы забыть о тебе. Я протягиваю руку и провожу пальцами по буквам своего имени. — Когда ты...? — Вскоре после того, как меня отправили в тюрьму. Я попросил своего сокамерника сделать это. Я прижимаю руку к его груди и чувствую, как его сердце бьется в моей ладони. — Я не понимаю. Мне сказали, что ты там умер. Он снова застегивает рубашку и спрашивает: — Ты позволишь мне объяснить? Я киваю, и он держит меня за руку, пока мы идем обратно к дивану, где все еще сидит Деклан. Мой отец держит мою руку в своей, а Деклан обнимает меня за талию, когда я смотрю на своего отца. — Они сказали тебе, почему я попал в тюрьму, верно? — Торговля оружием. Он кивает. — Через семь лет после моего приговора федералы пришли встретиться со мной. Похоже, что один из пистолетов был использован для убийства четырех правительственных чиновников из Целевой группы Соединенных Штатов по борьбе с незаконным оборотом оружия, когда они находились в Аргентине, чтобы арестовать один из местных крупных наркокартелей, — объясняет он. — Все оружие, которое прошло через меня, было проверено, чтобы убедиться, что серийные номера были правильно сбриты, но, когда вы работаете с уличными бегунами, ошибки неизбежны. Как бы то ни было, федералы предложили мне сделку о признании вины. Я передаю имена в обмен на немедленное освобождение. Я знал, что рискую, но я бы прошел через расстрельную команду, чтобы вернуть тебя, — горячо говорит он, и я крепче сжимаю его руку. — Так что же произошло? — Оказывается, это была уловка, — рассказывает он. — Как только я передал имена, мне дали два варианта: немедленно перейти в программу защиты свидетелей или вернуться в свою камеру. Если бы я вернулся в свою камеру, я был бы мертв в течение нескольких дней, я был наркоманом и некоторые из тех парней, с которыми я был там, были каким—то образом связаны с именами, которые я только что назвал федералам. — Он берет мою другую руку в свою и пристально смотрит на меня. — Они использовали тебя, чтобы добраться до меня, принцесса. С того момента я знал, что больше никогда тебя не увижу и мне все равно казалось, что меня убивают, потому что моя жизнь не существовала без тебя. — А место твоей могилы? — Поскольку уровень угрозы моей жизни был настолько велик, федералы сочли за лучшее инсценировать мою смерть. Я умолял их позволить мне взять тебя с собой в программу, но они отказались. Мои руки были связаны. Хотя какая—то часть меня думала, что так будет лучше для тебя. Я подумал, что это даст тебе успокоение, а не то я просто исчезну без следа. — Ему требуется мгновение, чтобы собраться с мыслями, прежде чем сказать: — И вот ты здесь. Совсем взрослая и такая великолепная. Я продолжаю проливать душевную боль, когда воспоминания о том дне, когда мне сказали, что он умер, слезы падают с моих глаз и стекают по моему лицу. Я помню, как лежала в постели с Пиком. Он обнимал меня часами, пока я рыдала. — Они заверили меня, что ты в хорошей семье и что у тебя даже есть приемный брат. Рука Деклана внезапно сжимается на моей ноге, он думает, что я собираюсь рассказать отцу о своих страданиях. Часть меня хочет этого, потому что это была ложь, я не была в хорошем доме, и негодование от того, что могло бы быть, гноится во мне. Я хочу рассказать ему о пытках, которые я перенесла, чтобы я могла дать ему этим пощечину. Я в ярости из—за того, что меня обманули и лишили той хорошей жизни, которая, как он предполагал, у меня была. Но я не собираюсь говорить ему, я не могу. Я должна солгать, потому что говорить ему правду было бы бесполезно. С прошлым покончено, и его нельзя изменить, ему было бы только больно это знать, и, в конце концов, я просто хочу его любви. — Они сказали мне, что ты счастлива и процветаешь. Я заставляю себя улыбнуться. — Да, я была счастлива. — А твои приемные родители... они были добры к тебе? — Ммм—ммм, — отвечаю я и киваю. — Обо мне хорошо заботились. Ложь ржавым шипом пронзает мои вены, видеть облегчение в его глазах почти изнурительно. — Вы все еще близки? — Нет. Они умерли, — говорю я ему. — И мой брат тоже. И слезы, которые наворачиваются на мои глаза при одном упоминании Пика, воспринимаются моим отцом как скорбь по всей моей приемной семье. Это не так, они предназначены исключительно для Пика. Чего он не знает и никогда не узнает, так это того, что все трое погибли из—за меня — от моих рук. — Мне так жаль. У тебя есть другая семья? — Только Деклан, — говорю я ему. — Вы двое женаты?